История российского торгпредства в Норвегии. статья размещена с согласия авторов.
Пересадило Р.В., Репневский А.В. Кадры и организация торгово-дипломатической работы России в Норвегии: сравнительная характеристика (XIX в. – 30-е гг. XX в.) //Северная Европа: Проблемы истории. – 2003. – Вып. 4. – С. 191–210.
Кадры и организация торгово-дипломатической работы России в Норвегии: сравнительная характеристика (XIX в. – 30-е гг. XX в.)
[191]
На протяжении последнего десятилетия наблюдается устойчивый рост интереса к российско-норвежским взаимоотношениям. Историографический обзор обширной литературы по данным проблемам дал известный специалист по скандинавской истории А.С. Кан на XIV Конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии в Архангельске в сентябре 2001 года1. На самой конференции, отвечая на вопросы, к числу наименее изученных направлений профессор Кан отнёс историю экономики (в частности, экономическую историю Норвегии XIX века).
Многие моменты экономических отношений не раз затрагивались исследователями Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска и других центров изучения Фенноскандии2. Однако тема хозяйственной деятельности русских консулов в Северной Норвегии до сих пор выпадала из сферы внимания историков. К сожалению, это относится и к самой последней работе мурманских и норвежских скандинововедов. Замечательный и уникальный во многих отношениях учебник «Соседи на крайнем Севере»3 освещает практически все аспекты отношений России и Норвегии. Но и в нем в главе «Русские в Финнмаркене», специально посвящённой торговым связям, русские консульства даже не упомянуты.
Данная проблема несколько раз ставилась и в российской, и норвежской печати4. Однако по-прежнему остаётся малоизученной. Хотя ещё в конце XIX в. российская периодика обращала внимание на значимость «консульского» вопроса во всё назревающем кризисе шведско-норвежской унии5.
Консулами являлись официальные представители, назначаемые правительством одной страны в города (особенно портовые) другой, для охраны и защиты там экономических, правовых, культурных и прочих интересов назначившего их государства, а также интересов граждан и юридических лиц этого государства. Консулы бывали: 1) штатными, состоящими на государственной службе своей страны, и 2) нештатными, или почётными. Штатные консулы делились на: 1) генеральных консулов; 2) консулов; 3) вице-консулов; 4) консульских агентов. Консулы освобождались от всяких повинностей, прямых налогов, за исключением налогов на лично принадлежащую им недвижимую, промышленную или торговую собственность, налогов [192] на наследство, а также на доходы, извлекаемые в стране пребывания и не имеющие отношения к их служебной деятельности (напр., на торговое или промышленное предприятие)6. Генеральному консулу подчинялись все другие, но юридической разницы в правах и обязанностях не существовало.
Таким образом, российские консульства (впрочем, так же как и генеральные консульства и вице-консульства) являлись по сути экономическими институтами. Такое положение обуславливалось многочисленными торговыми конвенциями между Шведско-Норвежским королевством и Российской империей. Российские и финляндские товары поступали на склады в Стокгольме, Готтенбурге, Карлсгамне, Ландскроне, Христиании, Хаммерфёсте «и во всех прочих норвежских портах, в коих имеются таможенные камеры, на условиях, постановленных для такового же рода товаров, привозимых на судах Шведских и Норвежских»7. Формально главной обязанностью становилась защита экономических интересов страны. На деле функции консулов оказывались гораздо шире. Прежде всего, эти чиновники, как непосредственные очевидцы, анализировали экономическую ситуацию. Другое важное направление – информирование занимающихся торговлей об изменениях в международном праве. С 1 апреля 1819 г. вступил в жизнь новый королевский таможенный устав Швеции-Норвегии, отменивший старый «Устав о таможенных местах от 1 февраля 1797 года»8. Сообщило об этом в Министерство финансов Российской империи генеральное консульство в Христиании. За разъяснениями по толкованию таможенных правил к консулу мог обратиться любой российский моряк или купец. Существовал даже специальный консульский сбор с приходящих к портам судам9.
Консулы определяли практическую эффективность межгосударственных торговых соглашений и информировали о любых изменившихся условиях (в торговле и т.п.), снижавших выгоды прежних договоров. Так в 1895 г. российский консул в Варде (Микаель Антон Холмбое) сообщал о том, что торговый трактат 1838 г. уже не отражает реальной ситуации в российско-норвежской торговле10.
Большое внимание консулы уделяли изучению хозяйственного развития страны пребывания. Типичный пример – донесение русского консула в Северной Норвегии Островского, который сообщал министру государственных имуществ о состоянии китобойного промысла. Согласно этим данным, на 28 октября 1889 г. в Норвегии били китов 32 парохода из 20 кампаний. Островский объяснил и причины упадка промысла на севере России и Норвегии (падение цен на жир в Англии), предложил меры увеличения доходности поморских предприятий исходя из норвежского опыта11. Проявляя заметный интерес к экономическому развитию Норвегии, российские консулы преследовали несколько целей. Во-первых, следили [193] за перспективными направлениями внешней торговли, во-вторых, «примеривали» чужой опыт на российские условия.
Донесениями консулов интересовались министерства внутренних дел, государственных имуществ, конечно же, иностранных дел, а также военные ведомства. В частности, в годы I мировой войны Морской генеральный штаб России получал сведения о потерях норвежского торгового флота от немецких мин и подводных лодок12. Бывали случаи, что наши консулы выполняли и секретные поручения. В частности, в 1913 г. вице-консул в Бергене выполнил посредническую функцию в переговорах (правда, неудачных) между Морским генеральным штабом России и норвежским изобретателем о покупке «самодвижущейся мины»13. Интересно, что согласно источникам пост вице-консула в это время занимал Йенс Йохан Гран, подданный Норвегии14. В годы I мировой войны консулы следили за выполнением судовладельцами Норвегии обязательств по фрахту: пароходы арендовались для транспортировки военных грузов из Европы и Америки в Архангельск, большое число шло через Вардё и Тромсё15. В целом, обязанности консулов носили рутинный, но в отдельные времена и сезоны напряжённый характер.
