В данной статье предложена хронологическая периодизация развития промыслового хозяйства на Белом море в кон. XVIII — нач. XX вв. Автор систематизирует накопленные знания о рыбном хозяйстве и выделяет несколько промысловых районов, исторически ориентированных на вылов того или иного вида рыбы.
частично опубликована: Алексеева Я.И. Беломорское рыболовство с конца XVIII в. по 1920-е гг. //Исторический опыт научно-промысловых исследований в России: Тез. Всерос. науч. конф., посв. 150-летию со времени организации первой отечественной экспедиции под руководством К.М. Бэра и Н.Я. Данилевского. — М.: ВНИРО, 2002. — С. 22-24.
Беломорское рыболовство с конца XVIII в. по 1920-х гг.
1. История рыболовства на Белом море
Рыболовство, по всей видимости, имело для поморов большое значение со времени заселения ими прибрежных районов Белого моря. С IX в. (по другим источникам — с X—XI вв.) русские стали расселяться по берегам Онеги и Северной Двины. Их привлекали в северных районах в первую очередь богатые естественные ресурсы, пушные и морские звери, рыба и птица. Посадники и бояре со своими ватагами занимали удобные для себя земли, строили села и владели ими на правах частной собственности (Огородников, 1890, с. 4—7). Первоначальному этапу стихийного заселения поморских территорий соответствовало стихийное же освоение водных угодий (речных, озерных, морских), при котором наблюдалось более или менее равномерное развитие рыболовных и зверобойных промыслов на основе природных ресурсов, составлявших главное богатство приморских районов: семги, трески, «белой» рыбы, моржа, тюленя (Бернштам, 1978, с. 20, 90).
До середины ХVI в. северные земли не имели источников сбыта, довольствуясь меновой внутренней российской торговлей. Торговлей занимались Кола, Варзуга, Мезень, Кеврола, Пустозерск. Новые источники сбыта возникли в конце ХVI в., когда началась торговля с Англией, и через Белое море (Архангельск) открылся торговый путь к Западной Европе (Огородников, 1890, с. 38—143). К началу ХVI в. на побережье Белого моря сформировалось поморское население со специфическим морским рыболовно-зверобойным хозяйством. В XVII в. Поморье включилось в систему всероссийского внутреннего рынка в качестве морской рыбо-зверопромысловой области. С ростом численности поморского населения и, далее, в связи с хозяйственной деятельностью монастырей, которые имели огромное, во многие времена, определяющее значение для развития торговли и промыслов, начинают развиваться отдельные виды промыслов, особенно те, которые, во-первых, более надежно обеспечивали пропитание на большую часть года, и, во-вторых, добыча которых имела высокую товарность (ценность), т.е. пользовалась спросом в областях Русского государства, поставлявших в Поморье хлеб. Вполне естественно, что уже в ХVI в. в поморском хозяйстве всех заселенных к тому времени берегов определилась ведущая роль морских промыслов, лучше всего отвечавших обоим названным условиям и ставших основой крестьянской и монастырской экономики (Бернштам, 1978, с. 20, 90; Огородников, 1890, с. 22). Если, по всей видимости, до XVIII в. большую роль для поморов играли промыслы, связанные с дальними путешествиями за пределы Белого моря за такой дорогостоящей добычей как пушнина и моржовый клык, а также другие морские звериные промыслы и Мурманский лов трески, то с XVII—XVIII вв. стало возрастать значение местного прибрежного промысла на Белом море. Это время совпало с началом упадка поморского мореплавания в конце XVII в., снижением числа судов и дальних промысловых экспедиций (Бадигин, 1955, с. 180; Мавродин, 1955, с. 10—11), а также с умалением Архангельска как центра северной торговли (1720—1730-е гг.) в связи с возникновением Петербурга (Огородников, 1890, с. 143).
Помимо семужьего промысла, который, вероятно, возникал одновременно с каждым временным или постоянным поселением, стал активно развиваться сельдяной промысел. Возникший, вероятно, не ранее XV—XVI в., промысел сельди распространился в первую очередь в Кандалакшском и Онежском заливах, находившихся под экономическим контролем Соловецкого монастыря и отличавшихся богатым ловом.
Роль сельдяного промысла начала заметно увеличиваться в XVIII в., особенно в тех районах, где эта рыба вылавливалась в больших количествах для продажи (Кандалакшский, Карельский, Онежский, часть Поморского берегов, устье Северной Двины). На Кандалакшском берегу сельдяной лов заменил мурманский тресковый промысел, и уже к концу XVIII в. занял ведущее место в экономике этого берега. Наважий промысел вошел в число ведущих беломорских промыслов в конце ХIХ в., хотя и до этого времени навага ловилась повсеместно и имела достаточно важное торговое значение на Поморском, Онежском берегах и в устье Северной Двины. В конце ХIХ — начале ХХ вв. наважий промысел стал одним из главных промыслов на Зимнем берегу, п-ве Канин и др. (Бернштам, 1978, с. 92; Кузнецов, 1960, с. 13).
