СНЕГОПАД

Часть вторая

1. В голове завкафедрой закружились хороводом различные нехорошие мысли. Особенно проворно они закружились, когда в стену первого этажа кто-то деловито постучался. Вдвойне нехорошими они стали одновременно с пробежкой кого-то легкого и небольшого по стене сверху вниз. На улице стало очень шумно - кто-то мерно лупил чем-то тяжелым в стены, кто-то бегал туда и сюда, надрывно взревывая и подвывая, слышен был шелест крыльев и жалобное то ли мяуканье, то ли скворчание.
   Пришел полковник.
   - Знаешь, Егор, там, на улице, каша какая-то заваривается. Я местных поспрошал - они говорят, тут раз в году бывает такая чертовщина - все мертвяки и кровососы вылезают и за свое принимаются. Вот, держи, я тебе принес, - вывалил он на ложе какие-то веточки и палочки. - Если кто полезет, ты ори, а коли влезут - хотя, говорят, не должны, - ты от них этим отмахивайся - некоторое время, говорят, помогает. Ну ладно, я пошел - там каждый мужик, говорят, на счету.
   Внизу народ чинно сидел на скамьях, стиснув, однако, оружие, и дожидался невесть чего. Снаружи ломились. Кто-то почти безнадежно пытался подкопаться под угол здания, с другой стороны дробно и часто стукотели, надеясь, видимо, вызвать вибрацию и развалить здание. Особо усердствовали у главной двери, содрогавшейся под мощными частыми ударами.
   - Мечом рубит, тварь тупая, - промолвил сидевший рядом с полковником господин.
   - Кто это?
   - А вампир наш, будь он неладен. Нет чтобы лицензию получить и жить припеваючи - нет, укрывается по кладбищам и народ подстерегает. Я, говорит некоторым, высший вампир, и не унижусь до того, чтоб какие-то там кровяные мешки мне зубы мерили и когти считали.
   - С ним что, кто-то якшается?
   - Ха, вы бы пожили на кладбище, с гулами и зомби за компанию, вам бы тоже поговорить захотелось! Бывает конечно, что он кого-то подстерегает и плачется.
   
   Разговор сошел на нет, потому что в стену принялись лупить, похоже, тараном - с балок начал падать разный мусор и грязь, а побелка в атакуемом углу заметно повредилась.
   - О, Большой Уга припожаловал! - отметил кто-то.
   - Кто таков? - немедля вклинился любопытный военный.
   - Большого Угу не знаешь?
   - Нет, не знаю.
   Разьяснить ему не успели, потому что на смену частым ударам пришло массовое поскребывание.
   - А это уже бичи за дело принялись, - определил Путала, перехватывая кол. - Эх, погнали городские деревенских!..
   За стеной прекратилось поскребывание, зато раздался тоненький многоголосый вой ужаса. Прошло некоторое время, заполненное каким-то невразумительными звуками. Потом в главную дверь вежливо и интеллигентно постучали. Собравшиеся встретили это хохотом и шутками.
   - Открывайте, уродцы! - явственно донесся из-за дверей голос Рольфа Вальгрена.
   - Путало, мать твою так, это же я! - голосил в унисон Корст.
   - Эй, впустите их! - крикнул Путало, спрыгивая со стойки.
   Несколько голосов воспротестовали, но хозяин унял возмутителей грозным окриком:
   - А кто мне поперек что скажет - я того первого на улицу без штанов вытолкаю!!
   Более желающих спорить не сыскалось. Открыли.
   Припорошенные снегом скитальцы ввалились в двери. Тролль нес дубину в левой руке, потому что на правой имела место быть огромная свежая рана со рваными краями. Гоблин выглядел очень потрепанно, одежда зияла дырами.
   - У нас для вас две новости - хорошая и плохая, - обьявил тролль. - Хорошая - этого вашего вампира сьели. Плохая - сьели его волколаки.
   - Чего у вас тут, кровью намазано? - возмутился гоблин гласно. - Еле пробились! Кого только нет - и бичи, и личи и шут знает что еще! Нескольких самых резвых мы положили, но там еще много осталось!
   - А нечего по полям в такое время шляться, - подал кто-то голос.
   - Да что ты понимаешь!.. - возмущенно прорычал Рольф, прицениваясь снести оппоненту голову. - Мы по важному делу. Мы...
   Корст толкнул его, тролль умолк, и они вместе подошли к Сергею Ивановичу.
   - Ну что, дорогой, промыслили мы это самое, - благодушно подытожил гоблин, хлопая по спине компаньона. - Завтра, если ОН поможет, в путь. Дойдем дня за три, обряд дня два займет - а потом идите, куда хотите, и мы освободимся. А что тут у вас, а чего второго не видно?
   Полковник обьяснил, что сумел, не обращая внимание на возобновившийся стук и шум.
   Потом было много чего. Кидали во врагов горящую паклю, тыкали в темноту за внезапно отворенными дверями кольями и тролльской дубиной, сражались врукопашную с проникшими вовнутрь уродцами. Наконец, пришел черед и утру.
   
   Первым после восхода солнца припожаловал затянутый в черное господин на огромном коне, казавшемся еще вдвое больше из-за нагруженных на него мешков. Всадник неторопко подьехал к трактиру, похрустев копытами коня по костяной трухе, полюбовался на лиц, собирающих в кучу останки побежденных (или лучше сказать - выведенных из строя) ночью мертвяков, и бросил сверху:
   - Эй, хозяин, кости продашь?
   - Хорошему человеку - чего не продать, - ответил Путало. - А ты кто таков?
   - Хороший человек, естественно. Как же иначе. Некромант я. Кости скупаю. По лицензии, - и продемонстрировал какой-то глиняный валик, похожий на печенье-гезе.
   - Значит, сговоримся, - постановил Путало. - Поди-ка пока там вон посиди.
   Но всадник отклонил, помотав головой, это предложение, и остался в седле.
   - А вы что с костями делаете, если не секрет? - привязался профессор.
   - Ем, - ответил лаконично черный всадник. Потом, выдержав паузу, утробно захохотал. - Ладно, не обижайся. Гляди.
   Из мешка было добыто немного костной трухи, надломана одна крохотная косточка, и из нее руки в черных перчатках состряпали нечто невразумительное, а потом таинственный предмет был поднесен к капюшону и после произнесения каких-то невнятных шепелявых слов на затянутой черной ткани закопошилось крохотное существо - небольшой дракончик.
   - На, держи, - благодушно сказал некромант, ссаживая зверушку на руку Егору Вадимовичу. - Назови как хочешь, кормить его не надо, на солнце держать долго - тоже. Неделю он у тебя проживет. И замер в неподвижности.
   Профессор некоторое время ошалело-восхищенно, как малая дитятя, смотрел то на всадника, то на подарок, а потом робко спросил:
   - А язык человеческий он понимает?
   - Ежели к любой зверюге обращаться по-умному, она все поймет, - проронили с высоты, одновременно движением поводьев успокаивая зашебуршившегося коня.
   - Эй, некромант, подьезжай сюда, - окликнул Путала, прельщающе махая костью.
   Загробных дел мастер величаво подьехал, посовещался, и, глянув на предложенное, сделал знак - сыпьте, мол, в мои закрома. Ссыпали, получили денежку, поделили - и ускакал страшноватый гость. Профессор долго, чуть что только рот не отверзнув, глазел на поворот, за которым скрылся некромант, пока дракончик, зарычав тихонько, не стал драть пальто коготками, требуя к себе внимания.
   Профессор как раз наставлял его не расковыривать топчан, потому что спустя неделю надеялся попасть домой (теперь он был уверен в правильности своей гипотезы относительно тоннеля меж мирами, а в городской квартире нельзя допустить таковских бесчинств), когда снизу притопали и ввалились бледные, как мел, Сергей Иванович, Корст Грим и Рольф Вальгрен.
   - Герцог наш, - молвил охрипшим голосом Корст. - Убился.
   
   
2. Пришедшие попадали кто куда. На Корсте и Рольфе лиц не было. Вид у них был просто страшный, и можно было решить, что у них жуткое семейное несчастье.
   - Отец наш! - завопил внезапно тролль содрогнувшимся от горечи голосом. - На кого же ты нас покинул?!..
   - Молчи, Рольф! - благим матом закричал Корст, отнимая руки от глаз, в которых стояли неподдельные слезы великого горя.
   Профессор почему-то почувствовал так, будто зашел в чужую квартиру, где приключилась беда - посетило его такое чувство некоей общности, общего горя, как в мартовский день далекого одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года... Он, тогда еще восьмилетний бесштанный пацан, забрел зачем-то к соседям, семье евреев Адлербергов, и застал их в голос рыдающими на кухне... Потом он, когда подрос, долго не мог понять, отчего так убивались эти люди, ожидавшие скорой отправки на высокий берег Амура. Вместе с этим в горе этих сказочных тварей было нечто другое - горевали они как по ближайшему родственику, как по отцу родному. Вольно или невольно, но завкафедрой подумал, что счастлив тот правитель, по которому так убиваются подданные.
   В детстве, точнее, в юношестве, лет в 14, профессору довелось пережить такую беду, и переживать ее он не пожелал бы и злейшим врагам, и, хотя Рольф и Корст не могли претендовать на особо теплые чувства с его стороны, Егор Вадимович проникся их горем. Сергей Иванович - тоже.
   - Пропуск наш аннулируется! - возопил вдруг Корст, а тролль зарыдал пуще прежнего...
   Долгих полчаса царило сокрушенное, подавленное горестное молчание. Двигаться и заниматься осмысленными делами аборигены смогли только ближе к вечеру. Окончательно же Рольф и Корст в себя так и не пришли. Все же их удалось вразумить, что жизнь не кончилась, и решили они, что пора выступать к Алтарю наступит завтра с утра. Путь предстоял неблизкий - по случаю смерти герцога добытые, видимо, с немалым трудом, пропуска стали недействительны, и Корст заявил, что путь им нынче лежит на юго-запад, в Лог, а оттуда через земли Плескова окольным путем вокруг театра военных действий в Неблагое.
   Так и поступили.
   Идти было, правда, чуток трудновато - то в горку, то под горку. Впрочем, компаньоны не успели даже слегка натрудить ноги, когда им встретился господин, сломя голову несшийся по дороге на северо-восток. На господине лица не было, и, вздымая босыми пятками снежную крошку, он проорал на бегу:
   - Война! Черепа и старгородцы напали!! - и проворно скрылся в облаке снежной пыли.
   У тролля аж челюсть отвалилась. Гоблина поразил столбняк. А потом они оба принялись браниться. Давали духу коварным черепам и старгородцам они довольно долго и интенсивно, и Рольф от избытка чувств встал на четвереньки и взялся бить руками по земле и грызть кулаки, а потом встал и заявил:
   - Плевал я на Алтари всех сортов, коли такое дело. Я иду к своим.
   Корст внимательно глянул на него и молвил:
   - А меня, уж, наверное, не отвергнут в рядах ООН!
   - Позвольте! - воскликнул профессор. - А мы как же?
   Гоблин и тролль воззрились друг на друга.
   - А пускай Алтарь решает! - вынес суждение Корст. - Значит, так.
   Я иду туда, а Рольф - туда. А вы идете куда глаза глядят, а дальше посмотрим. Вот.
   И, не тратя более слов, круто развернулся и энергично пошел в сторону Лога. Тролль потоптался, сказал "Вот какое дело-то" и отправился в противоположную сторону. Из приезжих первым опомнился полковник, торопливо устремившийся за Рольфом. Глядя на это, заторопился и профессор, но его ноги почему-то понесли за Корстом, и через мгновение Сергей Иванович и Рольф Вальгрен скрылись из глаз. Егор Вадимович не то что крикнуть - подивиться-то не успел...
   - А, ты со мной, - с непонятной интонацией сказал Корст, глядя вдаль. - Оно, может, и к лучшему - быстрее дойду.
   Так оно и вышло - не успел завкафедрой даже спросить, куда идем-то, а пункт назначения уже показался в зоне прямой видимости. Из пелены внезапно начавшегося снегопада выступили деревянные стены и башни, а дорога, спускаясь с бугра, вела мимо присыпанных снежком времянок прямо к воротам, около которых кто-то суетился.
   - Борзо добрались! - откомментировал, покачав головой, Корст, и тронулся вниз.
   - А куда мы идем? - задал вертевшийся на языке вопрос светоч отечественной исторической науки.
   - А мы уже никуда, считай что, не идем. Мы уже, вообще говоря, пришли. Знакомься - это главный город нашего герцогства, зовется Рейзен. Знающие люди зовут его "культурной столицей мира", а еще столицей... э-э... разных веселых утех. Чтобы ты не беспокоился, я сразу скажу - мой путь лежит на гоблинское подворье, там сейчас наверняка Отряды Особого Назначения набирают. Куда лежит твой путь - тебе виднее, но на всякий случай держи денежку и запомни - все за тебя сделает Алтарь, если ты не будешь дураком. Короче, поднимай паруса - и дуйпо течению. Понял?
   - Понял.
   