Согласно норвежским данным, в 1826 г. в Норвежском королевстве (без учета Швеции) работали: 1 генеральный консул (барон Штевен в Христиании), 1 консул (барон Роде в Христиании) и 7 вице-консулов (барон Крон в Бергене, С.Т. Мо в Кристиансанде, Й.С. Рейланд в Ставангере, С.Й. Бах в Мольде, С. Гарманн в Тронхейме, Т. Гранте в Тромсё, С.П. Адерманн в Хаммерфёсте)16. К началу XX в. вице-консулы помимо перечисленных городов действовали в Вадсе, Арендале, Тонсберге, Ларвике, Алезунде, Фредрикстаде, Хаугезуне, Буде, Флеккефьорде17. Кроме того, с 1879 по 1906 гг. вице-консул России работал в Фарсунде18. Консульские должности занимались десятилетиями. Согласно «Статскалендарю» 1829 по 1915 гг. в Христиании сменилось всего 6 генеральных консулов. Если пост генерального консула занимали российские подданные, то вице-консулы носили, как правило, норвежские фамилии и были норвежскими же гражданами. Норвегия здесь не является исключением, в XIX в. считалось вполне разумным назначать на такие должности местных жителей, знающих локальные условия (В этом случае не требовалось специальной подготовки их по изучению языка, обычаев, торговых правил и т.д.). Более того, зачастую такие поручения выполнялись «на общественных началах», т.е. без определения фиксированного жалованья. Однако желающие занять такие вроде бы недоходные места всегда находились. Такая должность считалась престижной. Добровольные консулы и назывались нештатными или почетными. Они не состояли на государственной службе назначившей их страны. Как правило, это были местные жители из числа уважаемых купцов или промышленников. Они продолжали [194] заниматься своей основной деятельностью, иногда получая определённый процент с консульских поступлений. Почётные консулы подчинялись одному из штатных консулов. Деятельность нештатных консулов характерна для императорской России, в советское время они не назначались.
Одним из ярких примеров таких нештатных, или как их ещё называли, торговых консулов стал российский вице-консул в Тромсё Конрад Холмбое19. 3 мая 1913 г. министр иностранных дел России представил царю предложение о награждении Холмбое орденом Св. Станислава 2-й степени «по случаю исполнившегося 50-летия его усердной службы в занимаемой должности»20. Занимая этот пост, Конрад уже владел фирмой «M.W. Holmboe & soen». Основателем фирмы считается Микаель Уилде Холмбое, известная личность в истории Северной Норвегии.
М.У. Холмбое – потомок Йенса Холмбое, известного судьи в округах Эрвике в Тронденесе в первой половине XVIII в. В 1817 г. М. Холмбое основал знаменитую в Северной Норвегии фирму с одноимённым названием. Но еще раннее в 1807 г. Холмбое стал известен как способный служащий своего родственника А. Гиэвера в Тромсё, успешно выполняя различные поручения и управляя кораблём свояка. В 1819 г. Холмбое построил собственный дом в конце Твергатен (Tverrgaten). Это было добротное двухэтажное строение стоимостью 2000 спецдаллеров. В период с 1819 по 1837 гг. он вёл торговлю в товариществе со своим братом Эвеном Холмбое. Среди горожан Холмбое пользовался уважением и считался специалистом во многих областях. В 1820 г. он стал пожарным инспектором, а в 1836 г. был избран директором Тромсё-Спаребанка, который после этого начал активно вкладывать средства в экономику города.
Его сын Конрад Холмбое стал участвовать в предприятии отца с 1846 г., став в 1854 г. полноправным компаньоном. После этого фирма и получила своё название «M. W. Holmboe & Soen» («Холмбое и Сын»). Примерно с этого же времени предприятие начинает играть одну из центральных ролей в экономике Тромсё.
При Конраде Холмбое фирма заняла ведущее место в морских отраслях хозяйства, в том числе и в развитии судоверфи Тромсё. Конрад решил специализироваться в т. н. «русской торговле» («russehandel»)21, пароходных сообщениях, экспорте и импорте на Бергенских и Нордфьельских пароходных линиях.
После смерти М.У. Холмбое в 1863 г. фирма полностью перешла в руки Конрада. Он сократил экспортные операции на южном направлении, резко увеличив товарооборот с Северной Россией. Торговля с Россией вместе с пароходным сообщением приносила фирме немалые доходы.
С 1916 г. фирма управлялась Конрадом единолично, но в 1919 г. реорганизовывается в семейное предприятие. С этого же времени начинается закат «Холмбое и Сын», и в 1924 г. фирма прекращает [195] своё существование22. Таково было типичное социальное положение семейства, члены которого могли претендовать на дипломатическое доверие России.
Вероятно российские власти решили, что Конраду Холмбое, возглавлявшему собственную фирму, построившему свое экономическое благополучие на торговле с Россией, удастся наилучшим образом выполнять и функции вице-консула в Тромсё. Впрочем, для самого вице-консула пост служил весьма выгодным подспорьем в бизнесе. Материалы Архива Тромсё дают довольно полную картину деятельности фирмы во второй половине XIX – начале ХХ вв. Большую часть бумаг фирмы «Holmboe & Soen» составляет корреспонденция (телеграммы, письма и т.п.) между вице-консульством Тромсё и консулами в городах Северной Норвегии (Варде, Вадсё, Хаммерфёст)23. В телеграммах вице-консулов сообщались сведения о ходе промыслов, ценах на рыбу, количестве судов24. Для главы фирмы, торговавшей с Россией, доступ к такой информации являлся бесценным с коммерческой точки зрения. Сфера деятельности «Холмбое и Сын» удивляет своим разнообразием: это не только чисто коммерческие операции торгового дома Холмбое по продаже рыбы в Северной России и закупке русской муки (чем традиционно и ограничивают российско-норвежские отношения в этот период). «Холмбое и Сын» одновременно являлась своего рода кредитным банком: русские купцы не раз обращались к российскому вице-консулу с просьбой о выделении денег на проведение торговых операций25. Недостаток денежных средств особенно остро ощущался в период промыслов, когда русские торговцы за короткий срок тратили большие суммы на соль (выловленную рыбу необходимо было засолить в течение нескольких часов). Хотя по сообщениям военно-морского агента в Христиании, «русские купцы, приезжая на русских пароходах из Архангельска, Александровска и др. мест, привозили с собой огромные суммы» (в одном лишь городке Варде у местных купцов к 1917 г. скопилось несколько миллионов русских рублей), однако и этого не хватало26. Для засолки требовалось огромное количество соли. По донесениям российского консула в Хаммерфёсте (вероятно, Островского) оживление в торговле вызывало усиленное фрахтование судов и имело своим последствием то, что соль, заказываемая в Англии норвежскими купцами, как правило, заблаговременно, в феврале, вследствие недостатка судов зачастую доставлялась в Финнмаркен только в конце июня27. Первым поморским судам, приходившим в Вардё уже с 20 мая, приходилось терять время в ожидании. Ситуацию усугубляли плохие уловы норвежских рыбаков, мелководье на Северной Двине (соответственно невозможность доставить русскую муку водным транспортом до Архангельска). В этой ситуации фактически монопольным поставщиком-посредником соли являлась «Холмбое и Сын». [196] Архивные документы начала века свидетельствуют, что «соляной» кредит для некоторых поморов составлял порой несколько тысяч рублей за сезон28. В 1906 г. русский рыботорговец Е.В. Могучий, обращаясь к вице-консулу, так описывал ситуацию: «...еду в Архангельск, для покупки рыбы оставляю Стрелкова, капитана на galias «Maria», рыба очень дорога, деньги тратятся скоро, если он обратится к Вам за деньгами, то вышлите ему по указанному им адресу денег, 2000 крон»29. В сезон следующего 1907 года Е.В. Могучий получил от Холмбое ещё 7000 крон и, собираясь в Финнмаркенские становища, обратился с просьбой застраховать груз двух судов30. В финансовых операциях между русскими скупщиками рыбы и торгового дома нередко использовались и иностранные банки. Схема существовала следующая: купец выписывал поручительство на получение денег в Тромсё или любом другом городе Северной Норвегии от Холмбое, который телеграфировал об этом дебитору. После чего деньги из Архангельска, либо из Петербурга переводились на счёт фирмы, как правило, в Гамбургский банк31. В тоже время консульства (не только в Тромсё, но и в Тронхейме, Вардё и других городах) официально занималось страхованием грузов, в частности закупаемой норвежской рыбы32.