2. Основные местные рыбные промыслы Архангельской губернии ( XIX — начало XX вв.)
Рыбные промыслы являлись основным занятием населения и главным источником дохода во всех приморских уездах Белого и Баренцева морей наряду с морским звериным промыслом (Кольский и Мезенский уезды), оленеводством (Кольский уезд), лесной промышленностью (Архангельский, Кемский, Онежский уезды). Рыболовные промыслы, кроме того что служили для местных жителей важнейшим источник существования, также давали значительную часть продуктов для вывоза за границу, в северные и центральные губернии России. В отдельных местностях рыболовство являлось единственным источником экономического благосостояния жителей (Пустозерская волость Печорского уезда) и повсеместно служило источником их пропитания (Бернштам, 1978, с. 40—41; Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862, Т. 6; Жилинский, 1919, с. 209; Книпович, 1897; Рыболовство в России в 1900 г., 1901; Энгельгардт, 1897; и др.).
Для Белого моря наибольшее промысловое значение имели семга и сельдь. С ХIХ в. третье место по значимости занимала навага.
Семга. Речная и морская добыча семги была распространена повсеместно от Печоры до Норвегии, включая Белое море. В этих районах был сосредоточен весь семужий промысел России.
Наибольшее количество семги добывалось жителями Терского берега и Печоры. Количество семги в общем улове по отношению к другим видам рыб увеличивалось с запада на восток по Терскому берегу, достигая в селениях Кузомень и Поной практически 100%. Жителям Терского берега за счет лова семги, в отличие от других поморов Белого моря, для поддержания благосостояния не было необходимости идти ловить треску и палтуса на Мурман. Семга была наиболее прибыльной для продажи рыбой во всех уездах, в ней нуждались столичные и другие российские рынки, поэтому даже в селениях Кандалакшского залива, где основной улов состоял из сельди, а доля семги в общем улове составляла всего лишь долю процента, прибыль от продажи семги была довольно значительной и составляла от 10 до 20% общей прибыли. Наибольший доход по региону от промысла семги получал Архангельский уезд. Уловы семги в большинстве районов были относительно стабильны, величины уловов незначительно колебались по годам, тенденции к снижению уловов не было (Голубцов, 1910, с. 363; Книпович, 1897, с. 134—150; Минейко, 1875, с. 127; Солдатов В.К., 1928, с. 120—121; Труды Архангельского губернского статистического комитета за 1890, 1891, с.101; Энгельгардт А.П., 1897, с.193; Якобсон, 1914, с. 7).
Сельдь. В ХIХ—начале ХХ вв. уловы сельди, наряду с уловами трески, являлись наибольшими среди уловов баренцево- и беломорских рыб. Сельдь, как промысловая рыба, свойственна была почти исключительно беломорскому району. Сельдяной промысел практически полностью был сосредоточен на западном берегу Кандалакшского залива, сокращаясь на восток по Терскому берегу, и в Сороцкой губе Онежского залива Белого моря. В Кемском уезде сельдь составляла 70—80% от общего улова. В Кандалакше, Княжой, Ковде, Чернорецкой уловы сельди достигали практически ста процентов от общего улова. Особенно отмечали все исследователи рыболовства изобилие сельди в Сороцкой губе. В Онежском и Архангельском уездах также существовал промысел сельди, однако уловы были не слишком значительны и сильно колебались по годам. На Мурмане сельдь употреблялась для наживки и на собственное потребление (Варпаховский, 1902, с. 28; Голубцов, 1910, с. 363; Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862, Т. 6; Книпович, 1897, с. 81; Минейко, 1875, с.127; Энгельгардт, 1897, с. 61).
Навага. В ХIX—начале ХХ вв. навага, как и сельдь, являлась объектом промысла почти исключительно для беломорского района. К концу XIX — началу XX вв. промысел наваги занимал третье по значению место на Белом море, существовал в Кемском (9—16% от общего улова), Онежском (12—40% от общего улова), Архангельском (27—51% от общего улова), Мезенском (около 70% от общего улова) и Кольском (20—50% от общего улова ) уездах, Т.е. по Белому морю повсеместно от Чешской до Кандалакшской губы.
Наиболее значительный промысел велся на южных и восточных берегах Белого моря, увеличиваясь к востоку от Кандалакши, где добывалось самое незначительное количество наваги (прилов), и достигал наибольшего размаха в Мезенской губе Белого моря, у берега Канина, в Чешской губе Баренцева моря. В Мезенском уезде наважий промысел являлся главным рыболовным промыслом и обеспечивал жителям значительные заработки. На втором месте по величине уловов наваги стоял Кемский уезд. Довольно много наваги добывалось здесь на Поморском берегу от Кеми до Нюхчи. Значительным был промысел в устье Двины. К западу от Ковды навага специально не промышлялась (Голубцов, 1910, с. 363; Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862, Т. 6; Книпович, 1897; Рыбные промыслы Ледовито-Беломорского бассейна, 1922, с. 18).