   
3. И сразу за воротами, только разминулись с вооруженной до зубов стражей, профессор потерял своего спутника и, некоторое время поболтавшись в кричащем, ругающемся, плюющемся, чешущемся водовороте, кипевшем в ущельях улиц, над которыми нависали фасады домов, на кривых площадях, обставленных лавками, ларьками, лотками, вокруг виселицы и в проулках, похожих на сточные канавы, близ приземистых складов и величественного какого-то собора, занимавшего площадь, казалось, с пол-города, выбрел он к обшарпанной стенке с решетчатой калиткой, болтавшейся на одной петле. Близ двери на приступке восседал пожилой и очень носатый седобородый господин с дубовой палкой. Завидев профессора, он сказал многозначительно:
   - Жажда знаний привлекает многих!
   - Куда? - тупо спросил Егор Вадимович.
   - Как куда? В наш старейший в Империи, да и во всей северной части мира Баллимеровский университет имени Андреса Лира под покровительством Их Сиятельств герцога и герцогини ингмарландских.
   Произнося эту фразу, седобородый господин встал, преисполнившись, видать, почтения. Наступило молчание.
   - Ну так вы идете или нет? - не без раздражения спросил абориген.
   - Иду, - внезапно решил профессор, переправляясь через оббитый порог. За порогом обнаружился очень аккуратный и степенный пейзаж, прямо-таки дышавший академизмом. Большая площадь была аккуратно сегментирована на несколько частей и в разные стороны от высившегося в ее центре монумента вели мощеные и расчищенные дорожки, обсаженные деревьями неизвестных Егору Вадимовичу пород. Прямо на площадь фасадом выходило величественное здание о четырех этажах, архитектурой живо напомнившее товарищу Ульянову костел на Ковенском переулке родногоПитера. Со второго этажа свешивалось большое полосатое знамя. "Надо полагать, административное здание" - отметил профессор, ища какой-нибудь указатель.
   Указатель был выполнен в виде многорукой зверюги, отдаленно напоминавшей Шиву, и прятался под пышными кронами какого-то растительного монстра обхватом с баобаб. "Интересное дело, - подумал Егор Вадимович. - Ведь грамотных здесь мало, а неграмотный дороги так просто не найдет. Хитро придумано" - и занялся изучением надписей. Надписи были самого причудливого характера - "кафедра некромантии и оживления трупов", "факультет алхимии", "семинар витодендрологов", "анатомикум", "факультет военного дела", "факультет мироустройства", "учебный амфитеатр", "Живой уголок", "Неживой уголок", "Дракосерпентарий", "Холодильник", "секция изучения свойств времени", "исследователи пещер", и даже отдавашая старинными шуточками студентов-биологов "университетская трупарня". Значился там и "Йемандерский исторический центр". Профессор отметил себе это заведение и оглянулся, нет ли чего-нибудь еще более занятного. По соседству был врыт столб с фанерой, а на ней мелом были выведены всякие надписи, в том числе чуть ли не китайскими иероглифами и наскальной живописью. В основном они касались вещей совершенно непонятных - например, какого-то А.У. зазывали придти в читальню на лекцию по выращиванию ратоксенусов, а товарища Яулы наставляли искать Хауна в лаборатории дендропатологии. Были и вразумительные - испытания на звание мастера-элементалиста состоятся в Герцогском саду, и что приезжий песоглавец прочтет лекцию в Большом Павильоне. А, кстати, странно, что нет ни одного заведения или обьявления, связанного с правоведением.
   - Ладно, - решил вслух профессор. - Пора и за дело.
   И поймал себя на том, что оглядывается - не вылезет ли кто с предложением услуг.
   
   
4. Полковник и тролль шагали несколько дольше, - вернее, Рольф шагал, а спутник его семенил и время от времени совершал пробежки - и успели обменяться мнениями.
   - Ты, помнится, говорил, что сведущ в артиллерии? - осведомился Рольф.
   - Полагаю, что да, - после некоторого молчания ответствовал Сергей Иванович.
   - Мы, - опять-таки выдержав паузу, молвил тролль. - Идем сейчас в военный лагерь герцогской армии. Там сейчас находятся мои братья по оружию. Если ты пожелаешь, то на тебя посмотрят, и, возможно, возьмут в наши ряды. Сейчас любая помощь пригодится. Так вот, непременно скажи, что ты специалист. Помолчали.
   - Война крупная? - спросил Щитников.
   - Смотря по чьим меркам.
   Еще помолчали.
   - Вообще-то совместные силы черепов и старгородцев примерно равны герцогской армии, но из местных кадров такие вояки, что просто диву порой даешься, - заговорил Рольф, что-то высматривая впереди. - Так что не удивляйся, что половина армии состоит из троллей. Откуда-то спереди донеслись глухие звуки, сложившиеся в некий напев. Вскоре выяснилось, что дорога, по которой идут Рольф и Щитников, упирается в другую дорогу, по которой кто-то, напевая, идет слева направо. Подошли поближе, и Рольф приветственно заорал на всю округу, и ему ответили такие же крики впереди, ибо по дороге брели тролли, таща какие-то длинные тяжелые предметы, покрытые дерюжными чехлами. Тащили они их волоком, впрягшись по двое, а остальные несли какие-то баулы, мешки и сундуки и оружие - крючья, дубины, мечи.
   - Э-ге-гей! - заорал Рольф, оказавшись в колонне. - Кто здесь из Хемстадских гор?!
   - Я! - ответила закутанная по уши гигантская фигура. - Оле из Алсакера.
   - А я Рольф Вальгрен!
   - Помню. А кто с тобой?
   - Это доброволец. А где тут у нас начальство?
   - Щас придет. Оно тут бродит взад-вперед, - тут тролли перешли на гиантиш, и стало непонятно.
   
   Начальство обьявилось довольно быстро. Завидев какую-то личность, стремительно пробиравшуюся из хвоста в голову колонны, Оле из Алсакера ткнул полковника в бок когтем и сказал:
   - Вот это идет лейтенант наш, Йоаким Хеннинг. Скажи ему, кто ты такой, что пришел с Рольфом и обьясни, что хочешь воевать. Капитан задержался в двадцати метрах от Сергея Ивановича, щупал какой-то из этих самых длинных и тяжелых предметов, перешучивался с подчиненными и спрашивал какого-то товарища, как он себя чувствует, не простудился ли. Наконец, хлопнул болящего по плечу и устремился далее. Полковник сперва даже чуточку закомплексовал, глядя, как несется эта закованная в броню башня, но потом не оплошал - кинулся чуть ли не под ноги и бодро рапортовал:
   - Товарищ лейтенант, доброволец Щитников в ваше распоряжение прибыл.
   - Доброволец, говоришь? Дело хорошее. Служил где-то?
   - Да. В...
   - Ладно, после разберемся. Ты как сюда попал?
   - С Рольфом Вальгреном.
   - Да? Дело хорошее. Ладно, недосуг мне сейчас с тобой разбираться. Придем в лагерь - найдешь господина ротмистра Шунди, он сейчас за набор добровольцев отвечает, с ним и решишь все вопросы. Не отставай!
   И побег далее.
   Лагерь обнаружился через некоторое время. Представлял он собою четырехугольник, огороженный валами с частоколом, палисадом и канавой. По периметру высились дозорные вышки. С них кто-то спросил о чем-то шедшего впереди всех капитана, тот бодро ответил и вся колонна потекла в разверстые ворота очень монументального вида, утыканные шипами. Полковник, проходя в ворота, подивился чрезвычайной беспечности охранения - этак кто угодно может спокойно зайти в лагерь - но после подумал, что, наверное, здесь охраняют каким-то иным образом. Сделал зарубку на память - выяснить, каким, может, удастся ввести такой и у нас.
   Внутри лагерь представлял собой беспорядочное нагромождение каменных и деревянных построек амбарного вида, из которых доносились шум и гам, часть его была огорожена особо и охранялась усиленно - там явно была местная разновидность технического парка. Туда, кстати, тролли уволокли свою ношу, и Сергей Иванович положил себе наперед непременно туда заглянуть. Пошлявшись немного туда и сюда и подивившись на вольные порядки (народ самого разнообразного вида бродил туда и сюда в совершенно расхристанном виде, курил, пил и нагло лодырничал), Сергей Иванович отправился на поиски штаба, и обнаружил его без всякого труда там, где ему и полагалось быть - в самом центре. Дежурный по штабу, синекожий детина с крокодильей головой, носивший в знак высокой ответственности зеленые аксельбанты, подпиравший головою дверную притолоку, затруднился назвать текущее местоположение господина ротмистра Шунди, и это дало повод заведующему циклом еще раз попенять на местное разгильдяйство - попробовал бы кто у него во времена его службы в Нерчинске в качестве замначштаба сказать, что не знает, куда начальство подевалось!! Как раз в ту пору из-за угла появился товарищ, одетый явно не по погоде. Даже в этом вольных нравов лагере публика соблюдала какое-никакое, а единообразие формы одежды, хотя все ходили, в чем считали нужным - кто гремя для пущего гонору наручами друг об друга, кто в кирасе на одно плечо, кто в суконной поддевке - но этот субьект был аномален абсолютно. На нем был кривокосо одет местный традиционный передник с заклепками, надо полагать, выполнявший роль форменной рубашки, в руках неизвестный вертел офицерский шлем, а на ногах у него красовались грязные подштанники до середины бедер и грязные же сапоги. Больше на нем не было ничего.
   
   Когда неведомая личность приблизилась, обнаружилось, что лица как постоянной константы у него нету, а есть некая мешанина образов.
   - Не подскажете ли, любезный, - задумчиво обратился загадочный господин к дежурному. - Не оставил ли я тут свои штаны?
   - Нет, господин ротмистр, не было такого.
   - А! - меланхолично сказал тот. - Пойду, значит, в парке поищу.
   - Господин ротмистр, вас тут дожидаются. Вот этот вот господин.
   - Да? Как интересно. Пойдемте, любезный, по дороге обьясните.
   Полковник как сумел обьяснил, и как раз тогда, когда закончил, они пришли в местный технический парк.
   - Так вы сведущи в артиллерии? - в пятый раз спросил бесштанный господин ротмистр.
   - Разумеется... - терпеливо ответил полковник. И тут-то челюсть у него просто отвалилась до земли, ибо в парке, за спиной дежурного, тролли распаковывали один из этих самых длинных предметов. Это была она! Это была та самая, предназначенная для уничтожения и подавления живой силы противника, разрушения дзотов и других сооружений полевого типа, пробивания проходов в минных полях, борьбы с артиллерией, танками и мотомеханическими средствами противника прославленная и всесокрушающая 122-миллиметровая гаубица Д-30, из которой Сергей Иванович в разное время выпустил несметное количество снарядов. Он ее узнал! На ней, конечно, не было слоя благородной зеленой нитрокраски, панорамы и механического прицела, и иных полезных вещей, присущих пушке, но это была она. У нее был чересчур короткий и пузатый ствол, украшенный, к тому же, большими шиповатыми наростами, отсутствовал щит и колеса были квадратные и, похоже, нефункциональные, присутствовали еще какие-то странные предметы, но это была она - Сергей Иванович узнал ее так же, как поседевший воздыхатель узнает свою былую пассию спустя десятилетия...
   
   - Ну? - непонятно понукнул господин ротмистр.
   - Господин ротмистр, вот из этой самой пушки я произвел около тысячи боевых выстрелов, - (полковник сам толком не мог сосчитать, сколько именно, но решил назвать красивую и круглую цифру) гордо сказал Сергей Иванович.
   - Скажите, - обратился, видимо, не дослушав, ротмистр к дежурному. - Не оставил ли я тут свои штаны?
   - Нет, господин ротмистр, не оставляли.
   - Скажите, а давно ли у нас эти... как их... пушечки?
   - Не имею понятия, господин ротмистр! - браво отрапортовал дежурный. "Совсем как у нас в дивизии...". - Но вроде бы сегодня с утра.
   - Ну что же поделаешь, надо идти искать дальше, - смирился ротмистр. - Вот так всегда..
   