Услугой «Холмбое» пользовались владельцы грузовых судов – аренда судоверфи и ремонт кораблей33. Причём в случае затруднительных ситуаций вице-консул выступал как доверенное лицо русских капитанов. В 1907 году Р. Вахтин, владелец судна «Воля», опасаясь продажи своего корабля с молотка (Вахтин попал в кораблекрушение, потерял весь груз английской соли), обратился к Конраду с просьбой представлять свои интересы во всех финансовых и судебных учреждениях34. Нередко вице-консульство занималось наймом матросов для русских судов, устраивало лечение заболевших членов экипажа, в то же время предлагало услуги товарных складов для хранения товаров35. По присылаемым заказам из Архангельска, Онеги и других городов Архангельской губернии «Холмбое» занималось и перевозками внутри Норвегии, попутно страхуя грузы, оказывало посреднические услуги в торговле с Россией другим норвежским фирмам («Karl J. Hall», «J.A. Killengreen & Soen», «A. Ebeltoftjun»)36.
Другой стороной деятельности торгового дома являлась закупка товаров в России (как правило, лесных материалов)37. В 1911–1914 г. торговый дом открыл целую серию представительств в Вологде, Великом Устюге и других городах Архангельской губернии для закупки бересты, нанимая русских же комиссионеров38. Для доставки продукции в Архангельск использовались специально построенные баржи, до Тромсё – фрахтовались суда Мурманского пароходства. Финансовые операции обслуживали Русский для внешней торговли банк, Волжско-Камский банк, Спаребанк Норвегии, Северо-Немецкий банк (Гамбург). Товарооборот составлял [197] десятки тысяч тонн39. Иногда фирме приходилось обращаться за помощью к адвокату, когда комиссионеры не выполняли взятых на себя обязательств, как, например, это случилось с мещанином И.П. Рыбниковым40.
Особенной чертой здесь является то, что поморы не делали разницы между Российским Генеральным консульством, возглавляемым Конрадом Холмбое, и предприятием, собственностью семьи Холмбое. В письмах, записках к «Кондрату Михалычу» поморы обращались именно к вице-консулу, даже в тех случаях, когда речь шла о чисто коммерческих отношениях (покупка товаров, просьбы о кредите)41.
Проведение торговых операций облегчалось и тем, что пост вице-консула в Варде с 1888 по 1898 гг. занимал брат Конрада Микаель Антон Холмбое. Затем до 1904 г. на этом посту находился Расмус Холмбое, но, правда, нами не найдено отчетливых сведений о родственных связях этого последнего Холмбое с Конрадом.
В конце XIX – начале ХХ вв. в архангельской прессе развернулась кампания против «иностранных хищников». Прежде всего, имелся в виду, браконьерский лов рыбы иностранными судами в российских территориальных водах. Но в целом, можно говорить о неудовольствии экономическим влиянием Норвегии на Севере России. Колонизацию Мурманского побережья норвежцами называли тогда мирным завоеванием Мурмана42. По данным, приводимым В.В. Сусловым, улов мурманских промышленников во второй половине 80-х годов XIX в. достигал 1.077.000 пудов за сезон43. Треть добычи шла в Санкт-Петербург, треть – за границу, остальное – в Архангельск. Тогда же начинается и полемика о защите российских интересов в Северной Норвегии. В 1886 г. кольский уездный исправник докладывал губернатору, что «меновая торговля в Норвегии идёт весьма неудовлетворительно»: отсутствовал спрос на доски, мука, купленная в Архангельске по 8 рублей 50 копеек, шла по 7 рублей, из-за больших уловов у норвежских берегов ожидалось понижение цен на мурманскую рыбу44. Вследствие плохих уловов около мурманских берегов поморы шли в Финнмаркен. Это добавило проблем консулам. В 1889 г. российский консул в Хаммерфёсте, докладывая о русско-норвежских столкновениях, предложил провести нумерацию всех промысловых судов двух государств.
По указу шведского короля от 8 апреля 1890 г. «кормщик на рыболовной лодке и шкипер судна, которые пожелают производить лов рыбы из какой-либо гавани Финмаркенской губернии, обязаны... объявить чиновнику инспекции о своём приходе, так и о своём имени и месте жительства, а равно и об именах и местах жительства находящихся на их службе лиц»45. В 1915 г. на посту вице-консула в Вардё мы видим Андрея Кошкина, в Тромсё – Александра Павлова, в Хаммерфёсте – Александра Кратирова. К концу I мировой войны становится принято назначать на должности вице-консулов в [198] Норвегии российских подданных, с определённым жалованьем, подотчётных правительству.