Озерно-речная рыба. Озерно-речное рыболовство было распространено повсеместно на Европейском Севере, изобилующем пресными водоемами. В отдельных районах промысел речной и озерной рыбы приносил значительную прибыль и являлся одним из главных занятий населения. Как правило, объектами промысла в таких районах служили лососевые и сиговые рыбы. В Пустозерской волости Печорского уезда уловы сигов, нельмы, пеляди, чира, зельди и др.составляли более 80% от общего вылова (основную часть уловов составляли, по всей видимости, нельма и сиги).
Значительную часть от общего улова (20—50%) составлял улов озерных и речных рыб (большей частью сигов) в Кольском уезде. Наиболее значим этот промысел был здесь для Кольско-Лопарской волости.
Основной промысел составляло озерное рыболовство в отдельных волостях Кемского уезда — Вычетайбской, Опангской, Кестенгской, не граничащих с морем и имеющих на своих территориях крупные озера, также имело большое значение в Кеми, Керетской (сиговый промысел) и Поньгамской волостях (Варпаховский, 1902, с. 16—20; Жилинский, 1919, с. 210; Книпович, 1897).
3. Характеристика рыболовства Кандалакшского и Онежского заливов Белого моря с конца XVIII в. по 1920-е гг.
Длительный период с конца XVIII в., когда появились первые описания беломорского рыбного промысла (Крестинин, 1787), до середины 1920-х гг., по всей видимости, имел много общего в организации промысла, способах лова, сбыте и первичной обработке уловов, в значимости промысла для местного населения. Мы попытались выделить некоторые общие черты в рыболовстве прибрежных районов Белого моря на примере Кандалакшского и Онежского заливов, о которых на протяжение этого времени в литературе встречается наибольшее число сведений. При описании рыболовства мы попробовали выделить возможные причины, влиявшие на величину улова и связанные с условиями рыболовства данного периода, а не с биологией и численностью промысловых рыб.
Организация лова. Каждое селение, часто совместно с близлежащими более мелкими селениями, имели свою общину (общество), которая распоряжалась промысловыми угодьями и тонями. Община контролировала распределение тоней в промыслах, которые имели наибольшее значение. В селениях Кандалакшского залива по установленному обычаю ограничивался только весенний подледный лов сельди, иногда (Кереть) лов летней ивановской сельди, во многих местах — сиговый лов, и повсеместно в Кандалакшском и Онежском заливах, за исключением отдельных селений, лов семги. Менее доходные и значительные промыслы (лов летней сельди в Кандалакшском заливе; озерно-речной рыбы; обычно лов камбалы, трески, кумжи и прочей морской рыбы). Община ежегодно распределяла тони, к началу XX в., как правило, по согласованию членов общины, ранее преимущественно с помощью жеребьевки (в 1910—11 гг. жеребьевка осталась в Кеми, Поньгаме, Панозере).
На Поморском и Онежском берегах в зимнем сельдяном лове границы для селений не устанавливалось и традиционно существовал захватный лов, не обходившийся без споров и драк по меньшей мере до 1930 г. (Бернштам, 1978, с. 13—143; Телегин, 1931, с. 6).
С XVII—XVIII вв. тони могли сдаваться общиной с торгов в аренду или продаваться. В некоторых селениях тони распределялись между крестьянами общества бесплатно, после чего те распоряжались ими по своему усмотрению — ловили или сдавали в аренду (семужьи и сельдяные тони — Кереть, морские семужьи тони — Черная Речка). В большинстве селений тони или часть тоней сдавались в аренду своим крестьянам на покрытие общественных расходов (семужьи тони — Кандалакша, Ковда, Кемь, Подужемье, Выгостров, речные семужьи тони — Черная Речка, несколько сельдяных тоней — Кереть), или же крестьянам соседней общины — за деньги или в обмен на угодья (Сороцкое об-во несколько десятков лет до начала XX в. сдавало речные семужьи тони крестьянам Шижни в обмен на сенокосные угодья; Кандалакшское общество ежегодно сдавала 2 семужьи тони крестьянам Колвицы; Керетское общество — несколько семужьих тонь крестьянам с приписанных к обществу выселок) (Алеев, 1913, с.28; Книпович, 1897, с. 62; Якобсон, 1913, с. 9—72; Якобсон, 1914, с. 6—106).
Для рыбной ловли крестьяне объединялись в артели, как правило по семейно-соседскому принципу. Создания наибольших артелей требовал сельдяной лов: в Кандалакшском заливе для лова большим неводом создавались так называемые «лодки» (15—20 человек), состоящие из объединения нескольких семейных артелей по 6—10 человек; в Сороцкой губе небольшие артели в 12 человек ловили зимой и по талой воде несколькими (как правило четырьмя) неводами (Алеев, 1913, с. 13). Семужий лов не требовал больших артельных объединений за исключением постановки забора, и часто, особенно в селениях, где мужчины уходили летом на Мурманский промысел, велся силами женщин, подростков и стариков.