   И в таком духе пол-дня гуляли они туда и сюда, пока господин ротмистр не надумал зайти в свою конуру, где штаны его, как им и положено, и находились. По ходу дела лик ротмистра приобретал какие-то подозрительно знакомые черты и вскоре окончательно оформился как похожий на лицо подручного Щитникова по службе в Петрозаводске, старшины Лелюка - самого типичного советского военного низшего уровня, какого только можно себе представить, окрещенного солдатами трех призывов подряд соответственно "Сволочью", "Скотиной" и "Животным". На акуратные вопросы господин ротмистр отвечал:
   - А это мне Алтарем такое свойство дадено - каждый, кто мне встречается на пути, проецирует на мое лицо свой образ типичного военного...
   
   Путешествия эти несколько примирили полковника со здешними порядками, ибо все оказалось не так уж скверно, в общем и целом не хуже, чем в родной российской армии. Кроме того, удалось выяснить много полезных вещей. Например, выяснилось, что современная герцогская армия целиком состоит из наемников, часть из которых несет службу с утра до ночи, а часть занимается, чем хочет - как, например, Рольф. По необходимости, рать усиливалась добровольцами, а в случае совсем больших бед в ряды защитников отчизны предполагалось ставить всех подряд, "включая баб для поддержания боевого духа", как сказал господин ротмистр.
   - Раньше все эти бестолочи из местных служили в обязательном порядке, но от такой службы только герцогству хуже делалось - едят они много, от работы уклоняются, воевать не умеют и не хотят, а потом, как отслужат, так же дурью маются. А теперь решил Его Сиятельство, что дешевле будет наемников знающих держать... Хотя, кажется, разницы особой от того не видно...
   Относительно перспектив герцогской армии ротмистр придерживался очень осторожных взглядов:
   - После войн в теперешнем Безлюдье никто ни в чем не может быть уверен. Если войска заставлять летом рыть землю, а зимой дороги чинить и протаптывать, никакого проку ни в хозяйстве, ни в военном деле. Сейчас-то еще туда-сюда, потому, с божьей помощью, может и отобьемся. Опять же штуки эти новые... Но все равно - уж очень невовремя с герцогом эта напасть приключилась...
   
   Но все же, несмотря на броуновское это хождение и полнейшую несобранность ротмистра, в сумерках полковник вступил в казарму своего нового подразделения уже в ранге пушкаря добровольческого прапора номер третий, что ли, поставленного на довольство и обряженного в форму. Скреплять кровью и печатями обязательство и клясться полковника попросили обождать до завтра, когда должно было вроде бы стать ясно, кому присягать.
   - А сегодня... хм, сегодня возьмите вот эту штуку и подите поужинайте и запаситесь обмундированием. Полковник поужинал (никто и не подумал сделать ему замечание за то, что он делает такое важное дело в гражданской одежде и вообще нарушает порядок, смешивая стили одежды) и отправился к местному интенданту, который как раз ругался с возчиками, притаранившими два воза чего-то угловатого.
   - А, ... твою мать, ты, ..., на ... тут ..., хайгун аггы! Куда я, ... пере..., ваши ... ... положу, ...? ...! Места же нет, на...! - говорил интендант с эмблемой в виде двух сундуков на рукаве проникновенным тихим голосом.
   - Нас не ...! ... ... ..., ..., ... ...; я ...! ..., ... на ..., ..., твою мать нам сваливать?! ... ... ..., пешовы ханцы, ... - пытался доказать ему один возчик.
   - ... ... ... ..., ... ..., гнойный ты ..., шуюн тып, я ж ...твои ..., ... Мне сказали - я сделал, ... ...! - вторил ему другой.
   - А ты, ..., ... твою мать, чего тут?.. - обратился интендант, обрадованный возможностью переключиться на другой обьект, при виде Щитникова, подошедшего и терпеливо ожидавшего конца свары. По опыту он знал, что интенданты и завсклады всюду одинаковы и пока всласть не наговорятся - не подумайте, что это они от избытка чувств крыли матом, это просто способ разговаривать такой - не станут и обращать внимание на пришедших. Но этот, похоже, уже наругался и теперь только ждал повода отдохнуть от свары. Сергей Иванович показал данную в штабе бумагу, и, глянув на предьявленную бумажку, завсклад оскалил бурые клыки, помахал для грозности длинными ушами, и, бурча и раздраженно грема ключами, повел Сергея Ивановича в длинное узкое помещение с факелом в настенном шандале, заваленное всяким хламом и снаряжением.
   - Выбери что надо и приходи в каптерку. Только не вздумай ничего тырить - лучше приходи ко мне и честно скажи, что надо - может, и так отдам, - молвил интендант, сплюнул сквозь щель на месте трех передних зубов и удалился ругаться с возчиками, покамест, судя по звукам, упражнявшимся в брани друг на друге.
   
   Полковник скоро установил, что все полезное имущество расположено в отдельных тюках, хотя, как и на родных складах, в бауле со штанами можно было найти полсапога или головной убор. Некоторое время он несуетливо выбирал, пользуясь отсутствием кого-либо, кто орал бы при виде штанов на три размера меньше надобного "О, сидят как влитые! давай-давай, надевай и ну марш отсюда!!", или норовил всучить новобранцу новехонькие, предыдущий владелец и двух лет не проходил, сапоги, в которые у новичка и пальцы-то не влезают. Выбрал он в итоге сумку с запасом жизненно необходимых вещей - портянок, ремней, перчаток, белья и флягой, а также толстые кольчужные перчатки, наручи, кожаный передник с недавно споротыми лычками, толстые зимние штаны на волчьем, видимо, меху и что-то вроде зимней куртки с грязными разводами по всей площади. Все это добро он отнес в каптерку, оно было записано на его жетон, и был он отпущен с миром в казарму, светившую тусклыми огоньками в наступившей тьме. Итак, оккупировав первый попавшийся топчан в пустынной и промороженной казарме с эмблемой, которую полковнику предстояло носить отныне и до конца военных действий - зеленом круге с тремя поперечными черными полосами и дубиной - погрузился Сергей Иванович Щитников в беспокойный сон - единственное свободное время всякого новобранца...
   
   
5. Йемандерский исторический центр помещался в длиннющем здании, напоминавшем снаружи то ли готический собор, то ли одно из гигантских сталинских зданий - было оно черное, высокое, с башнями и шпилями, и профессор подивился даже, отчего его из города не видно. На фронтоне в изобилии были представлены растительные и фривольные мотивы, никак не вязавшиеся с общим мрачным обликом постройки и совершенно выпадавшими из общей композиции статуями каких-то чудо-юд. Будто строили это здание в три присеста, а может, переделывали по велению времени и высокого начальства. Ладно, неважно. Толкнул профессор массивную дверь и оказался будто в замке, или, скорее, поместье мрачного негодяя. Были в том здании скрипучие ветхие лестницы, скудный свет свеч и замызганных окон, темные закоулки, дубовые и сосновые двери с надписями и рисунками, изваяния неких, по всему видать, злодеев и душегубов и просто откровенных чудищ. Много чего там было, не было только народу.
   
   В здании, похоже, помещалась часть кафедр магического факультета - Егор Вадимович встретил поочередно кафедры трансформации и трансмутации, создания миражей и иллюзий, некромантии и оживления трупов (знакомую ему по дорожному указателю; кафедра эта таила какое-то зловещее молчание, и профессору почудился сладкий томный запах из-за двери), элементализма и вовсе какой-то загадочной лантропии. Куда-то вглубь здания указывала надпись "Тремосеттин". Были и иные загадочные вещи, но в конечном счете профессор обнаружил и "Приемный покой исторического центра", снова толкнул массивную дверь и вошел... на свою собственную кафедру.
   
   Все было как дома - те же рассохшиеся шкафы, набитые книгами, карты на стенах, торчащие одна из-под другой, и зарешеченные окна с наглухо забитыми форточками (чтобы с галереи, тоже заколоченной, но все же интенсивно посещаемой студентами, не бросали в форточку всякие малополезные вещи). Даже куревом пахло с той же интенсивностью и столь же бессмысленно трепетали бесчисленные обьявления. Даже мадам, выбредшая при появлении профессора из какого-то закоулка, была точь-в -точь лаборантка Ясленика Перфильевна Сизо, если вычесть синий нос и очаровательные зубки в черных пятнах.
   - Вам кого? - спросила она с некоторой снисходительностью.
   - Мне бы... я учиться...
   - Поздно пришли! - резко оборвала мнимая Ясленика Перфильевна.
   - Но я очень хочу... Может быть, можно как-то...
   - Идите и решайте в пентонат! - грубо порекомендовала гражданка с синим носом. И удалилась - как похоже на Ясленику Перфильевну - за шкаф курить и полировать ногти. Сколько времени Егор Вадимович пытался отучить ее от этого занятия, вместо коего можно было бы, допустим, привести кафедральные бумаги в долженствующий вид, но, подобно всякой уважающей себя единице обслуживающего персонала старой закалки, она успешно защищала свое право на привычный образ жизни... Сколько не пытался завкафедрой как-нибудь извести ее, всегда-всегда находился защитник, которому казалось, что "ей до пенсии осталось всего-то двадцать (пятнадцать, десять, пять) лет - да брось ты это дело, сама скоро уйдет". Сколько таких пожилых бестолковых гражданок, которые дела не делают и от дела не бегают, раскидано по НИИ и кафедрам страны, пьют чаи и курят круглые сутки, парализуя работу?
   Как-то сами собой ноги принесли Егора Вадимовича к двери с надписью "Пентонат". Вновь открылась тяжелая дверь - и тут-то Егор Вадимович вспомянул Ясленику Перфильевну добрым словом, ибо в пентонате том заседала дивчина, как две капли воды похожая на другого монстра из числа обслуживающего персонала, по сравнению с которым лаборантка казалась безобидной букашкой. О, этот ужас всех - от робкого неофита-первокурсника до заматерелого аспиранта, о! За столом напротив входа, ощетинившись улыбкой "все равно живой не возьмете, у, гады!", восседала она - зловещая и великолепная в своем... ну, эти чувства не передать. Ее звали Революция Лисотруповна Комиссарова, и неизвестно, сколько людей проклинали ее бестолковость и полнейшее нежелание идти навстречу. Известно зато, что мало кто, зайдя с доброй улыбкой в деканат, выходил оттуда в состоянии менее тяжком, чем полнейшая мизантропия. Вот с ней-то и предстояло схватиться Егору Вадимовичу за право учиться в здешнем заведении под герцогской опекой... Но профессор Ульянов не зря почти сорок лет подвизался на факультете!
   - Мне учиться здесь надо! - сказал, как отрубил.
   - Справку! - не в тему откликнулась мадам в глухом, да еще и застегнутом на все, что только бывает, балахоне средневекового пошиба.
   - Вот! - стукнул пустым кулаком по столу перед пентонатной дивой Егор Вадимович.
   Дива взяла минутку на размышление, а потом контратаковала:
   - Сроки прошли!
   - Наступят новые! Времена меняются! - выкладывал на стол козыри профессор. - Tempora mutantur!! В такие дни для нашей страны мы не позволим допустить правого уклонизма и всякого рода саботажа! На счету каждые рабочие руки! В минуты, когда родина в опасности, когда силы ее врагов как никогда мощны и организованны, мы не можем допустить!..
   - Не можем! - истово подтвердили из-за стола, вставая на высоченные каблуки и глядя прямо в глаза профессору. - Принять вас не можем.
   - Неужто же происки разнообразной мировой сволочи сорвут процесс консолидации интеллигенции и трудящихся масс?
   - Нет. Но от этого ничего не меняется.
   - Да! - с жаром напирал профессор, мучительно припоминая все, что читал и слышал на избранную тему. - Не меняется генеральная линия, на укрупнение и разукрупнение, на обьединение и децентрализацию. Нельзя же заподозрить в изменении этой линии верных стражей на страже стези победоносного учения? Нельзя, и оттого - крепим, товарищи, интернациональную дружбу, братство народов соцлагеря, ударно завершим стройки, выполним очередной план и добьемся повышения производительности! Интенсификация, товарищи, интенсификация, реконструкция и базаризация!
   - Складно изложили, господин! - сдалась без боя оппонентша. - Все, ну все изложили в двух словах! Талант! Вы приятны... я хотела сказать - приняты... - и стала, усевшись, писать что-то вкривь и вкось на четвертушке пергамента.
   - Что, и это - все? - оторопело спросил совсем раздухарившийся было профессор, и, порывшись в памяти, понял, что да - все... - И больше никаких испытаний?
   - Смотрите сами. Сочинение вы выдержали. По грамотности - когда сюда явились. А по смыслу - только что.
   - Но я ведь ничего не сказал!
   - А разве это, - сказала двойник Революции Лисотруповны, протягивая эту самую четвертушку профессору, - главное? Идите обратно в приемный покой. Там вам все скажут. Завтра выходной, поэтому успеете еще акклиматизироваться.
   - А почему - приемный покой?
   - А почему некоторые факультеты зовут кладбищами?
   Дверь пентоната закрылась и профессор ответа так и не дал.
   Комната, куда его вселили, находилась в одном из странной архитектуры строений, стоявших несколько в стороне от остального университетского комплекса, посреди жиденького бора. Строения эти были непонятно зачем огорожены огромной оградой, длинны, велики и поделены на множество клетушек. Попадать в дома эти надо было по приставной лесенке, одной на каждый дом. Комнатушка, куда поселили Егора Вадимовича, была обитаема, просто жители куда-то запропастились. От них осталось много всякого хлама, книги и ломаная мебель. Типичная общага... Посидев немного, решил экс-профессор, а теперь заново студент Ульянов пойти погулять. Все же его занимал вопрос - как так вышло, что все эти университетские шпили и башни из города вовсе не видны.
   Было у него одно соображение, и его -то он хотел проверить, но уже интенсивно темнело, и решил Егор Вадимович лечь спать поскорее, а уж на свежую голову направить стопы к выходу из университетских владений в город. И наступила ночь - первая ночь осиротевшего королевства. Посадил он дракончика на столешницу и уснул.
   