Как известно, восстановление отношений большевистской России с Западом началось с признания Советов «де-факто», т.е. с установления торговых отношений. Организация торгового обмена поручалась теперь «торговым представительствам» (сокращенно «торгпредствам»). Само это понятие было новым явлением в практике международных экономических отношений. Торгпредские работники приняли на себя коммерческие обязанности прежних российских консулов как в центре (Христиания), так и на местах. Они занимались статистикой торговых связей, анализом состояния экономики и перспективами промышленного развития страны пребывания, составляли справки на фирмы, с которыми Россия намеревалась иметь торговые дела. Они же разрешали время от времени конфликты, возникавшие по торговой линии, содействовали заключению коммерческих сделок. Работники торгпредств обладали почти всеми теми же дипломатическими привилегиями, что и консульские деятели императорской России. Можно сказать, что видимая практическая сторона деятельности этих российских дипломатических представителей до и после революции 1917 г. во многом совпадала. Правда в советское время изменилась и усложнилась структура торгово-дипломатических служб.
Задачи торгпредских работников коренным образом отличалась от сути прежней коммерции. Торгпредство отражало стремление РСФСР обеспечить государственную монополию внешней торговли. В этом смысле деятельность торгпредств была политизирована. Особенно это касалось периода первой половины 20-х гг., когда в большинстве Западных стран еще не существовало советских полномочных представительств (полпредств или посольств).
Первое развернутое «Положение о Торговых Представительствах СССР за границей» было оформлено приказом № 7 по НКВТ от 16 августа 1923 г.46. Предписывалось иметь две основные части в структуре миссии: регулирующую и коммерческую. Причем регулирующая стояла на первом месте в документе не случайно. На неё возлагался контроль над осуществлением монопольного характера внешнеэкономических связей. Этот документ заложил юридическую основу деятельности внешнеторговых органов Союза ССР.
Следует указать, что торгпредство в Христиании было одним из первых советских торговых учреждений такого рода. Оно родилось еще в конце 1921 г. Важно отметить, что организованное в Осло пару лет спустя полномочное представительство СССР выросло и вызрело в недрах торгпредства.
В соответствии с первым параграфом двустороннего Соглашения от 2 сентября 1921 г. Норвегия и Россия допускали на свои территории «на равных условиях» официального представителя и торговых агентов другой стороны численностью до 20 человек. Статьи [199] 2–6 и 11 определяли права этих лиц. С подбора кандидатур и началось формирование штатов. Москва определила своим представителем Льва Михайловича Михайлова (1872–1928). Об этом типичном представителе первых советских торговцев расскажем подробнее. Его настоящая фамилия Елинсон. Лев Михайлович был одним из когорты первых большевиков. Он член партии с 1896 г., участник революции 1905-7 гг., позже сотрудничал в «Звезде» и «Правде». По окончании карьеры торгпреда с 1924 г. и до своей смерти являлся секретарем Всесоюзного общества старых большевиков. В политическом отношении Л.М.Михайлов был исключительно надежным человеком. Инициативен, упорен в достижении поставленных целей и хорошо образован. Для возглавленной им торговой миссии в Норвегии придумали специальный термин «Русская торговая делегация в Норвегии», а её глава позже был назван «полномочным представителем» (Befullmektiget representant)47.
31 октября 1921 г. Торговому департаменту Норвегии был предоставлен, полный список торгпредовцев – 11 человек, включая жен и детей48. В начальный год работы торгпредство РСФСР арендовало небольшое здание совместно с полпредством и только в последствии приобрело собственное помещение на Инкогнитогаттен, 24б. Это совсем недалеко от королевского дворца и по соседству с дипломатическими особняками других стран. Домик советской делегации был скромнее и дешевле других. Первый торгпред Михайлов одновременно являлся непризнанным полпредом.
Следует сказать, что в «Норвежском Статскалендаре» за 1919 г. представителями России в Норвегии числились 22 лица, назначенные Временным правительством в 1917 г.49. Фактически это были те же лица, которые служили еще царю Николаю II. До 1923 г. новые данные о каких-либо представителях России в Норвегии не публиковались вовсе. В этой ситуации прежние русские дипломаты могли считать себя в 1921–1922 гг. при исполнении обязанностей.
Деловая структура торгпредства сложилась в декабре 1921 г. следующим образом: одна его часть занималась делами Наркомата внешней торговли, вторая ведала делами Госторга. К первой части относился секретариат, секция лицензий и бухгалтерия. На этой ниве трудились всего 6 человек. Вторая, и наибольшая, часть имела торговый отдел, финансовый отдел, бухгалтерию, секретариат, канцелярию и агентство в Вардё50. Численность штата, работавшего на Госторг, составляла 11 человек. В первом отчете торгпредства за 1921/22 гг. говорится, что в это время разделение на отделы было довольно условным. Общая же численность торгпредства равнялась 17 единицам. Плюс 2–3 человека относились к создаваемому полпредству. Мы видим, как постепенно количество дипломатических представителей подтягивалось к дореволюционной цифре – 22 человека.
Интересно представлен в отчете за 1921/22 гг. социальный и партийный состав торгового представительства. В последующих документах [200] никаких указаний на социальный состав не имеется. В отчете же за первый год деятельности отмечается, что два работника по происхождению из рабочих, три – из крестьян, еще три человека дворянской крови и девять остальных вышли из мещан. Как видим, состав вполне разнороден. Рабочие и крестьяне еще в явном меньшинстве. Главным, в НКИД тогда было не происхождение, а деловые способности и лояльность к советским властям. Кстати, членов РКП тоже было относительно немного – 7 человек. 9 чиновников беспартийны. А один работник – бухгалтер-норвежец из агентства в Вардё – вообще «принадлежал к правым с 1896 г.»51. Но, по отзывам Михайлова, дело знал, работал хорошо, и его политические взгляды никого не беспокоили. Представить такой состав любого представительства СССР за границей в 30-е годы, да и в годы после II мировой войны уже просто невозможно.
Обращает внимание и образовательный уровень торгпредовцев первого призыва. Четыре человека имели высшее образование, девять – среднее, еще четверо – домашнее (так записано в документе)52. Для того времени это вполне удовлетворительный ценз образованности. Главным недостатком было другое – отсутствие специальной торговой, финансовой и дипломатической подготовки и опыта. Их приходилось возмещать общей культурой и старанием.