Прибыль распределялась между крестьянами в виде паев. Часто плата (лов сельди, Кандалакшский залив) состояла в определенной доле улова. Плата владельцу невода, лодки, лошади и других средств лова и перевозок состояла из нескольких паев. В XIX—XX вв. использовалась наемная рабочая сила, часто состоявшая из беднейших членов общины, продавших свой пай (Бернштам, 1978, с. 139—143; Минейко, 1875, с. 117; Никольский В.В., 1927, с. 107).
Орудия лова. До 1920—1930-х гг. на Белом море велся только прибрежный лов, при котором использовались массовые подходы морской и проходной рыбы к берегам, как правило, на нерест. При зимнем лове на величину уловов при этом могли влиять сильные морозы, когда залив (Онежский) сильно замерзал и мелководные участки, к которым были приспособлены орудия лова, становились недоступными (Телегин, 1931, с. 3). По всей видимости, в большей степени на нересте ловили и озерно-речную рыбу (щуку, окуня, плотву, яза, и др.), также используя их массовый подход к берегам.
Основным орудием сельдяного лова был тягловый невод. Зимой подо льдом он использовался как стоячий (Сороцкая губа). Для Онежского залива также обычен был лов сельди ловушками (мережами, рюжами), которые редко применялись в Кандалакшском заливе. Менее характерными были такие орудия лова как перемет и сельдяник (Алеев, 1914, с. 21; Варпаховский, 1902, с. 13; Голубцов, 1910, № 9, с. 368; Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862; Книпович, 1897; Крестинин, 1999, с. 422—424; Никольский В.В., 1927, с. 98; Рыбные промыслы Ледовито-Беломорского бассейна, 1922, с. 17). В 1918 в Кандалакшском заливе были введены для лова сельди ставные сети (Кожин, 1927, с. 16), а в 1924 г. в Кандалакшско-Сороцком районе — японские (дальневосточные) ставные невода (Глебов, 1924, с. 19—21). Эти орудия лова оказались удобными (в отличие от тяглового невода не требовали большого количества обслуживающих их ловцов; не зависели от рельефа дна при постановке) и уловистыми. К концу 1920-х — началу 1930-х гг. они стали для местных жителей наряду с тягловым неводом основными орудиями лова сельди (Алтухов, 1953, № 5, с. 40—41; Глебов, 1924, с.19—21; Кожин, 1927, № 1, с. 16; Тамбовцев, 1947, с. 30).
В семужьем лове на большей части рек использовались заборы (реки Воньга, Гридина, Калга, Сиг, Кемь, Кереть, Пулонга, Ковда, Нива и другие); заколы (реки Выг, Поньгама, Кемь и др.); почти повсеместно поезда, сети (Воньга, Выг, Кереть, Калгалакша, Кемь); и, преимущественно в Кандалакшском заливе, невода, гарвы и завески (морской лов); от Кеми до Онежского залива мережи; дорожка и удочки (на р. Ковда) (Алеев, 1913, с. 25—92; Богуслав, 1846, с. 265; Книпович, 1897, с. 56; Минейко, 1875, с. 117; Никольский В.В., 1927, с. 60; Новиков, 1936, с. 166; Описание Российской Империи в историческом, географическом и статистическом отношениях, 1845, с. 63; Розов, 1911, с. 18; Телегин, 1931, с. 3; Якобсон, 1914, с. 92—202).
Семужий промысел, в отличие от сельдяного, требовал довольно сложных и дорогих орудий лова, разных в разные сезоны для речного и морского лова, поэтому в большей степени зависел от общего экономического положения в районе. В начале 1920-х гг., при ухудшении снабжения местных жителей сильно снизился, особенно в тех местах, где не являлся основным: в 1921 г. в Княжой, Летней Реке, Шижне, Сальнаволоке почти не осталось промысла семги (Никольский В.В., 1927, с. 107).
Невода применялись также для лова сига, корюшки, озерно-речной рыбы (окуня, щуки, плотвы). На отдельных реках для лова сига и кумжи ставили забор с ловушками (Гридино, Калгалакша). Также сига, корюшку, озерно-речную рыбу ловили ставными сетями, ловушками (мережи – сиг; верши – озерно-речная рыба), удочкой. Удочкой ловили треску в Кандалакшском заливе.
Основными орудиями зимнего лова наваги в Онежском заливе являлись уды и рюжи. Также, по всей видимости, были довольно распространены такие ловушки как убеги. В середине-конце 1920-х гг. отмечается лов наваги в Сороцком районе ставными неводами (Жилинский, 1919, с. 139; Естественные производительные силы России, 1920, Т. VI, отд.2, с. 5—6; Книпович, 1897, с. 52—67; Никольский В.В., 1927, с. 165—168; Рыбные промыслы Ледовито-Беломорского бассейна, 1922, с. 17; Телегин, 1931, с. 13; Федоров, 1931, с. 90; и др.).