   
6. Пушкаря третьего прапора Сергея Ивановича Щитникова разбудили громким хриплым криком:
   - Па-а-дьем!!!
   Сразу пахнуло родемой курсантской казармой... Браво встал экс-полковник, как в первый день после приема. И, как положено по уставу, помчался на зарядку, облачившись, по традиции в форму одежи номер третий, предусматривающий, как известно, помимо собственной кожи штанища и майку. Снаружи оказалось свежо, и три десятка товарищей в форме добровольцев, ища спасения от холодины, бегали туда и сюда кругами и зябли. Троллей и иных наемников видно не было. Поразмялись на снегу под водительством неизвестного Сергею Ивановичу чина таким образом, какой дал свежеиспеченному пушкарю основание сказать, что все разминки во всех армиях в общем и целом одинаковы - и пошли обратно, получив напутственное извещение, что после еды будем, мол, присягать. Запуржило. Потом, дав время облачиться, повели кормить, пока не настаивая на хождении строем и пении песен. Кормили, как и положено в вооруженных силах, похабно, а дальше было похабнее. Всех (и наемные войска - тоже) вывели на плац, построили и велели ждать. А, надо заметить, была более чем слегка прохладная погода. Начались, естественно, разговорчики.
   - Уродство! Всегда одно и то же! - возмущался какой-то доброволец.
   - Да, в Безлюдье так же воевали - покормят, чем придется, поставят на морозце, и стой-дожидайся, пока тамошняя публика из арбалета не пристреляется. А потом знай себе уноси ноги и трупы...
   - ...Ты, главное, язык себе не отморозь, а то обеда лишимся - он у тебя большой, а главное, без костей.
   - Блин, мы сюда воевать или мерзнуть собрались!
   - Ты, с двумя головами, ты дверь-то запер? Смотри, холодно будет в казарме - с тебя головы поснимаю!
   - Да, двери закрывать надо!
   - Цыц!
   - Чего - цыц?
   - Не положено!
   - Как? Чего - не положено?
   - Про двери.
   - А я чего?.. А я ничего!..
   - В чем дело-то?
   - Знаешь, как герцог помер? Шел по дворцу, хотел к колдуну зайти, а тот по какому-то делу вышел, и на двери заклятье оставил. Герцог хвать за ручку - тут ему и конец...
   - Брешешь, собака!!
   - А говорили - рыбки несвежей поел...
   - Сам собака!
   - Разговорчики!! - заорали над ухом. По плацу стремительно шла группа офицеров - полковник разглядел Шунди и Хеннинга, которые шли в числе последних.
   - Господа! - сказал хорошо поставленным голосом главный. - Я вынужден огорчить вас, но присягать мы пока не будем. Впрочем, могу вас утешить - на ближайшее время, предположительно, до конца боевых действий, верховная власть будет принадлежать Ее Сиятельству герцогине ингмарландской и графине прямовской Ингебринге. Слава Ее Сиятельству!
   - Слава! Слава! Слава! - заорали громче всех тролли, а тише всех - добровольцы.
   - Посему... все - в казармы, а кто остался - сорок раз отжаться...
   Полковник... теперича уже пушкарь Щитников направил свои стопы в казарму. Внутри уже поддерживался некоторый порядок - стоял на своем месте дневальный, прикидываясь бодрствующим, устанавливали плиту с какими-то, следует думать, заклинаниями и наглядными пособиями - как мотать портянки, шагать и салютовать начальству. Все будто списано с устава родной армии. Внутри самого жилого помещения полковник воздержался от плюхания на кровать и немедленного беспечного засыпания, а уселся на табурет и, положив руки крест накрест на колени, а голову сверху - как учили - заснул. Его и разбудили интеллигентно - пинком по табурету с явным намерением выбить оный.
   Любителей валяться на кровати просто скидывали на пол, а там интенсивно попрекали этаким нарушением порядка и не очень акуратно пинали по всяким местам. А не нарушай! Опять-таки вполне привычная штука для не один год пробывшего на посту комвзвода и комроты пушкаря-полковника. В казарму бодро вошел ухоженный господин в том самом переднике с заклепками и тремя жирными пауками, выгравированными на плечах. "Похоже, полкан. Но почему пауки?". Следом волоклись дежурный, носивший на веревочке волчью челюсть, мятый господин ротмистр Шунди, Хеннинг и еще какая-то публика.
   - Да-с, да-с! - с чувством сказал Три Паука, шумно втянув носом воздух. - Непоря-а-док! Грязно-с, милостивцы! Ладно, давайте сюда этого вашего... как его там...
   - Пушкарь Щитников! - крикнул начальственно (как собаке) Хеннинг. - Ко мне!!
   Пушкарь Щитников сию секунду снялся с табуретки и предстал перед начальством сущим молодцом.
   
   - А, воин, справно службу несешь! - невыразительно сказал Три Паука. - Неси, неси. Пойдем-ка, обьяснишь кое-что. И они толпою пошли в парк, по дороге осаждая новобранцев, занимавшихся разными явно неуставными делами, и остановились у пушек, выставленных в ряд и заботливо обихаживаемым прислугою, и там их встретил чин с тремя ядрами на плечах.
   - Ну, что скажешь, служивый? - осведомился Три Паука, стуча по стволу.
   Полковник был на высоте:
   - 122-миллиметровая гаубица Д-30 предназначена для выполнения следующих задач: уничтожения и подавления живой силы противника...
   И так далее и так далее и так далее. Перечислил задачи, скзал об особенностях конструкции, о структуре лафета и весе, о баллистических, конструктивных и эксплуатационных характеристиках - короче, все "Техническое описание и руководство по эксплуатации" с первой по восьмую страницы...
   По окончании его речи Три Паука прослезился и сказал:
   - Воистину гения военной мысли послала нам судьба в тяжелую годину! - прижал к груди и велел пушкарю собирать барахлишко и переезжать в казарму наемников.
   
   ...Вечер полковник встречал в теплой и уютной комнатушке, на которые подразделено было обиталище троллей и разных-прочих гоблинов. Тут пели песни, пили какое-то вкусное варево, развешивали ткани по стенам и рисовали мелом на них батальные сцены, и снова пели песни. Лишь изредка с плаца доносились злобные команды капралов и нестройный топот спешно обучаемых добровольцев, нарушавшие тишину и покой. А наутро кончилась быль и началась сказка. Но об этом попозже.
   
   
   
7. День профессора начался с заглядывания во всю возможную посуду с целю найти что-нибудь сьестного. Не сыскалось - явно придется идти и разыскивать, где тут еду вообще продают. Егор Вадимович слегка смел пыль, оделся и пошел исследовать мир, который лежал вокруг. По пути из студенческого городка профессор обнаружил незамеченное вчера здание с неброской вывеской: "Факультет топорометания". Движимый любопытством, Егор Вадимович обошел кругом постройки и обнаружил позади нечто вроде стрельбища. Все-таки, значит, тут топоры кидают. Как раз сию секунду появился зелено-красный господин с перепонками на руках и босых ногах, кипящий справедливым гневом.
   - Что, - спросил он у попавшегося на глаза Егора Вадимовича, - за бред! Сто лет жили, швыряли как умели, всегда попадали. А теперь, видите ли, фа-ку-льтет основали, понабрали невесть кого, развели умничанье - эргономика, говорят, прикладное и теоретическое топорометание... Я говорю - сколько раз ребят в поле выводили? Два, говорят, а что - мало? Вот так и вышло - штат огромный, денег герцогских тьма уходит, а как воевать - так и посмотреть не на кого. Я понимаю, маги - им и надо сидеть, не отрываясь от книг. Но это-то что такое?!
   И сгинул также, как явился - неожиданно и шумно. А профессор, ничего не поняв, пошел дальше, и скоро вышел к воротам, через которые накануне вошел в мир науки и пытливых умов. Там опять же сидел носатый седобородый господин с палкою.
   - О! - обрадовался ему, как родному, профессор.
   - Путаете, господин хороший, - уверенно возразил сидящий. - Нас тут много. Целая армия дежурит!
   - Все равно!- бесшабашно заявил профессор. - Вы наверняка не откажетесь ответить на пару вопросов. Представитель армии седобородых и носатых молча кивнул бородой.
   - А чего из города университетских башен не видно?
   - Отчего из Рейзена ижоринской виселицы не видать? Оттого, что далеко и места разные, верно? Вот и тут тоже. Уяснил?
   - Ага. Вот еще что - где тут еду берут?
   - Студиозусы едят все, - как истину, сказал сторож. - Соответственно, и еду все желающие берут где попало, например, как шутит администратор университета, с деревьев, откуда они все родом. Но это так, лирическое отступление. В лавке старого Несубра, которую зовут еще Лавкой Вечных Должников. Она вообще-то стоит вон там, на углу, там ей место определили, но как-то я ее там ни разу не видел. Обычно она где-то около общаг околачивается, а к обеду обычно к учебным корпусам является.
   - А как выглядит?
   - Обычно. Домик с ножками. Бегает туда-сюда, довольно резво для ее возраста. Понял?
   - Да. А что мне в городе посмотреть?
   - Это, конечно, в первую очередь собор, - со вкусом, и, видимо, по привычке, начал седовласый сторож. - До него проще добраться. Потом герцогский замок, он хорошо виден с рыночной площади. Один колдун сделал по герцогскому указу так, что он оттуда как бы в воздухе видится. Еще там рядом стена Почетных Врагов - там головы наших виднейших недругов выставлены. Также не забудь зайти в Коллекцию, она по соседству с виселицей. Там разные редкости редкостные выставлены. И еще - в старую крепость, где духи. Там спросишь - скажут. Она в новом городе, обьяснять бесполезно. И, конечно, погуляй по городу, посмотри архитектуру. Опять же, правительство сменится, начнут казнить, особняки освободятся, их за бесценок продавать будут. Глядишь - присмотришь что-нибудь по цене, хи-хи-хи...
   - Пойду я, однако, - сказал весьма невежливо профессор-студент, и взаправду отправился в лабиринт улиц. Вечером он возвращался той же дорогой, полный впечатлений. С грязных плит рыночной площади, далекий от визга и рыка торговцев, открылся ему герцогский дворец, мрачный и великолепный, увенчанный восемью круглыми башнями и одной тонкой и длинной, с которой, говорят, видно все герцогство. Запомнилась ему мрачная и торжественная стена, в нишах которой красовались всевозможные головы или скальпы. То были, как услужливо сказал гид, трофеи былых владык - нынче снятые головы немедля выкупались, да и вообще эти мероприятия (глубокий печальный вздох) не приветствуются. Была в городе Коллекция, большую часть экспонатов которой профессор так и не опознал, и ее посещение, кроме того, было напрочь испорчено тем обстоятельством, что по желобу вдоль улицы мимо входа в изобилии текли нечистоты. Странное городище, полное загадок и все пропитанное каким-то особым духом - то ли древности и геройства, то ли разложения и умирания. "Ничего не понимаю!" - говорил Егор Вадимович часто и постоянно, сам не зная, отчего.
   