Авторы первого отчета часто и справедливо сетовали на существенные недостатки финансирования. Так в отчете для НКВТ от 26 марта 1923 г., т.е. по прошествии целого квартала нового финансового года, находим такую жалобу: «утвержденной сметы на 1922/23 год мы до сих пор не имеем и никаких ассигнований ни на свое содержание, ни на содержание агентства не получили»53. Низки были и ставки чиновников торгпредства. Минимум оплаты изначально был определен в 480 норвежских крон. Оклад этот совершенно не сопоставим с солидным денежным довольствием членов подобной норвежской Миссии в РСФСР. Однако и после этого «оклады много раз менялись в сторону понижения»54. Всего за год они уменьшались четырежды и в общем результате стали вдвое меньше. В связи с этим в цитируемом отчете отмечено: «Быт не налажен <...> особенно тяжело семейным». Таких финансовых бед дореволюционные дипломаты России (прежде всего многочисленные консулы) не испытывали. Военный атташе в Скандинавии граф А.А.Игнатьев писал, что в начале ХХ века «Русская же миссия существовала в полном смысле этого слова на средства своего посланника, богатейшего бессарабского помещика Крупенского», славившегося «своим подчас слишком подчеркнутым восточным хлебосольством»55.
С 1921/22 хозяйственного года в работе торгового представительства РСФСР осуществлялся принцип хозяйственного расчета. Его деятельность самоокупалась. Прибыль образовывалась от комиссионных за успешно или досрочно выполненную работу. Этим [201] советские дипломаты-торговцы 20-х гг. также отличались от консулов старой России, получавших либо достаточное жалование, либо имевших доход от собственной коммерции в стране пребывания. Торговые успехи позволили торгпредству РСФСР не только содержать себя, но иногда подкреплять кассу полпредства, предоставляя последнему деньги в долг. В частности, за счет торгпредства была оплачена поездка А.М.Коллонтай в Гаагу и оказана существенная помощь команде архангельского парохода «Юшар».
Центральной задачей торгпредства в 20-е гг. ХХ вв. были закупки рыбы, А со второй половины 20-х годов – запродажи русского зерна. На рубеже 20-х и 30-х гг. его внимание было сосредоточено на приобретении больших партий норвежского алюминия и специальных сплавов, а также на попытках серьезно расширить номенклатуру советского экспорта. Успешно занималось торговое представительство и договорами о предоставлении Москве крупных гарантируемых норвежским правительском торговых кредитов.
Первые переговоры относительно приобретения соленой сельди провел с конца октября 1921 г. полпред Л.М.Михайлов В результате была оформлена покупка за наличный расчет 219 000 бочек весенней и крупной сельди56. Но поскольку советское правительство запасами валюты не располагало, норвежцы быстро поняли, что новых больших заказов за наличный расчет не будет. Ещё большей по масштабам была так называемая «рыбная операция 1922 года». Она была построена на ином финансовом принципе предварительного кредитования приобретаемого товара. Переговоры на этот счет начались в январе 1922 г. Было очевидно, что внешне чисто финансовое соглашение на самом деле носило политический характер. Норвежское государство впервые должно было на официальном уровне гарантировать то, что большевики в срок вернут взятые взаймы у банков средства. 24 марта Его Величество король Хокон VII подписал проект представления стортингу по этому вопросу. В тот же день предложение Торгового Департамента за №50 «О частичной госгарантии на кредитные продажи России засоленных по русскому способу рыбы, стурсильд и ворсильд улова настоящего года» было представлено парламенту министром Л.Ю. Мувинкелем. 3 апреля Договор о первой советско-норвежской государственной кредитной сделке был подписан и на следующий день вступил в силу. Условия этого документа составили базу для всех подобных соглашений до 1928 года. Общая стоимость сельдяного и рыбного заказа 1922 г. составила около 16.000.000 норвежских крон, что вполне сопоставимо с размерами российских закупок начала ХХ в.57. С учетом оплаты фрахта и тары цена заказа достигла 20.000.000 норкрон58.
Работы по отправке рыбы было много. Крупная и весенняя сельдь грузились с 15 мая по 26 июля 1922 года. Всего было отправлено 30 пароходов из разных норвежских портов59. Торгпредство наняло и содержало солидный штат браковщиков и инспекторов из [202] числа норвежских граждан. Это П.Э. Герман, Ф.Ф. Келлер, Юргенсен, Сивертсен. Зато у торгпредства практически не было забот с доставкой рыбы в Россию. Торгпред Михайлов писал по этому поводу: «Транспортные операции Торгпредства сводятся лишь к чисто технической документальной практике и контролю, т.к. все основные сделки были совершены «сиф»60 при посредстве крупнейшей в Норвегии фирмы «Бергенское Пароходное Общество»61.
Одной из задач торгпредства считалась выдача лицензий организациям, выступающим самостоятельно на внешнем рынке, и контроль за их торговыми операциями. Прибыв поздней осенью в Христианию, руководители представительства обнаружили, что разовые торговые операции здесь ведет Архгубсоюз. Представительство старалось контролировать все без исключения сделки. На севере Норвегии выступал с товарно-обменными операциями Архангельский Совнархоз, привезший разных товаров, как-то: веревок просмоленных, стоянок, фанеры, пушнины разной, замши, смолы, пека, лесных материалов на общую сумму 145.491 крона 99 эре. Вывезено было из Норвегии тем же Совнарохозом сельди, соленой и сухой рыбы на 136.658 крон»62. Как убеждаемся, перечень доставленных и импортируемых товаров был самый традиционный, характерный еще для прошлого столетия. Многие из них по причине быстрого промышленного развития самой Норвегии и последующей индустриализации СССР не имели будущего. Торгпредству и его комитентам предстояло искать новые виды товаров и иные формы сделок.
В задачи агентства в Вардё входило всестороннее обслуживание, наблюдение и учет морской связи между странами, включая почтовую, между соседними регионами. Все экспортные товары, предназначенные для Норвегии и заготовленные различными северными организациями, направлялись в Норвегию также через Вардё. Отвечало агентство за направление и регулирование торговли поморов. Агентство выполняло также и консульские функции под руководством заведующего консульской частью торгпредства.