Мероприятия по развитию промысла. Плохой посол, «порча рыбы» в баренцево-беломорском районе отмечались во всех работах по исследованию рыболовства, начиная с первых (1787) до конца описываемого нами периода. Отдельные детали обработки сельди с конца XVIII в. по начало XX изменились, например, на побережье Кандалакшского залива стали солить сельдь в еловых бочках (1910—1911гг.), а не в сосновых (1787г.), смолистость которых, по словам В.Крестинина, рекомендовавшего для посола именно еловые бочки, портила вкус сельди, однако качество засоленной поморами рыбы оставалось таким же низким. Рыбу солили плохо, скупо, «по старинке», часто не сразу после поимки, она отличалась дурным вкусом и дешевизной. Исключение составляли только соловецкая сельдь, двинская и онежская семга (Богуслав, 1846, с. 280; Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862, Т. 6, с. 12; Жилинский, 1919, с. 210; Крестинин, 1999, с. 418—423; Розов, 1911, с. 15—16; Энгельгардт, 1897, с. 36; и др.).
Для улучшения обработки рыбы, развития и распространения промыслов на севере предпринимались неоднократные попытки по организации крупных промышленных компаний. С 1702 по 1721 гг. просуществовала компания по северным промыслам под руководством Меньшикова и Шафирова, которая была разогнана Петром из-за нерентабельности и воровства руководителей; попытки укрупнить северный промысел в осуществлялись в 1722, 1723, 1725 гг.; с 1742 г. по начало XIX в. было предпринято несколько попыток организовать крупные предприятия по сельдяному промыслу с использованием более прогрессивных западных технологий обработки рыбы и техники лова, которые быстро теряли капитал; дело во всех случаях ограничивалось тем же частным промыслом местных жителей, что и прежде (Описание Российской Империи в историческом, географическом и статистическом отношениях, 1845, с. 18—23).
Возможно, одной из причин этих неудач был хотя и ограниченный, но налаженный, сложившийся исторически сбыт дешевой рыбы населению северных губерний. Архангельская и окружающие ее губернии ежегодно ждали дешевую северную рыбу, она являлась одним из основных компонентов питания средних и бедных слоев населения (Архангельский сборник, 1865, ч.1, кн. 2, с. 306—307). Когда в 1780-х гг. архангелогородец Петр Звягин наладил в Калгалакше (Карельский берег) заготовку высококачественной сельди по голландскому образцу и стал удачно сбывать ее во внутренних областях России, его дело было упразднено из-за архангелогородских и устюжских купцов, принявшихся возить в Москву и другие города России прежнюю плохо посоленную сельдь в голландских бочонках, выдавая ее за высококачественную (Крестинин, 1999, с. 419).
Кроме того, периодические колебания уловов сельди вплоть до практически полного их отсутствия в отдельные годы; сильная зависимость величины уловов сельди, наваги, морской семги от погодных условий из-за низкой техники лова, исключительно прибрежных орудий лова, по всей видимости, делали специализированное на одном промысловом виде крупное предприятие нерентабельным.
Благосостояние некоторых селений Кандалакшского залива (Кандалакша, Ковда, Княжая) практически полностью зависело от уловов сельди. «На деньги, вырученные от продажи сельдей, население приобретало все жизненно необходимые продукты и товары — от хлеба до рыболовных снастей» (Дело о скудости пропитания крестьян Кандалакшской волости Кольского округа по причине отсутствия сельдяных промыслов, 1785 г: по Бернштам, 1978, с. 92). Если сельди не было — год предстоял голодный (Крестинин, 1999, с. 414; Розов, 1911, с. 7). В 1909—1910 в Кандалакше сельдяной промысел приносил 84% от общего дохода, в Княжой — 79%, в Ковде — 50% (Якобсон, 1914, с. 70—78). В случае, если сельди не было несколько лет, рыбакам приходилось отправляться на Мурманский промысел (Кандалакша: 1890-е; 1926 гг.) (Краткий конъюнктурный обзор народного хозяйства Северо-Восточной области за первое полугодие 1925—26 гг., 1926, с. 94). В более устойчивом экономическом положении находились жители селений, имевших несколько основных сравнимых по прибыли промыслов. Так, несмотря на изобилие сельди в Сороцкой губе, жители Сороки и близких к ней селений Онежского залива занимались как сельдяным промыслом, так и наважьим, семужьим, во многих селениях главным источником прибыли был Мурманский промысел. В селениях, где помимо основного сельдяного (Сорока, Выгостров, Шижня) или Мурманского трескового (Сумпосад) промыслов имелось два или более значительных, сравнимых с основным источников дохода (другие промыслы, лесозаготовки, судостроение), в 1909—1911 гг. средний доход крестьянина составлял от 226 до 401 рублей. Заработки селений с одним или двумя основными источниками прибыли (рыбными промыслами или рыбным промыслом и лесозаготовками) в это же время имели средний доход от 30 до 243 рублей в год. Наибольший годовой заработок среди таких селений в 1909—1911 гг., отличавшихся достаточно хорошими уловами, имели селения Кандалакшского залива, специализированные на лове сельди: Княжая — 243 р., Кереть — 161 р., Кандалакша — 117 р., Ковда — 115 р., Черная Речка — 102 р. (Алеев, 1913, с. 60; Якобсон, 1913, с. 23; Якобсон, 1914, с. 74—102).