   В общаге его ждал сюрприз - на одной из коек обьявился невеликих размеров человек с бородой в два собственных роста. Человечек, завидя профессора, забурчал свою песню погромче, и бросил, как дротик, в пространство:
   - Кпери.
   То ли представился, то ли констатировал факт прихода соседа. И дальше лежит на кровати, бурчит и пялится в потолок. Почему-то профессор вспомнил, что герцог вчера умер, а еще началась война...
   
   Взял он денег и пошел искать Лавку Должников. В лавке этой, обнаружившейся совсем неподалеку, было очень любопытно. Посредине ее пребывал хозяин - Несубр, как явствовала табличка на широкой его грудине. Был Несубр похож на пень столетней сосны - такой же толстый, кряжистый и с такими же корнями. По стенам были развешены аппетитные и не очень предметы, прибитые почему-то гвоздями, и прибитые криво. Таким же образом крепились и пергаментные объявления, устанавливавшие цену тем или иным продуктам. Не успел профессор оглядеться и открыть рот, как лавка содрогнулась и что было сил понеслась куда-то бог знает куда, Несубр уперся корнями в противоположные стены, все закрепленное гвоздями поехало в разные стороны, а Егор Вадимович ощутимо достал головушкой лавку и на всякий случай остался на полу. Бег лавки, на ходу, похоже, приплясывавшей и выделывавшей разные финты, продолжался долго, но все-таки закончился. Черт побери, в этой стране всегда так!
   
   Избушка резко и без предупреждения затормозила.
   - Что желаете? - спросил как ни в чем не бывало Несубр.
   
   
8. Короток, сладок и не насыщен сладкими цветными грезами сон военных. На сей раз его оборвали ранним-ранним утром, затемно.
   - Подьем, ребята! - орали по соседству. - Вперед, орлы!!
   Ребят и орлов уже не надо было гнать насильно, ибо ожидание неприятностей сильно активизирует жизненные процессы.
   ...После спешного завтрака на плацу собралось порядочно народу, прибыли и все командиры, и главный, и Три Паука - как обьяснили тролли, паук обозначал силы, занятые поддержанием порядка в герцогстве. Болтались там и какие-то товарищи в хламидах и колпаках - явные чернокнижники.
   - Господа! - сухо прошуршал голос главного над плацем. - Враг рядом. Он готов. Еще что-нибудь кому-нибудь обьяснять надо?
   - Слава! Слава! Слава! - заорали тролли и гоблины, всю ночь квасившие у себя в казарме, и оттого бесшабашные.
   - Слава, слава! - вторили тихими голосами новобранцы, тоже раздобывшиеся где-то спиртным, но не имевшие привычки к пьянству в условиях позднего отбоя и раннего подьема и оттого снулые.
   
   Рассвет застал полковника-пушкаря на какой-то заваленной снегом высотке стоящим у лафета пушки с зажженным фитилем в компании похмельных молодцев, которых он видел первый раз в жизни - отряженных ему в расчет. Внизу, под горкой, маневрировали с явным трудом добровольцы и наемные войска, там развевались знамена и тряслись значки, отдавались команды и бряцало оружие. Перед полковником покоилось прикопанное в снегу орудие, которое велено было беречь больше собственной жизни, потому что оно, дескать, стоило намного больше, чем жизнь десятерых пушкарей. А один выстрел -о! - ты знаешь, сколько стоит один выстрел? Много, лучше и не говорить об этом. Оно было заряжено, направлено в сторону предполагаемого появления вражеских сил и теперь оставалось только поднести огонь. А враги все не шли, и полковник ругался черной бранью. От него не отставали и тролли, затаскивавшие мягко говоря тяжеловатое орудие на горку.
   Вороги появились совсем с другой стороны. Прибежал господин ротмистр Шунди, на котором и лица-то не было, с ужасным криком показывая назад, на заросшие лесом долинки.
   - Там старгородцы! - орал он, задыхаясь, пока взбирался на кручу. И побежал вдаль, в лес, тыкая пальцем и оглядываясь.
   - Твою мать, так-растак! - вторили его воплям тролли, на руках переустанавливая пушку. Снизу лезли, срываясь в тучах снежной пыли, теряя снаряжение и оружие, пехотинцы, перевалили, чуть не затоптав расчеты, через горб, и понеслись куда-то вниз - скакать по сугробам и искать в подлеске врага. Старгородцы обнаружились не так далеко - в нескольких сотнях метров от себя полковник отчетливо узрел шишаки и синий штандарт врагов, рядами как-то очень парадно и весело приближавшихся, вздымая тучи снега.
   - Ты! - ткнул пальцем в пробегавшего гоблина полковник. - Лезь на сосну, будешь корректировщиком.
   Тот посмотрел безумным взором, выдохнул в лицо Сергею Ивановичу алкогольные пары, поправил сбившийся набок шлем и побег в лес.
   Впрочем, полковник и так знал, что делать. Его лишь немного тревожило, что не осталось охраны, и, стало быть, может найтись отчаянный молодец, который повторит подвиг политрука Панкратова. Но этакие мысли Сергей Иванович отогнал, не торопясь зажег новый фитиль, всучил его ближайшему троллю и стал неторопко (сколько ни стрелял, никогда из спешки ничего путного не выходило) наводить пушку. Сперва он думал стрелять по толпе пехотинцев, толокшихся с громкими и воинственными криками на видной поляне, и уж совсем было собрался стрелять, но потом почему-то передумал. И тут же как награда за удачное решение, ему попалась на глаза вражеская ставка, в полном составе пересекавшая снежную прогалину. "Метров восемьсот" - измерил полковник, в мгновение ока переставил деления прицела - и, отобрав факел у верноподданически таращившегося на манипуляции тролля, поджег. Он больше не был в снежной пустыне. Он был на огневой позиции на полигоне, и ему коман довали прицел, наводи в нижний срез, огонь, выстрел! - говорил он, пушка дергалась, отьезжала назад, краткая вспышка пламени, ошеломленное молчание в ушах, хотя нет, это их просто заложило, долгая секунда ожидания - вспышка там, оседающий столб дыма, взлетающее в воздух красиво и свободно нечто,которое не описать и даже заметить-то трудно, слышен как сквозь бетонную стену радостный крик, и кто-то хлопает по плечу пудовой лапой, и ты, еще ошалевший, чуть не достаешь носом станину - большую, теплящуюся.
   Старгородцы, похоже, не очень вдохновились гибелью всех вождей и флага, и очень скоро по лесу наметилось движение в другую сторону.
   Палили остальные пушки, но так - для виду больше. На позиции все просто ликовали и обнимались, Шунди и Хеннинг хлопали друг друга по плечам, счастливые и восторженные. "За герцога им, за герцога!" - орал кто-то, беснуясь в патриотическом восторге. Добровольцы, счастливые, раскрасневшиеся, потрясали оружием и радовались. Да полно, те ли это самые товарищи, которых сегодня утром пинками выгоняли из казарм? Вот так страна!..
   - Ну вот, - сказал кто-то, глядя на закат. - Выходной из-за войны этой дурацкой прошляпили...
   
   
9. Сколько волка не корми - он все ест и ест. То же можно сказать и про студентов, похоже, без различия времен, имущественного положения и превосходимых наук. Обед, который Кпери состряпал из профессорских продуктов и собственных запасов (в основном - гороха и чего-то вроде перловки), затянулся далеко заполночь. Ели-ели, пили-пили, дважды пришлось к неудовольствию позеленелой комендантши бегать искать магазин, несмотря на позднее время кочевавший по территории. Ближе к полуночи Кпери продемонстрировал профессору фокус-покус - взял два стакана, стукнул друг от друга и несколько секунд с загадочным видом выжидал. Раздался требовательный стук в дверь. Припожаловали гости, какие-то полузнакомые Кпери господа разнообразного вида - один специалист по геополитике, двое студентов Центра Гуманистических исследований и коллега-историк.
   