Летом-осенью 1922 г. в руководстве и составе торгпредства и полпредства в Норвегии произошли первые серьезные изменения. Штаты урезались. По новым приказам в развившемся полпредстве состояло и получало жалование 9 человек, а в торгпредстве оставалось 10. Причем Михайлов получал жалование только по должности полпреда, хотя руководил и торпредством. А Н.О. Кучменко, зав. финчастью торгпредства, получал жалование только по своей параллельной должности в полпредстве. Штат торгпредства был сильно урезан по сравнению с первоначальным (17 человек). 13 декабря 1921 г. в специальной записке в финансовый отдел Наркомвнешторга Михайлов просил определить состав делегации в 22 человека и считал, что это необходимый минимум для полноценной работы63. Но его требованиям в НКВТ не вняли.
[203]
С лета 1922 г. состав торгпредства стал быстро меняться. 25 июня миссию возглавил Яков Суриц64. Позже в руководящий коллектив вошли: Александра Коллонтай – советник делегации, Владимир Ошмянский – первый секретарь, Марсель Боди – личный секретарь, Яков Ковалевский – шеф торгового отдела, Адольф Гай – консул (он же занимался и разведкой в среде белой эмиграции) и Александр Кузнецов – торговый и морской агент в Вардё. Остальные работники занимали вакансии технического персонала и в норвежском статскалендаре не числились65.
Новый руководитель советской торгово-дипломатической миссии был намерен глубоко реконструировать торгпредство и полпредство. Он немедленно поставил перед НКИД вопрос о слиянии в целях экономии всех скандинавских полпредств66. Изучив документы миссии, он написал: «Во всем представительстве нет ни одного, который владел бы свободно норвежским и русским, и приходится прибегать к сложной и неудобной системе двойных переводов»67. Суриц намеревался как-то устранить этот недостаток за счет наличного состава миссии (?!), перемещая сотрудников в должностях. Вскоре Я.З. Суриц понял, что никакие перестановки дела не улучшат, и потому в развернутом обосновании потребовал увеличить штат собственно торгпредства хотя бы до 10 человек, включая двух машинисток и курьера68. Ни о каком объединенном представительстве всех Скандинавских стран он уже не вспоминал. Не поддержала этой ранее высказанной Сурицем идеи и Москва.
Установка Наркомвнешторга и Наркоминдела на сохранение в Норвегии отдельной миссии была правильной. Но постоянное стремление Москвы сократить штаты недальновидно. Сиюминутная экономия нанесла в перспективе гораздо больший экономический и политический ущерб.
Попытку серьезных преобразований в структуре торгпредства в 1922 г. можно признать объективным явлением притирки и настройки этого инструмента государственной внешнеэкономической политики. Была надежда, что сокращение штатов вызвано чрезвычайными (разовыми) обстоятельствами голодной и разрушенной страны, в которых год-два еще следовало экономить на всем и перетерпеть. Но эта надежда рассеялась как дым. К сожалению, вынужденная, тотальная, показушная, часто мелочная политика жесткой экономии стала перманентной чертой советской государственной машины. Кроме того, бесконечные перестройки, реорганизации, ротации, «чистки» и, наконец, репрессии 30-х гг. стали болезнью всего советского общества, разрушительно повлиявшей и на деятельность торгового представительства. Эти два отрицательных момента не давали работникам всех рангов времени накопить опыт, толком осмыслить коммерческие интересы Родины в Норвегии, заработать личный авторитет в кругах местных бизнесменов и политиков. С каждой очередной перестройкой или «чисткой», [204] с каждой кампанией по сокращению штатов в нашем представительстве все чаще оказывались случайные люди, главным достоинством которых была пролетарская анкета. Это были честные работники, но большинство из них не задерживалось в стране надолго, а потому не успевали познать язык, почувствовать культуру Норвегии. В 30-х годах эта особенность усугубилась. Практически никаких личных контактов с обществом, кроме необходимых деловых и бытовых, во второй половине 30-х годов не допускалось. Редким исключением была А.М. Коллонтай. Она не боялась тесных неофициальных и полуофициальных связей с самыми разными слоями норвежского общества.
Пожалуй, только при её руководстве торгпредством и полпредством одновременно (1923 год) и последующие пару лет, когда она возглавляла только полпредство, но и с коммерческими делами оставалась плотно связана, необоснованных реформ структуры и состава представительств не проводилось69. Отсутствие кадровых перетрясок помогло достичь многих успехов. В 1923 г. было согласовано несколько концессионных соглашений, произошло признание СССР «де-юре», на исходе 1925 г. был заключен постоянный торговый договор. Все значительные межгосударственные акты были подписаны в промежутке между 1921 и 1925 гг.
Ежегодные поставки в РСФСР рыбы и сельди стабилизировались в эти годы на уровне 32–34 тыс. тонн, что создало базу для уважительного отношения к России как к полезному торговому партнеру Норвегии. Однако факт стабилизации послужил поводом для Москвы требовать нового сокращения штатов «в связи с уменьшением операций» по рыбным закупкам70. Новый торгпред Николаев Аким Максимович (четвертый в этой должности за 4 года) с конца 1925 г. вынужден был заняться очередной реорганизацией71. В результате все ранее самостоятельные оперативные отделы были слиты в один – торговый. А бывшие отделы: экспортный, хлебный, импортный и транспортный превращены в его секции. В свою очередь торговый отдел вместе с финансовым составил коммерческую часть торгпредства из 10 человек. Второй его частью по-прежнему осталась регулирующая. Пять её работников, включая торгпреда в качестве руководителя, призваны не допускать самовольного выхода на зарубежный рынок. Это был отдел чистых контролеров-надзирателей. Торгпреду напрямую отчитывался филиал в Вардё из 4-х чиновников, и воссозданное в феврале 1926 г. отделение в Бергене72. Подразделения имели общую канцелярию и архив в составе 3-х человек, включая шофера-секретаря. При торгпредстве существовал и консигнационный склад, на котором «из мелких товаров» для комиссионной реализации всегда были береста, зеленый горошек, белужья зернистая икра73. Всего, уже после закрытия отделения в Бергене, торговая миссия насчитывала 19 человек. [205] Сокращено, судя по отчету, 25% штата (4–5 служащих)74. А еще через год к концу 1926 г. «сократили» и самого А.М.Николаева. Этим актом завершилась вторая крупная перестройка. Пятым шефом торгпредства назначили Иосифа Исидоровича Элердова75. Он продержался на посту долее многих – до начала 1930 г. Реорганизованная структура торгпредства с середины 20-х годов может быть схематически представлена следующим образом.