Таким образом, при имевшихся в описываемый период условиях лова и сбыта, вероятно, было выгодно многопрофильное хозяйство, ориентированное на разные промысловые виды и другого рода деятельность (лес, судостроение). В случае неулова того или иного вида такое хозяйство могло компенсировать потерю прибыли за счет других промыслов или видов деятельности. Практически единственное место на Белом море, где безбедно могли существовать хозяйства, ориентированные на один промысловый вид — Терский берег, где при высоких стабильных уловах семга полностью обеспечивала местных жителей (Книпович, 1897).
Возможно, какую-то роль в затрудненности нововведений играло и то, что местные общества, по-видимому, могли иметь достаточно большое влияние и, как правило, неодобрительно относились к посягательству на их промысловые угодья. В 1924 г первые опыты лова кошельковым неводом Кандалакшском заливе вызвали неудовольствие местных жителей, и лов был разрешен только после общих собраний граждан селений Кандалакши и Ковды, при условии, что 10% добычи при улове до 20 тысяч пудов, и 20% добычи при большем улове будут принадлежать этим селениям (Скворцов, 1924, с. 14).
Сбыт. С конца XVI в. до середины-конца 1920-х гг. основным центром северной торговли был город Архангельск (до возникновения Архангельска — Холмогоры).
По имеющимся с 1840-х гг. данным рыбу, промышляемую в весенне-осенний период (семга, кандалакшская и соловецкая сельди) солили и морем отправлялась в Архангельск (Богуслав, 1846, с. 280; Описание Российской Империи в историческом, географическом и статистическом отношениях., 1845, с. 263; Розов, 1911, с. 15—16).
Зимние онежские сельдь и навага морожеными на возах и санях вывозились скупщиками из Вологодской и Олонецкой губерний. Большая часть сельди реализовывалась в северных губерниях (Алеев, 1914, с. 19—20; Богуслав, 1846, с. 263; Трескин, 1892, с. 49). Навага доставлялась прямиком как в Вологодскую и Олонецкую губернии, так и в Москву и Петербург (Каменев, 1910, с. 14; Промысловые телеграммы, 1910, с.246; Якобсон, 1913, с. 25; Якобсон, 1914, с. 17). О сбыте семги и сельди мы имеем данные начиная с 1841—42 гг., о сбыте наваги — только с начала XX в.. Речная и озерная рыба (щука, налим, корюшка, плотва, язь, окунь) в прибрежных районах использовалась, как правило, для собственного потребления и местной продажи. Сига, судя по его довольно большому значению в промысле отдельных селений (Кемь, Кереть, Калгалакша), успешно продавали в Архангельск (Книпович, 1897) и Петербург (Исследования о состоянии рыболовства в России, 1862, Т. 6), однако сведения о его сбыте довольно отрывочны.
Возможности сбыта из-за дальности и дороговизны перевозок на севере были ограничены даже в первые годы (до конца 1920-х гг.) после строительства железной дороги. Некоторые виды из-за отсутствия возможностей сбыта вылавливались только для собственного потребления в малом количестве, хотя авторы отмечают их высокую численность, достаточную для товарного использования. Подобная ситуация отмечена в Ковде в 1911 г. для камбалы и корюшки (Розов, 1911, с. 20). На богатейшем озере Имандра имелся только мелкий промысел из-за бездорожья (Краткий обзор рыбных промыслов Архангельской губернии в 1908г., 1909, с. 354).
Ограниченные условия сбыта по всей видимости, существенно лимитировали верхние границы уловов (вероятно, помимо семги). Наиболее очевидно об этом свидетельствуют источники при описании зимнего промысла сельди и наваги. Поскольку рыбу для перевозки следовало заморозить, при оттепели цена на нее падала, приостанавливалась скупка (Алеев, 1914, с. 11; Богуслав, 1846, с. 265; Рыбное дело, 1910, с. 54—55), и ловцы часто прекращали промысел, торгуя только ранее уловленным (Рыбные промыслы, 1910, с. 105). Весной и летом при больших подходах сельди промысел прерывался из-за недостатка тары и соли (Гринер, 1926, с. 15; Богуслав, 1846, с. 265; Скворцов, 1926, с.16). В 1926 г. при большом весеннем подходе сельди лов был брошен из-за невозможности сбыть свежую рыбу (и, по всей видимости, недостатка тары и соли) (Краткий конъюнктурный обзор народного хозяйства Северо-Восточной области за первое полугодие 1925—26 гг., 1926, с. 94).
Миновать скупщиков и самим наладить сбыт крестьянам, как правило, не удавалось. В начале 1840-х в Поньгаме при улове больше обычного крестьяне попробовали отправить 3 тысячи пудов мороженой сельди на Шуньгскую ярмарку в Олонецкую губернию и едва смогли продать ее по цене извоза. Соответственно, подобные попытки производиться перестали (Богуслав, 1846, с. 269). В начале 1920-х гг., когда государственные учреждения предлагали очень невыгодные условия обмена рыбы на муку, сахар, соль и пр., рыбаки пытались самостоятельно выйти к рынку, но успеха также не добились (Никольский В.В., 1927, с. 35—93).