   - Вот видишь, Егор, стоит только тут постучать стаканами - и вот уже полный дом гостей, - покровительственно высказался Кпери, поглаживая бородищу. Историк, осмотрев Егора глазами на стебельках, поинтересовался:
   - Вы когда заявились?
   - Вчера.
   - Счастливец. Значит, историю и литературу сдавать будете один раз.
   - А как же иначе-то? История одна...
   - Э, не скажи! Герцога-то нет, история теперь другая будет. Вот соберется Исторический консилиум завтрашним утром, а послезавтра новую программу принесут. Будем заново все сдавать. Сели. Выпили. Снова выпили. Разговорились.
   - А не слыхал ли кто о новой секте саваттидов? - хватив рюмку, поинтересовался ни с того ни с сего геополитик.
   - А вот что я тебе скажу! - насмешливо и серьезно сказал историк. - Это секта такая, потому как разные секты бывають!
   Все расхохотались, и Кпери пояснил Егору Вадимовичу:
   - Это один историк вещает подобную чушь.
   - Так все-таки? - настаивал пытливый геополитик. - Я вот нового соседа спрашиваю - ты, браток, какого вероисповедания? Обыкновенно говорит - нашего, савватидского. Вот и интересно - не надумает ли он мне в рамках, так сказать, религиозных отправлений, горло перерезать?
   - Много нынче религий! - глубокомысленно заявил один из "гуманистов". - Но про савватидов ничего не скажу. Разве что вот - похоже по лингвистике, что это вроде нашего старого клиента - Исследователей Мирового Потока. Все расхохотались, но довольно натянуто.
   - Бьют тебя, - сказал Кпери профессору. - С утра до ночи, запирают в клетку и не кормят неделю - говорят, мировой поток проходит через голодного и битого. Почему их герцог не запретил? Свобода свободой, но и совесть иметь надо!
   - Э, нет! - возразил категорично второй, пока молчавший гуманитарий. - Свободы много не бывает. Если ее дозировать, выйдет что-то вроде стародавнего Каменского народовластия.
   - Да бросьте вы, господа гуманитарии, нас каменцами пугать! - брезгливо возразил геополитик. - Каменцы выбрали не ту методу, идеи-то у них были верные...
   - Какие-такие? - встрял профессор, которому не терпелось побольше узнать о своем временном пристанище.
   - Ну как какие, - ничуть не удивившись, начал геополитик. - Все сделать как надо - вот основной лозунг. Повесили старых чиновников, поставили новых, пол-страны в зомби превратили, чтобы дела лучше шли и инакомыслие не процветало, а оставшиеся полстраны кого сгубили, кто сбежал. Ну, в общем, кончилось дело тем, что ту демократию соседи сговорились - и поделили. Приходит к тебе пять держав, что делать будешь? Особо если под началом - только зомби? Только на спину и лапы вверх. Так вот и вышло.
   - А территорию, прежде чем заселить, санировали - выжгли, то бишь, всех живых и мертвых, кого нашли...
   - А чего они хотели-то?
   - Известное дело - налогов не платить, цены чтобы божеские на базаре, соседи чтобы в колодец не гадили, судьи взяток не брали. И чтобы народ правил...
   - А что теперь с развитием этих идей?
   - Вот есть тут, на северо, кажись, востоке, государство Рифания.
   Тамошние уж и не упомню кто говорят, будто проводят такие идеи в жизнь.
   - И что дальше в этой Рифании?..
   - Что дальше? Дальше ничего, только с той поры жалко смотреть на нее...
   - А чего ж так? Идеи-то правильные.
   - Так идеи-то правильные! Сколько народу, несмотря на провалы всяких экспериментов, откликнется на идею построить царство всеобщей справедливости, равенства и братства? Тьма народу откликнется! И будет с энтузиазмом голодать, мокнуть, спать в грязных лужах, строя его, и с немалым энтузиазмом. До скончания времен такие идеи будут успешно вербовать себе поклонников! Но пока ни один проект почему-то не увенчался успехом, а было их много - я один не меньше десятка припомню, и построения царства справедливости в отдельно взятом доме и государственного масштаба.
   - Правильные идеи - это хорошо, - вступил в разговор еще кто-то.
   - А как эти идеи на практике реализовывать?
   - Очень просто, - запальчиво заявил Егор Вадимович. - Надо сделать так, чтобы самым богатым и влиятельным лицам королевства стало необходимо существование народной власти.
   - Ну и как? И что? - наперебой откликнулись собутыльники.
   - Понимаете, богатый не хочет лишиться богатств, а вельможа - титула, по милости сумасбродного монарха. Они будут всячески расширять свои свободы и стараться гарантировать себе спокойное сущестование, так? Коли весь народ будет богат или знатен, он будет стремиться к ликвидации любых форм произвола. Так?
   - Он быстро забудет, чего, так сказать, лишился, - возразил геополитик. - И станет искать повелителя, чтобы решил проблемы, творил суд и был гарантом законов.
   - Но ведь если каждый человек будет сам себе гарантом, не надо будет общих гарантий?
   - Ты, господин хороший, не царство справедливости рисуешь, а мир, где ни один человек не ляжет спать, не наложив полсотни заклинаний на дверь и без обнаженного меча. Мы все хорошо знаем, что бывает, когда крестьяне делят землю на участки и существуют на них как бы в пустоте. В таких, где каждый сам себе закон, землях ты получишь вилами в брюхо просто за попытку попить воды из ручья, не говоря о большем. Да и равенства не будет в таком мире.
   - Так рассуждать - никогда не построишь идеального, подлинного народовластия, - сказал на это завкафедрой.
   - Может, потому, что оно и недостижимо? - поинтересовался гуманитарий номер первый.
   - Народовластие - штука вообще странная, - заявил его коллега. - Что это такое есть вообще? Обычный деревенский мужик полагается исключительно на себя, и представлять свои интересы может доверить разве что собственному зятю на окружной ярмарке, да и то с ворчанием. - Я убежден, - твердо сказал геополитик. - Что народовластие как политическая система при наличии равных условий для всех, определенных социальных гарантий и сколь-нибудь приемлемом уровне жизни в состоянии существовать только на основе угнетающей бедности и бесправия некой малой группы людей. Кому-то надо будет выполнять тяжелую работу за малое вознаграждение, потому что ни одно государство мира при текущем экономическом положении неспособно прокормить себя без интенсивных, тяжелых и трудоемких работ - будь то обработка земли, разведение скота, добыча металлов или магосодержащих веществ. Либо многие работают понемногу за умеренную плату, либо работает очень мало народу, но очень тяжело и почти без возмещения. Таков непререкаемый закон Геоминда. Вот.
   Геополитик сразу хватил рюмку, отдышался и победоносно оглядел собравшихся.
   - А у нас, - горестно поджав губы, сказал гуманитарий номер второй. - И за деньги-то c большим трудом народ работать заставишь.
   - Но все же лучше, чем на юге, - утешил его Кпери. - Там вообще только и смотрят, где бы что украсть, пропить или проесть - и снова, что украсть. У нас-то все-таки народ и землю пашет, и руду добывает. И торгует, кстати.
   - Да, торгует, - жалобно сказал гуманитарий, похоже, хвативший лишнего и оттого преисполнившийся жалости ко всему окружающему. - На том стоим. Только что будет с нами через пятнадцать лет?
   - Брось ты! Ничего с нами не будет ужасного! - сказал, махнув на это рукою, историк. - После войны мы быстрее всех оклемались, и теперь половина старых земель империи, вообще способная что-то покупать, покупает это у нас. И все, кстати, потому, что старый герцог - отец нашего нынешнего - не стал в свое время обкладывать всех и вся налогами, а подержал двор в черном теле, выгнал канцеляристов на улицу и заставил всех заниматься делом - пахать, торговать, давать деньги в рост. И вот оно - не только наши предприимчивые мужики за работу взялись, а и из других стран приехала публика с деньгами и с руками. А герцог им условия ставил - мол, прежде чем торговать и наживаться, постройте там крепость, снарядите тут корабль... Вот так и вышло нынешнее положение.
   - Да уж! Хоть куда. То историю переписывают, то законы природы, то Безлюдье оказывается страной праведных душ, то вдруг всем надо поперезабыть, что были Стражи Чистоты, а ни с того ни с сего переделать весь мир на дистрикты и повесить повсюду, положим, барельефы с фаллическим орнаментом - так-де в старину было.
   - Ладно, - зарубил спор Кпери. - Давайте выпьем за нашу великую, непобедимую и славную родину - за благословенный Ингмарланд.
   В едином порыве встали и выпили.
   - А как там на фронте дела? - робко спросил профессор.
   - А нам что, интересно, что ли? - ответил грубовато геополитик.
   - Воюют себе как-то, и нехай воюют...
   Остальные с набитыми ртами согласно закивали. "Ну и страна!" - подивился профессор, вспомянув, как только что они же с патриотическим пафосом и слезами в глазах пили...
   В дверь постучали - как-то обещающе. Кпери вышел открывать, все услышали его радостный возглас, а вернулся он с тремя девицами разом, раскрасневшимися с мороза. Девицы были экзотичны - как и все местное население, но на вкус профессора вон та зеленоволосая очень даже ничего. Но он так давно не был в подобной компании, и так комплексовал из-за возраста, что зеленая скоро перекочевала на колени к геополитику.
   
   От невысказанной досады по поводу собственной нерешительности профессор нализался до безобразия, и под конец, глядя на становящееся все более откровенным общение этих двоих, вслух пожелал заплетающимся языком удачливому потенциальному конкуренту "Чтоб у тебя один зуб остался - для зубной боли". Решил он впоследствии отыграться, и с авансом болящей головой завалился на койку, отвалился к стене и заснул.
   За окном падал снег.
   Проснулся он от громкого и бестолкового женского щебетания:
   -Господи, сколько бутылок-то! Ах, какая я глупенькая! Так вот она дружба-то!
   Щебетали на три голоса (один Кпери и две девицы) в прихожей.
   Третья (Та Самая) обнаружилась в изножье кровати, сидела и мечтательно смотрела в окно.
   - Ладно, провожу я вас, - прогундосил бородач Кпери, хлопнула дверь и стало потише.
   Воздух вокруг зеленой будто темнел и расплывался.
   - Вы... вы как будто в ореоле... - неуклюже попытался начать разговор с комплиментов профессор.
   - Заграничная заклинательная книжка плюс косметика, - ответила грустно девица. - Вот и весь секрет.
   - Ну что же вы такая грустная, - пошел с другой карты Егор Вадимович, садясь на кровати. - Поди всю ночь не спали...
   - Да, - столь же печально согласилась девица, глянув, однако, на студента исторического центра с некоторым интересом.
   - Вы же, наверное, устали, не выспались, а на занятиях не выспитесь. Ложитесь в мою постель. А я пока...
   Но зеленая девушка поняла приглашение несколько иначе, и много чего было потом, и на первую лекцию спустя сутки экс-профессор отправился с сияющим лицом, пунцовыми щеками и гордый победой, как робкий дебютант... Попутно выяснилось, что день, венчающий местную девятидневную неделю, называется хана-а, и он самый короткий в неделе - в полтора раза короче обычного, остальные же дни называются втодень, тредень, чедень, пядень, шедень, седень, водень, а также дедень, именуемый еще по-простецки "выпивон".
   
   ...Первая лекция вышла по так называемой "ископаемой истории", местной разновидности археологии, целиком черпавшей свои сведения из материалов герцогских старательских отрядов. Лектор с усами навроде тараканьих долго хвалил покойного властителя и его супругу, долгой ей жизни, за внимание к делам минувших лет. Потом стал показывать ископаемые древности.
   
   Местная археологическая наука достигла немалых для уровня развития этой местности высот. Сбором древностей здесь заведовали не любители вышвыривать в помойку все выкопанное, кроме золота и драгоценностей, а вполне солидные и преданные науке (и герцогу-благодетелю тоже) мужи, весьма сведущие в порученном деле. Профессионалы с хорошим окладом, короче говоря. Оттого история герцогства и сопредельных земель (в тех обьемах, в каких позволяли их повелители) была составлена весьма кропотливо и научно. Местные столпы науки даже сумели классифицировать периоды истории по видам снаряжения и оснащения, и не брезговали раскопками на памятниках культур, самым большим достоянием которых были деревянные загородки от ветра, обсосанные кости и небрежно обтесанные булыганы. Правда, подобным изысканиям был нанесен солидный урон не так давно, когда какой-то религиозный фанатик-однодневка сумел подвигнуть нескольких авторитетных господ объявить все изыскания антинаучными, прикрыть финансирование и ликвидировать коллекции. Но ученые ловко попрятались сами и сховали коллекции, а втихую продолжали копать на свои деньги, и скоро дождались отмены наукофобских запрещений.
   
   Сии сведения Егор Вадимович почерпнул частично из неспешных речей преподавателя, перебиравшего по ходу рассказа старинные доспехи и оружие, частично из болтовни соседа, не унимавшегося ни на миг. В сущности, здешнее положение науки можно было выразить словами "так, как у нас, но с деньгами". Потихоньку профессор начал завидовать этой средневековой и варварской, но деловитой и собранной маленькой стране. Тут бросали людей в клетки и долговую яму, били плетьми и батогами, рубили головы и сажали на кол, творили герцогским именем беззакония, но все же как бы говоря при этом себе: "Так быть не должно" - и следующих приговоренных к посекновению отпускали с миром, а смертников секли и вразумляли. А еще - работали, зарабатывали денежку, вкладывали ее в нужные и не очень (вроде убыточной археологии) вещи и пили заздравную своей стране...
   
   
10. Пиво и все остальное за процветание герцогства Ингмарландского пили и в военном лагере. Наутро главный, по-имени Сомбех Линде - теперь уже по случаю победы его чин определился примерно как подполковничий, по здешнему - капитан, комбригады, короче - накануне, как перешептывались, обпившись трехгрошовым мускатом из запасов армейской продуктовой лавки и страдая обычнейшей болезнью студентов и завсегдатаев винного на углу, приводил шатающиеся с перепою и зеленые с блева и недосыпа победоносные рати к присяге и заодно наградил отличившихся в лице Сергея Ивановича. Сам пушкарь-полковник увидел сперва, что господин Сомбех Линде силится что-то сказать, потом передает папку с пергаментами товарищу из сил поддержания порядка и утирает обильный похмельный пот, а увлекшись подобными наблюдениями, чуть-чуть не пропустил полковник самое главное.
    
    - Пушкарь Щитников!!! - заорал Три Паука. - Выйти из строя! Пять шагов вперед!!
    Замешкавшись, пушкарь приказание все-таки выполнил.
    - Пушкарю Щитникову за проявленный героизм и личное мужество обьявляется благодарность и присваивается очередное воинское звание "лидер стрелков"!! - огласил приказ Три Паука. Все главные уставились на Щитникова, а тот оставался недвижим и нем, ибо положено в таких случаях кричать подобающие случаю слова - раньше "служу Советскому Союзу", теперь - "отечеству", а где-то - "рад стараться", а тут-то что делать?!
    Из рядов по некотором замешательстве посыпались подсказки:
    - Герцогу и герцогине - слава!..
    - Молчи, дурак! Эй, ты, кричи - служу Ингмарландии!
    - ... родине и народу!
    - Отцам-командирам!.
    Новоиспеченный лидер стрелков помолчал, а потом крикнул браво этак, по-собачьи преданно:
    - Служу!..
    Тем и ограничились.
    - А теперь, - безо всякого перехода заявил капитан Линде, - будем присягать. Господа офицеры, шаг вперед! Привести личный состав к присяге...
    - Неспроста тянули, - бормотал кто-то в заднем ряду. - дожидались, чем драка кончится.
    Долго ли, коротко ли - дошла очередь и до Сергея Ивановича.
    Вызывали его на середину, дали ритуальный меч и велели повторить за ротмистром Шунди вот этакие слова:
    - Я, как там тебя, торжественно приношу клятву верности Ее Светлости Ингебринге, герцогине Ингмарландской и Прямовской, обязуюсь защищать все, что она прикажет до последней капли крови в обмен на выполнение условий моего найма. Кроме того, клятвенно обещаю беречь жизни и имущество коренных обитателей страны, исключая тех, на кого палец Ее Светлости укажет особо. Обязуюсь стойко переносить лишения, испытания, а также проклятья и иные заклинания, кои могут быть на меня наложены, и не нарушу сей клятвы пока соблюдаются условия моего найма. Йеде.
    