Организационная структура торгового представительства
И вот что удивительно: титанические усилия Москвы по сокращению штатов в торговом представительстве Норвегии до середины 30-х гг., оказывались бесплодны. Торгпреды бодро рапортовали об очередном сокращении кадров в отчетах за 1921/22, 1925/26, 1926/27 годы, но потом в ходе практической работы всеми правдами и неправдами восстанавливали численность представительства до необходимого минимума. Таковым для торгпредства в Осло была магическая цифра в 22–24 человека. Только на период пятилетки индустриализации этот аспект потерял актуальность. Штат определялся делом, а не формой. В отчете за 1928/29 год подробный разбор штатного состава исчез с первой страницы и переместился в самый конец – на 95-ю страницу, где указывалось только общее количество работников. А ведущее место занял серьезный анализ экономической и политической ситуации на норвежском рынке товаров76.
С середины 30-х гг. отлаженная структура советской торговой миссии стала подвергся реальному сокращению и в конце концов [206] была разрушена. Вместо обычных 20 служащих с апреля-мая 1935 г. в его составе осталось всего два ответственных работника77. Пересмотренные функции этого ссохшегося органа с 1936 г. предусматривали полное переключение на информационную работу для внешнеторговых объединений Советского Союза. Только между 1933 и 1939 гг. сменилось 6 торговых советников (так назывался тогда пост руководителя торгпредства в составе посольства). О результатах их деятельности почти нечего сказать. Торговые документы 1936–1939 гг. отрывочны и немногочисленны. Оперативные отчеты сухи и коротки. В них, как правило, отсутствуют аналитические оценки и толковые предложения. Все операции импорта-экспорта с 1935 г. предписано было перенести в Союз. Теперь норвежские промышленники должны были отправляться в Москву для переговоров с внешнеторговыми объединениями (Экспортлес, Промэкспорт, Экспортхлеб, Союзпушнина, Минералэкспорт, Техноэкспорт, Инторгкино). Само наименование этих объединений ориентировало на продажу, а не на покупку. Результатом такой предвоенной «перестройки» стало регулярное невыполнение экспортных планов СССР.
Торгпредство в Осло после бурного периода жизнедеятельности по выполнению контрактов первой пятилетки испытывало состояние упадка. Это был некий орган полностью растворившийся в ослабленном полпредстве. Подобную торговую политику нельзя признать рациональной.
Сравнивая кадровый состав и организацию деятельности дипломатических служб Императорской России и РСФСР (СССР) на примере Норвегии, приходим к следующим выводам:
Набольшие различия на организационном уровне наблюдались именно в коммерческой деятельности, ибо царская империя не знала понятия торгпредство и никогда не ставила задачу обеспечения всеобъемлющей государственной монополии внешней торговли. Принципиально различные идеологии хозяйствования и привели к дифференциации практической деятельности в коммерческой сфере старых консулов и советских торгпредовцев.
Обязанности старых российских посланников, консулов и их аппарата в Норвегии, по словам дипломата графа А.А.Игнатьева, «не были обременительны»78. Их жизнь была достаточно спокойной и размеренной, тогда как деятельность советских торгпредовцев и полпредовцев в Осло была более напряженной и насыщенной, особенно в 20-е – начале 30-х гг. ХХ в.
Важно отметить, что посольство (полпредство) РСФСР в Норвегии в силу обстоятельств выросло из торгпредства. Эта черта характерна в первой половине 20-х гг. ХХ века для многих советских посольств.
Советские торгпреды представляли экономические интересы только государства, а не его частных лиц. По этой же причине советские [207] дипломаты не имели права заниматься коммерческой деятельностью в личных целях, что было нормой, например, для российских консулов в Норвегии до революции.
Российские дипломаты на уровне консулов до революции могли быть гражданами той страны, в которой они оперировали. В советское время такое не допускалось.
В 20–30-е гг. ХХ в. советские дипломаты в Норвегии были сосредоточены в основном в Осло. Одна–две конторы торговой миссии на периферии не были постоянными, хотя за представителями полпредства СССР было закреплено договорами право на создание постоянных консульств в Бергене и Вардё. А вот в дореволюционные времена российские консулы постоянно работали сразу в добром десятке пунктов этой страны и особенно активно на севере Норвегии (в Финнмаркене).
Быстро и существенно менялся после революции социальный и образовательный состав торгпредств. Если в 1921–1922 гг. в его штате в Христиании еще преобладали дворяне по происхождению, интеллигенты большевики старой формации, то к началу 30-х гг. такие лица, как посол А.М. Коллонтай, А.А. Бекзадян, становились скорее исключением, чем правилом. На смену им на низовых и средних постах дипломатического корпуса активно утверждались интеллигенты первой советской образовательной волны, у которых недоставало глубоких академических знаний, широты кругозора, общей культуры, широты и свободы мышления.
Еще одной проблемой советского посольского аппарата в Норвегии в 20–30-е гг., оказался языковой барьер. Многие дипломаты новой формации изучали немецкий, французский, английский, но, как правило, норвежским или шведским владели плохо или не владели совсем. Они недостаточно знали историю и культуру страны пребывания. Изучить на месте язык, культуру часто не представлялось возможным, так как работали они в данной стране недолго, максимум несколько лет.
Весьма ограниченными оказались финансовые возможности советских торговых представителей за границей. Дипломаты царского времени в силу своего социального происхождения, частной хозяйственной деятельности, накопленных капиталов и высокого жалования таких проблем не испытывали.
Проще было до революции и с личной безопасностью дипломатов. Самое большее, что могло с ними случиться – отставка (увольнение со службы). 30-е гг. ХХ в. показали, что советский дипломатический корпус в Норвегии, как и в других странах, подвергался постоянным, часто необоснованным преобразованиям, чисткам и даже репрессиям. Процесс замен иногда походил на калейдоскоп, и накануне II мировой войны отражал кризисное состояние, как всей международной обстановки, так и советско-норвежских отношений. Между тем дипломатические работники дореволюционного [208] времени, бывало, занимали свои посты десятками лет, почти пожизненно, и даже передавали их «по наследству» своим детям.
Отмеченные выше различия не означают, что советский дипломатический аппарат не справлялся с поставленными задачами. Он их выполнил в целом адекватно. Просто в силу послереволюционного переходного периода и более сложных и объемных задач все недостатки дипломатической и экономической подготовки кадров выявлялись более определенно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Россия и Северная Европа. К итогам XIV Конференции по изучению Скандинавских стран и Финляндии. – Архангельск – Москва, 2001.