4. Состояние рыбного промысла к концу XIX — началу XX вв.
Поморы задолго до XVIII—XIX вв. занимались морским ловом рыбы, в то время как морские запасы других областей России до XIX в. практически не использовались, и слава о богатых ловлях поморов на севере была уже ранее Петра Великого, в сравнении с другими областями России, где морской лов в течение XIX в. сильно расширился (за XIX в. уловы более чем на 1/2 стали морскими), однако на берегах Белого и Баренцева морей в масштабах рыболовства произошло мало изменений (Кевдин, 1915, с. 52). Отсутствие крупных капиталов в промысле; приверженность поморов традиционному многовековому опыту; устаревшие орудия лова; низкая техника беломорского и мурманского рыболовства по сравнению с западной; жалобы русских промысловиков на усиленный успешный лов западными судами в наших северных водах (преимущественно в Баренцевом море); возрастающий экспорт в Россию иностранной рыбы, выловленной в северных морях, из-за неразвитости нашего промысла вызвали в конце XIX — начале XX вв. повышенное внимание государства и общественности к рыболовному промыслу Европейского Севера. Казна через Комитет помощи поморам русского севера истратила за 12 лет 1 073 000 рублей на поддержание северных (в основном Мурманского) промыслов, однако отдача была минимальной (Результаты ты промыслов Архангельской губернии по Памятной книжке Архангельской губернии, 1908, с. 737). Период с конца XIX в. по начало 1930 гг. стал, вероятно, наиболее продуктивным в истории северного рыболовства по количеству научно-промысловых экспедиций, больших исследовательских работ и публикаций в периодической печати. Все чаще ставился вопрос о необходимости ссуд для поддержания и развития северного промысла. В 1915—1917 гг. последовал еще более сильный, чем предыдущий (1884—1886 гг.), кризис в рыбной торговле и промышленности, затем смена власти и сильнейший упадок всех промыслов в начале 1920-х гг. в связи с плохим снабжением, монополизацией рыбной промышленности России и пр.. К концу 1920-х — началу 1930-х промысел восстановился, однако в нем произошли принципиальные изменения: изменились условия и рынки сбыта, орудия и техника лова, организация лова, величины уловов и Т.п. (Аверинцев, 1926, с.16; Никольский В.В., 1927, с. 60—130; Петрушевский, 1931, с. 149—150; Рыбный промысел и кооперация, 1917, №№ 4—5, с. 93; Тамбовцев, 1947, с.30); начался следующий период в развитии рыбного промысла.
ЛИТЕРАТУРА
1 Аверинцев С.В. 1926. Беломорские рыбные промыслы //Бюлл. рыб. хоз-ва. — № 1. — С.16.
2 Алеев В.Р. 1914. Промысел наваги и сельди по Онежскому и Кемскому берегам Белого моря зимою 1912 г. //Мат. к познанию русского рыболовства. — Т.3, Вып. 9. — Пг. — С.11—60, 193.
3 Алтухов К.А. 1953. Воздействие промысла на воспроизводство запаса мелкой сельди в Кандалакшском заливе //Рыб. хоз-во. — № 5. — С.40—41.
4 Архангельский сборник. 1865. — Ч.I, Кн.2. — Архангельск. — С.306—307.
5 Бадигин К. 1956. По студеным морям. — М. — С.180.
6 Бернштам Т.А. 1978. Поморы. Формирование группы и система хозяйства. — Л. — 176 с.
7 Богуслав И. 1846. Взгляд на беломорские промыслы и предположения об их устройстве //Тр. Имп. Вольн. эконом. о-ва за 1846 г. — Ч.1 - СПб. — С.265—280.
8 Варпаховский Н. 1902. Рыбные промыслы в Архангельской губернии в 1899 году. — СПб. — С.28.
9 Глебов Г. 1924. О сельдяном лове Кандалакшско-Сорокского района Белого моря //Бюлл. рыб. хоз-ва. — №10—12. — С.19—21.
10 Голубцов Н.А. 1910. Рыбные промыслы Архангельской губернии //Вестн. рыбопромышленности. — №№ 9—10. — С.363.
11 Гринер В. 1926. Осенний лов кандалакшской сельди //Бюлл. рыб. хоз-ва. — № 11—12. — С.15.
12 Дексбах К. 1924. Весенний сельдяной лов села Кандалакша //Бюлл. рыб. хоз-ва. — №№10—12. — С.25.
13 Естественные производительные силы России. 1920. — Т. 6, Отд. 2. («Рыбы»). — Пг.
14 Жилинский А.А. 1919. Крайний Север Европейской России. — Пг. — С.139, 209—210.
15 Исследования о состоянии рыболовства в России. 1862. — Т.6. Рыбные и звериные промыслы на Белом и Ледовитом морях. — СПб. — 257 с.