    Полковник поклялся этаким образом, недоумевая, вернулся в ряды и стал внимательнейшим образом прислушиваться к тому, что говорили стоявшие слева ополченцы-добровольцы, мня сделать некоторые выводы и почерпнуть какую-нибудь ценную информацию о положении дел. Во-первых, эти клялись в верности не герцогине, а герцогскому флагу - но это и понятно. Во-вторых, никакой крови не упоминалось, а выполнять долг предполагалось "по мере сил и возможностей", и это было как раз не очень понятно - что, наемниками в меньшей степени дорожат? Бестолковые тут, однако, порядки - полковник припомнил негласное правило в родных вооруженных силах: меньше всего напрягают контрактников (их срок использования дольше), побольше - срочников, а уж если курсанты из числа студентов, с которыми Щитников по большей части и имел дело, у которых срок эксплуатации - месяц, то вообще сам бог велел на них воду возить... Також, между прочим, не говорили ополченцы ничего о перстах ее мудрости и лицах, на которых они покажут - стало быть, карательные меры на них не возлагаются. А против кого, кстати, и насколько же это явление распроcтранено, коль скоро внесли такой пункт в клятву? Немного расхождений, но довольно характерных, так ведь?
    
    А потом все поклялись, прошли, как заведено по такому случаю, маршем по плацу, и снова был казарменный покой и порядок. Но это он у наемной армии и офицеров был. Новобранцев - как уже прошедших боевое крещение, так и свежеприбывших - отправили учиться и на хозяйственные работы.
    Ближе к вечеру отважного стрелка вызвали в штаб - подписывать контракт. В помещении штаба, отведенном под такие нужды, на стуле задом наперед сидел господин ротмистр Шунди и довольно малопристойно заигрывал с очень синей девицей, кокетливо теребившей свой огромаднейший чуб.
    
    - А, явился, стреляло, - ласково поприветствовал ротмистр Сергея Ивановича. - Это ненадолго - ставь вон тут крестик и отваливай.
    Поставил. Получил лычки наподобие сержантских. Отвалил. Девица одарила Щитникова весьма двусмысленным взглядом, но потом полностью переключилась на ротмистра... А полковник пошел себе в казарму, гадая, за что же он расписался, и остаток дня обдумывал свои перспективы и перспективы армии в целом. Выводы при текущем раскладе были неутешительные. Единственное, что утешало - это чтение рухлядного учебника не учебника, атласа не атласа, единственного книжного имущества в распоряжении местного аналога старшины.
    Первым делом полковник, конечно, глянул на карту. Карта изобиловала подробностями - с левой стороны было прописано: "Земли с западу", с правой - "Земли с востока которые", а посредине - "Благословенная наша отчизна, герцогом и его верными слугами ревностно оберегаемая". Более сего на карте ничего не было. Впрочем, дальше информативности прибавилось. Например, на второй по счету карте на месте "Земель с западу" значилась фигура в доспехах и с мечом, подписанная "Йемандер". Далее была красиво оформленная страница с надписью крупно "Изъяснение". И далее: "Вот так одолевал нечестивцев храбрый Кулин Йемандер". Сергей Иванович изгнул бровь критически, внутренне поежился и перевернул страницу... Все-таки оказалось все не так плохо - просто атлас был построен по принципу возрастающей сложности, первые страницы для совсем уж дегенератов, а последние уж и неясно для кого, ибо изобиловали они не только военных действий, но еще и проекциями мира в магическом отношении и по версии разных религий и божественных откровений, комментариями и немыслимыми формулами, наводившими на мысль о богомерзком чернокнижии. Причем на каждой странице был дан отчет обо всех военных операциях. Остановившись на середине, военный всмотрелся и вчитался. По крайней мере, стало ясно, что местность, куда их занесло, весьма смахивает на существовавшую в их реальности - тот же язык залива, протянутый на восток, то же огромное озеро с востока, только бассейны у них были разные, и нигде воды не смешивались. На востоке, за озером, аккуратно заштрихованная территория была подписана "Безлюдье". На западе, с северного и южного берегов залива друг на друга глядели какие-то склочного вида державы крошечных размеров, у названия каждой - несколько дат захвата ингмарландцами, причем непосредственных соседей захватывали до недавнего времени через год да на следующий; а на западном берегу моря прописались страны покрупнее, но тоже ингмарландцами многократно вздутые. Там, правда, отметок о взятии было поменее, но они снабжались указанием, кто именно возглавлял победителей. То же касалось и могущественных, судя по размерам и названиям, королевств на южном и северном берегах моря, закрашенных штриховкой с пояснением "потенциальные противники". Глядя на даты и имена, полковник никак не мог понять, как так вышло, что вот четыре года подряд некто Элфин Алсир одолевал всех потенциальных противников без изьятия, обкладывал жестокой данью и через год вынужден был вновь побивать и завоевывать те же самые страны. Изьяснение было лаконично и путано - "под влиянием внешних факторов". Вообще, по разным источникам создавалось впечатление, что в военном смысле могущественный и злокозненный союз западных держав, загромождавший выход из моря куда-то дальше, в местный вариант Атлантики, мало чего стоил, раз уж ингмарландским разгвоздяям не составляло труда побивать его всякий раз при встрече. Алсир как-то раз отправился морским путем в поход, сказав своим воякам: "Ничего, что мы не умеем ни грести, ни плавать - в конце концов, мы же не рыбы!". Вообще же до недавнего времени войска ингмарландцев просто выступали по или против часовой стрелки вокруг моря в поход и возвращались либо морем за счет побежденных по дороге, когда надоедало, либо просто приходили естественным образом домой. Так и проводил время военный, попутно прислушиваясь к диспуту, проходившему в казарме.
    
    - Спору нет, - орал какой-то уж красный от натуги и криков тролль, размахивая когтистыми лапами. - Старгородцам-то мы в лоб дали, но черепа-то, черепа остались или как?
    - Что нам черепа? - вопил его оппонент, хватаясь за дубину. - Мы этих черепов раскатаем в два счета. Артиллерия их обработает, а потом мы им так навешаем - навеки забудут, как в свары лезть!
    - Какое там! - отвечали ему. - Это мы дураков-старгородцев одним выстрелом напугали, а черепа - те всю жизнь под смрадом этого своего как он у них там называется, живут. Они же зеленые уже от его смрада! Им сам брин не брат, море по колено! Их артиллерией кроши не кроши - им все равно. Им скажут - в огонь, они и полезут...
    - А знаешь ли ты, сколько черепов-то? Черепов тех всего-то на нас идет семьсот штук - меньше, чем одних нас в этом лагере. Ну что, страшно, да?
    - Не верю я, - сказал какой-то еще белесо-сизый тролль сбоку. - В то, что враги наши - такие дураки. Не полезли бы они брать герцогство с такой никчемной силой. Да и нам нос задирать особо ни к чему. Вспомните Безлюдье - тоже били себя пяткой в грудь, кричали, что в два счета всех отдерем. А?
    - Ну, сравнил! - хором сказала казарма. - То Безлюдье, а то сейчас... Там сплошные разбойники были, а нынче у нас враги - наподобие наших же добровольцев...
    - К тому же, - веско проронил гоблин с нашивками лейтенанта, обосновавшийся в дверях. - Помните, чем то Безлюдье кончило?
    - Да-да, - зашумели кругом. - Припомните, после каких дел Безлюдье стало числиться Безлюдьем? О, славное было дело! Хе-хе, потеха была - хлоп - и никого... Только зарево на полнеба.
    - А вы вспомните о западном союзе, который нам палки в колеса вставляет!- вразумляюще сказал кто-то. - Вот наорут на наших главных, те и прикажут идти сдаваться...
    - Ну коли прикажут - то прикажут, спору нет. А если велят сам западный союз, как давеча, вздуть? Ведь вздуем же, как пить дать вздуем.
    - Конечно, конечно! - зашумели все. - Закрома наши полнехоньки, только пух и перья полетят!!!
    - Они там привыкли к сытости, они с нами воевать не захотят, мы народ больно отвязный, - убедительно сказал мужик с длинными ногтями и зеленой бородой до пояса. - Нам терять нечего! Они нас и так за заерей считают - думают, никто кроме зверей в таких условиях не выживет!
    - А в их военных книгах так и сказано - мол, если попадешься один на один, сразу сдавайся...
    - В военных книгах чего только не напишут! - запальчиво высказался кто-то. Пошла разборка по поводу военных книг, и тему забыли. А тема-то благодатная...
    
    
11. Как ни странно такое совпадение, но студиозусу Ульянову как раз в тот вечер после занятий привелось узнать, что завтра предстоит сдавать обновленную историю герцогства.
    
    Экзамен предстоял, судя по всему, супертяжелый. Испытуемых запускали в зал, где посиживала целая комиссия умудренных специалистов, и там довольно основательно спрашивали всю историю здешних мест. Некоторые испытуемые, опасаясь неаттестации, спешно бегали по знакомым студентам-колдунам и просили наложить специальные заклинания, за использование которых по идее полагалось выгонять с экзамена без разговора...
    
    - Если спрашивают про полководца - говори, не боясь, - циник и талантливый стратег, - поучал бывалый Кпери соседа. - Если про герцога - то, мол, просвещенный монарх, правда, случались и у него провалы, а завоевал он то-то и то-то. Понял? Заучи только, кто чего учудил. А коли спросят про кого-то из Магического консилиума - говори, дескать, существенно повысил обороноспособность страны и покровительствовал разработчикам новых заклятий. Попросят описать дела какого-нибудь денежного мешка - говори, что трудился не покладая рук,и основал такую-то отрасль хозяйства. Можешь даже даты и цифирь какие-нибудь выучить, если делать нечего. Так вот и ври в глаза с честным видом. А коли не повезет тебе, и конкретные вещи выспрашивать начнут, тут тебе и заученная наизусть библиотека наша не поможет... Уж захотят утопить - так утопят. И еще - упаси тебя тот, в кого ты веришь, если доведется тебе сказать что-то хорошее о персоне, какую кто-то из комиссии не любит. Тут тебе вылет обеспечен. А, кстати - не вздумай говорить про историков сопредельных стран что-нибудь, кроме гадостей. Ладно, пойдем пить, нынче какая-то победа стряслась... Пили основательно, но все же утром профессор выспросил-таки дорогу в библиотеку - она называлась здесь реликварием, как выяснилось после плутания по коридорам и расспросов, и один товарищ на вопрос, где оный находится, по ошибке отослал профессора в колумбарий. Собственная библиотека историческому центру не полагалась, и пришлось идти по снегу в общую университетскую. Помещалась она в похожем с виду на дот где-нибудь под Эльбасани, только обьемом побольше раз так в сто пятьдесят, здании. На крыльце в изобилии присутствовали студенты, то и дело слышался жизнерадостный хохот, никто ни на кого внимания не обращал, все гомонили разом, и профессор не без труда протолкался в простиравшийся за дверью шумный длинный зал, где по стенам тянулись гробоподобные ящики местной вари ации каталога, а по центру, производя невообразимый гвалт, сидели, лежали, пели, свистели, кричали, переговаривались, целовались, смотрели карточки и болтали ногами в воздухе многочисленные посетители. Найти что-либо путное, например, указания, где искать нужную книгу, в таком бардаке было немыслимо, но профессор неспроста был профессором и завкафедрой! Он отошел в сторонку, в тихую нишу, где было относительно немноголюдно - человек двадцать, не более, и тихо к тому же, только вот трое играли на барабанах, а еще четверо распевали во все горло, хлопая в ладоши и отбивая такт ногами, - и приготовился. Он, естественно, знал порядки в библиотеках и представлял, что против бестолковых любителей создавать базар и пытать каталоги, переставляя ящики и превращая его в совершенно непотребное и неоперабельное неопрятное чудище, всегда создается такой вот буфер, а где-то должна быть и пригодная к употреблению часть, и надо только ее найти. Всегда, в любом учреждении есть такая структура, которая может предоставить все необходимое, и важно лишь ее найти и заставить поработать на себя... Как раз в этот миг кто-то ближе к середине зала начал вопить дурным голосом, все устремились туда, а Егор Вадимович - наоборот, в ту сторону, где обнаружилась дверка с надписью "Книги".
    - Что вам угодно? - спросили его в тамошней полутьме мелодичным голосом.
    