2 В числе недавних работ, например, Г.П. Попов, Р.А. Давыдов. Мурман. Очерки истории края XIX – начала ХХ веков. – Архангельск, 1999.
3 Соседи на Крайнем Севере. Россия и Норвегия. От первых контактов до Баренцева сотрудничества. – Мурманск, 2001.
4 Репневский А.В. СССР – Норвегия: экономические отношения межвоенного двадцатилетия. – Архангельск, 1998; Пересадило Р.В. Швеция-Норвегия: экономическая деятельность на Европейском Севере на рубеже XIX – ХХ вв. //Ломоносовские студенческие научные чтения. Выпуск 1. – Архангельск, 1999; Peresadilo R. Den oekonomiske virksomheten ved russiske konsulater i Norge rundt forrige еrhundreskifte //Norge – Russland 2004/2005. Norsk – russisk forbindelser i perioden 1814–1917: Rapport fra tverrfaglig konferanse ved Norsk Folkemuseum 10–12 mars 2001. – Utenriksdepartementet, Oslo, 2001.
5 Берендтс Э. О шведско-норвежской унии. Историко-политический этюд. – Ярославль, 1895, С. 61.
6 См. Дипломатический словарь. – М., 1948, Т.1.
7 Российский государственный исторический архив (далее РГИА), Ф. 95, оп. 7, д. 25, л. 278.
8 РГИА, Ф. 19, оп. 3, д. 886, л. 78.
9 РГИА, Ф. 1149, оп. 3, д. 89, л. 2.
10 РГИА, Ф. 20, оп. 6, д. 991, л. 12об.
11 РГИА, Ф. 398, оп. 75, д. 146, лл. 66–69.
12 Российский государственный архив военно-морского флота (далее РГАВМФ), Ф. 418, оп. 1, д. 3947, л. 33.
13 РГАВМФ, Ф. 418, ОП. 1, 3928, лл. 29–29об.
14 Norges Lof- og Stats-Calender for Aaret 1913. – Kristiania, 1914.
15 РГАВМФ, Ф. 418, Оп. 1, д. 3948, л. 3.
16 Norges Lof- og Stats-Calender for Aaret 1826. – Cristiania, 1827.
17 Norges Lof- og Stats-Calender for Aaret 1915. – Kristiania, 1916.
18 Там же.
19 Написание фамилии этого вице-консула в русских документах – Гольба не совсем точно передаёт звучание норвежского варианта.
20 РГАВМФ, Ф. 418, оп. 1, д. 3928, л. 39.
21 Kraft, Salomon. Pomorhandelen paa Nordnorge under 1800–talets foerra haelft. – Tromsoe, 1968.
22 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27.
23 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 259.
24 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 312.
25 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 299.
[209]
26 РГАВМФ, Ф. 418, оп. 1, д. 3954, л. 2.
27 РГИА, Ф. 20, оп. 5, д. 44, л. 12.
28 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 297.
29 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 300.
30 Там же.
31 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 241.
32 РГАВМФ, Ф. 418, оп. 1, д. 3954, л. 2.
33 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 301.
34 Там же.
35 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 240.
36 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 239.
37 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 293.
38 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 344.
39 Там же.
40 Там же.
41 Statsarkiv av Tromsoe, Privatarkiv № 27, Box № 244.
42 С. Постников. К оживлению Мурманских промыслов //ИАОИРС. – 1910. – № 8.
43 В.В. Суслов. Путевые заметки о Севере России и Норвегии. – СПб., 1888, С. 32.
44 Государственный архив Архангельской области (далее ГААО), Ф. 1, оп. 8, т. 1, д. 1922.
45 ГААО, Ф. 1. оп. 8, т. 1, д. 1954, л. 35.
46 ГААО. Ф. 49. оп. 1. д. 227. л. 138.
47 Norsk Statskalender 1923. – Kristiania, 1923. – S. 67–68.
48 RA. K. 1261/14. HD. № 209. Gr. K. 2. Sak 4. Gjenopptagelse av handelen med Russland. 1921. Bind V, 1. Дополнительный список сотрудников Представительства РСФСР в Христиании от 31 октября 1921 г.
49 Norges Statskalender for aaret 1919. – Kristiania, 1919. – S. 91–92.
50 Историко-внешнеэкономическое управление Министерства внешнеторговых связей РФ (далее ИВЭУ РФ). Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, лл. 141–142.
51 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 142.
52 Там же.
53 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, лл. 100, 144.
54 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 143.
55 А.А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. – М., 1955. – Т.1. – С.472–473.
56 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 146.
57 Бацис П.Э. Русско-норвежские отношения в 1905–1917 гг.: Автореф. дис. … к.и.н. – М., 1973, Шрадер Т.А. Торговые связи русского Поморья с Северной Норвегией: Конец XVIII – нач. XX вв.: Автореф. дис. … к.и.н. – Л., 1985.
58 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 146.
59 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 155.
60 «Сиф» означает поставку продавцом закупленного груза до порта доставки, а «фоб» – только до места погрузки. Естественно, что цены «сиф» выше. В них входит и стоимость погрузки и перевозки груза. РСФСР в это время фактически не располагала своим торговым флотом. Не был еще организован и фрахтовый рынок, поэтому приходилось прибегать к услугам «сиф».
61 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 158.
62 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 4, л. 156.
[210]
63 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 5, л. 4.
64 Архив внешней политики РФ (далее АВП РФ). Ф. 04, оп. 30, п. 199, д. 52326, л. 31.
65 Norges Statskalender for aaret 1923. – Kristiania, 1923. – S. 67–68.
66 АВП РФ. Ф. 04, оп. 30, п. 199, д. 52326, л. 32.
67 АВП РФ. Ф. 04, оп. 30, п. 199, д. 52326, л. 38.
68 АВП РФ. Ф. 04, оп. 30, п. 199, д. 52326, л. 48–50.
69 АВП РФ. Ф. 04, оп. 30, п. 202, д. 69, л. 6.
70 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 41, л. 79.
71 Там же.
72 Там же.
73 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 41, л. 80.
74 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 42, лл. 3–4.
75 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 42, л. 5.
76 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 74, лл. 1–35, 95.
77 ИВЭУ РФ. Ф. Торгпредство, оп. 12136, д. 129, лл. 27–28.
78 А.А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. – М., 1955. – Т.1. – С.473.
© текст, Пересадило Р.В., Репневский А.В., 2003
© HTML-версия, Шундалов И.Ю., 2008