16 Каменев А.А. 1910. У помор Сумского посада //Изв. Арханг. о-ва изучения Русского Севера. — № 17. — С.14.
17 Кевдин В.А. 1915. Современное рыболовство России. — М. — С.52.
18 Книпович Н.И. 1897. О морских и звериных промыслах. — СПб. — 159 с.
19 Кожин Н. 1927. Сельдяной промысел Карельского берега Белого моря осенью 1926 г. //Бюлл. рыб. хоз-ва. — № 1. — С.16.
20 Краткий конъюнктурный обзор народного хозяйства Северо-Восточной области за первое полугодие 1925—26 гг. 1926 //Северное хоз-во. – №5—6. — С.94.
21 Краткий обзор рыбных промыслов Архангельской губернии в 1908 г. //Вестн. рыбопромышленности. — 1909 – Т.24, № 6. — С.352.
22 Крестинин В.В. 1999. Известие о рыболовстве беломорских сельдей, сочиненное в 1787 годе в городе Архангельском //Русский Север и Западная Европа. — СПб. — С.414, 418—423.
23 Кузнецов В.В. 1960. Белое море и биологические особенности его флоры и фауны. — М.-Л. — С.13.
24 Мавродин В.В. 1955. Русские полярные мореходы. — Л. — С.10—11.
25 Минейко Г.И. 1875. Статистическое описание сельского населения и его промышленности в Архангельской губернии. — Архангельск. — С. 117.
27 Новиков П.И. 1936. Кемская семга //Рыбное хоз-во Карелии. — Вып. 3. — С.150—170.
28 Огородников С.Ф. 1890. Очерк истории г.Архангельска в торгово-промышленном отношении. — Пг. — С.4—7, 22, 38—143.
29 Описание Российской Империи в историческом, географическом и статистическом отношении. 1845. — Т.1, Кн. 2. Архангельская губерния. /Сост. И.И. Пушкарев. — СПб. — С.18—23, 263.
30 Петрушевский Г.К. 1931. О промысле наваги зимой 1929—30 гг. //Изв. Лен. НИ ихтиолог. ин-та. — Т. XI, Вып. 2. — С.149—150.
31 Промысловые телеграммы. 1910 //Изв. Арханг. о-ва изучения Русского Севера. — № 24. — С.246.
32 Результаты промыслов Архангельской губернии по Памятной книжке Архангельской губернии. 1908 //Вестн. рыбопромышленности. — Т. 23. — № 12. — С.737.
33 Розов В.Е. 1911. О рыбном промысле в селении Ковда и соседних селениях на берегу Кандалакшской губы. — СПб. — С.7—20.
33 Рыбное дело. 1910 //Изв. Арханг. о-ва изучения Русского Севера. — № 3. — С.54—55.
34 Рыбные промыслы Ледовито-Беломорского бассейна. 1922. — Материалы. Сб. 1. — Вологда. — С.16—20.
35 Рыбные промыслы. 1910 //Изв. Арханг. о-ва изучения Русского Севера. — № 23. — С.105.
36 Рыбный промысел и кооперация. 1917 //Вестн. рыбопромышленности. — №№ 4—5. — С.93.
37 Рыболовство в России в 1900 г. 1901. — СПб. — 122 с.
38 Скворцов И. 1924. Кошельковый промысел в Кандалакшском заливе //Бюлл. рыб. хоз-ва. — №№15—16. — С.14.
39 Скворцов И. 1926. Беломорский промысел наваги //Бюлл. рыб. хоз-ва. — № 1. — С.16.
40 Солдатов В.К. 1928. Рыбы и рыбный промысел. — М.-Л. — С.120—121.
41 Тамбовцев Б.В. 1947. Промысел и состояние запаса сельди в Белом море //Рыб. хоз-во. — № 6. — С.30.
42 Телегин К.Ф. 1931. Зимнее рыболовство Сорокского района в 1928—29 гг. //Изв. Лен. НИ ихтиолог. ин-та. — Т. XI, Вып. 2. — С. 3—15.
43 Трескин Н. 1892. Северный край Европейской России и его промыслы. — С. 49.
44 Труды Архангельского губернского статистического комитета за 1890. 1891. — С.101.
45 Федоров П.Ф. 1931. Материалы по биологии и промыслу беломорской корюшки //Изв. Лен. НИ ихтиолог. ин-та. — Т. XI, Вып. 2. — С.149.
46 Энгельгардт А.П. 1897. Русский Север. — СПб. — С.36, 61, 193.
47 Якобсон Р.П. 1913. Статистическо—экономическое обследование побережья и рыболовных угодий на Онежской губе между Кемью и Онегой в 1911 году //Мат. к познанию русского рыболовства. — Т. 2, Вып. 5. — С.9—72.
48 Якобсон Р.П. 1914. Отчет по обследованию рыболовных угодий Александровского и Кемского уездов Архангельской губернии //Мат. к познанию русского рыболовства. — Т. 3, Вып. 2. — С.7, 17, 52—150.
© текст, Алексеева Я.И., 2002
© OCR, HTML-версия, Шундалов И., 2007