    Сперва он не разобрался, что к чему, а потом обнаружил прямо перед собой деву о трех... не, о четырех головах и со свечой в руке.
    
    - Так что вам угодно? - повторило вопрос невиданное существо.
    - Мне? Книги бы по истории почитать...
    - А! Тогда вам вон туда, к окошку, видите? Мы специально там книги сложили, как раз на случай, если кто вздумает придти поучиться... Билет ваш только дайте под залог.
    Профессор отдал билет, пошел к окну и, полюбовавшись пейзажем, вгрызся в гранит местной исторической науки. Сверху всего лежал печатный труд с прописанным псевдоготическим шрифтом гордым названием "Мануально корректируемое пособие по истории наших мест". Первые его пять страниц занимало руководство по пользованию этой книжицей. Суть ее, как понял Егор Вадимович, состояла в следующем: в ней содержался некоторый обьем обьективной информации (дат, понятий, описаний событий), который в зависимости от текущей политической обстановки, взглядов господствующей исторической школы и тому подобных обстоятельств можно было при помощи нехитрых операций модифицировать и корректировать.
    
    Например, говорилось в руководстве, в Самбейе господствует моррвинизм. В случае, если Самбейя захвачена соседями-вирджилнанами, смотри пункт 1, где писано, что сменился основной бог культа, если стряслось нападение хаммалов, то коррективам подвергнется обряд богослужения, коли захватили ее горные варвары, то дело тут темное, и лучше вообще как-нибудь спихнуть эту тему долой. В случае же, если Самбейя станет нашим злейшим врагом, моррвинизм - это крайне правое, экстремистское течение молягрского учения. И так далее - короче говоря, имеющиеся в книге материалы любой желающий мог при некоторых познаниях в текущей политике подкорректировать наиболее удовлетворительным для экзаменатора образом - так, чтобы точка зрения отвечающего максимально совпадала с точкой зрения госполдствующей власти. Профессор восхитился хитростью составителей, на всякий случай даже не упоминавших названия страны, а ограничившихся целомудренным "наши места", и решил вернуться к этой штуке попозже, когда будет знать немного поболее о происходящем в стране.
    
    Второй лежала книга "Современая история", оказавшаяся шедевром военной хитрости. Эта книжица была специально составлена так, чтобы никакая власть не была высказанными в ней мнениями обижена. Более того, составлена она была не в общих скользких выражениях, а и духе верноподданического рвения и сплошных славословий - правда, непонятно, в чей адрес, подобные горячие заверения и пламенные клятвы могли адресоваться кому угодно. Профессор некоторое время погадал, как это вообще могло сюда попасть и зачем, но после углядел приписку к заглавию - "пособие для отвечающих", опять подивился хитрости и взял третью книгу, инстинктивно ожидая подвоха.
    
    Третья книга называлась "Исторический справочник-инструментарий", содержались в ней хронологическая таблица и статьи, посвященные различным областям государственности. В тех статьях одни и те же вещи звались разными именами, им давались разные даты, разные определения. Огненное колесо, от которого, как понял Егор Вадимович, аборигены вели счет годам, вообще не поминалось, таблица начиналась с пятого года от Огненного колеса, хотя в большинстве статей повествовалось о вещах, предшествующих этому самому Огненному колесу. Споткнулся светоч отчественной науки и на таком понятии, как Большая Ревизия, бывшая, как понял профессор из одной статьи, массовым истреблением каких-то загадочных бессмысленников, а из другой - проверкой всех печатных произведений на предмет отыскания и истребления всяческой крамолы (третий источник вообще утверждал, что речь шла о больших хищениях в области сельского хозяйства, а четвертый упоминал о Большой Ревизии как лишь о незначительных перестановках в департаментах, так и не повлекших каких-либо событий либо действий). И так - во всем, что в этой книге было.
    
    Четвертая сверху книжица содержала краткую и адаптированную последнюю версию истории герцогства, составленную в скупых и кратких выражениях, очень общо и - главное - анонимно. Ее профессор проштудировал от корки до корки, выписывая на предусмотрительно захваченную грифельную доску мелом наиболее важные вещи. Пятая была вариацией первой, но намного тоньше и выпущена Историческим консилиумом, опять-таки без указания издателей и авторов. В ней популярно и вразумительно обьяснялось, какие вещи и события могут быть пересмотрены и ревизованы по итогам таких-то происшествий в герцогстве. Профессор внимательнейшим образом прочел все, что касалось смерти персон правящей семьи, а потом заинтересовался параграфом "Молягрское господство", представлявшееся самым радикальным изменением всех сторон жизни. Сравнив этот параграф с главой "Все как есть", профессор порадовался, что нынче не господствует это самое молягрское учение, предлагавшее прикрепление всех жителей к земле - да не как-то там символически, а на цепь к своему участку, предусматривавшее отрубание рук и ног за разговоры на рабочем месте (что нелогично), введение дорожных судов, в обязанности которых входило казнить всеми видами казней всех, кто попадал в поле зрения и пересмотр всех предшествующих событий, которые всем скопом проходили под ориентировочным названием "выгребная яма истории". При том ссылались на Великую книгу Пророка Молягра, каковую книгу нашептывал ему на ушко сам Мола. Профессор только поежился, и тут же наткнулся на книжицу "Религиозные вопросы". Мало что было там путного, даже общей сути религий нельзя было понять, текст почти целиком состоял из цитат, и единственное, что узнал нового профессор - это информация о Безлюдье, и то очень невразумительная - какие-то там хитрые макроэкономические интриги, и вышло из этого нечто не совсем понятное, в результате чего те земли вдруг взяли да выгорели вместе со всем, что в них было... История темная и в высшей степени загадочная, но, по крайней мере, изложенная и профессор зарубил себе на память подумать над это историей. Но, правда, потом он забыл - слишком много всего пришлось перерыть, сидел он почти до ночи, и самым своим удачным источником смог назвать сборник исторических баек и легенд, своего рода священных, нерушимых баек и легенд - это было наиболее информативное пособие и наиболее незыблемое. Пригодиться обещал и сборник "Как анализировать учебные пособия и ученые труды", указывавший, как именно себя вести, чтобы понравиться составу преподавателей.
    
    Еще раз профессора, уже ближе к ночи, выбила из рабочего настроения встреченная в числе прочих источников "Брошюра о великом Паровозе". Движимый не только интересом, но и некоторыми почерпнутыми из прочитанной литературы приемами формальной логики ("Прочитал-проанализировал-не подходит-забудь", например), Егор Вадимович взялся читать и усвоил, что "Учение о великом Паровозе" возникло приблизительно в те же времена, в какие функционировал Пророк-Правдолюбец. Базировалось оно на одной-единственной оного фразе: "В этой жизни и в мире ином у всякого, кто идет вверх по ступеням лестницы почестей и титулов, должен быть свой паровоз - человек, который, обладая более весомым положением в обществе, расчищает дорогу своим протеже. Одинокий странник, штурмующий эту лестницу, подобен букашке на леднике". На основании этой фразы и каких-то незадокументированных высказываний Пророка-Правдолюбца было развито учение, взятое на вооружение многими и многими жителями страны. В настоящее время, более того, система Паровоза, была общепризнана как основной алгоритм служебного продвижения где угодно - в армии, в науке, на государственной службе. Всякий новичок в любой структуре немедля пытался найти себе патрона, который волок бы его за собой, а тех, кто искал неумело или не хотел искать, сьедали. До недавнего времени - в буквальном смысле...
    
    Долго ли, коротко ли, но профессор закончил штудировать труды и перед тем как идти домой, спросил у многоглавой библиотекарши:
    - А что, никто этого всего не читает?
    - Не-а. Все и так все знают. Всех отцы с матерями научили...
    
    Черт побери, все все знают здесь - но молчат...Егор Вадимович совсем уж было собрался идти домой, но внимание его привлекла книжица, озаглавленная "Чудесные машины: построй сам". Он взял ее в руки и бегло просмотрел оглавление. И тут его чуть было не хватил кондратий - четвертым в списке машин, помещаясь между "чудесной машиной для производства самогона" и "распрекрасным устройством, производящим золото из дерьма", значился "агрегат, вспомоществующий между миров ходить".
    
    "Прежде чем приступить к поискам компонентов и сборке машины, - поучала эта глава. - Необходимо выполнить ряд условий. Условие первое - прохождение испытания алтарем. Только по предьявлении документов о прохождении этой процедуры вам продадут некоторые необходимые компоненты. Условие второе вы прочтете, только если уже прошли испытание". И то правда - далее было пустое пространство на несколько страниц.
    - Что-то я плохо вижу, вы не могли бы мне кое-что прочесть? - решив схитрить, обратился Егор Вадимович к библиотекарше.
    - А что это вы читаете? Вам этого нельзя! - вдруг встрепенулась она тремя голосами из четырех, глянув на страницу. Отобрала книгу, насупилась чрезвычайно и - выгнала долой.
    
    Долго ли, коротко ли тянулись - но прошли сутки, на которые были освобождены от занятий все учащиеся исторического центра, названного, кстати, в честь великого полководца Кулина Йемандера, разорившего некогда могущественных западных соседей, подвергшего их жесточайшему разграблению и положившего основу книжным богатствам - он привез пятнадцать возов с манускиптами, и, поскольку никто не озаботился у него их принять, просто свалил их в кучу на первой приглянувшейся свободной площади университета и был таков. А на месте, где он их свалил, решили умные и хитрые историки, до того ютившиеся в качестве подособной рабочей силы в какой-то конуре на факультете нигилизма-и-ниспровержений, соорудить себе свой факультет - и назвать его именем полководца, ибо под строительство такого заведения герцогская казна не дать денег просто не могла. Хитро, правда ведь? А из таких вот историй и событий и состояла вся доступная пониманию история герцогства Ингмарландского.
    Экзамен был тяжел. Во всяком случае, экзаменуемые выходили кто с таким видом, будто его там по голове булавой били, а кто в таком состоянии, что краше в гроб кладут. Профессор вошел в огромный пустынный зал с окнами на закат и поздоровался упавшим голосом с засевшей на помосте комиссией, чем-то похожей на картину кого-то из старых голландцев, изображающей купеческих старшин.
    - Присаживайтесь, - лязгнул клыками главный - бородатый до полу и весь черный, указуя на одинокий колченогий табурет посреди зала.
    Условия, как сказал забредший случайно философ, глянув сквозь щелку, "не самые скверные". У них на философии экзамен происходил в снежном поле, и в качестве испытаний была беседа с пятью сумасшедшими философами, три дня не кормленными и - главное - не пившими.
    Присел, а что же делать.
    Комиссия что-то писала о делах предыдущего испытуемого. Потом главный, не прекращая сего занятия, спросил себе под нос:
    - Скажите-ка нам что сможете о начальном этапе становления ингмарландской государственности...
    - По новейшим данным, этот процесс представляется... - заговорил профессор.
    - Минуточку, - остановил его бородатый. - Представьтесь, где ваша вежливость!
    Кто из неофитов, возможно, и пал бы духом после такого нехитрого приема психологического давления, но профессор чаще сам оказывался на месте бородатого, чем на каком-то другом. И приемчик этот дряхлый, имевший целью сбить дыхание экзаменуемому, знал с младых ногтей.
    - Ульянов, первый круг, - ответил он, ничуть не комплексуя. - Позволите продолжать? - и увидел на миг проскочившее по лицу бородача выражение неудовлетворения - он ведь мог заговорить снова о деле, и тогда бородатый мог его одернуть...
    - Продолжайте, - было брошено с помоста.
    - Процесс этот начался, как традиционно считается, в 185 году, если считать от Огненного Колеса, и вызван был в первую очередь усиливающимися центробежными явлениями в восточных областях Евглейского домината. Под влиянием этих процессов, вызвавших отток населения, жаждавшего стабильности, на восток, за рубежи домината, в сочетании с усиливающимся давлением на нынешние территории Старгорода, Череповского протектората, Истоков и так далее с юго-востока, была создана Федерация, позднее превратившаяся в Торквардское королевство. Около трехсот лет занял процесс вычленения из пестрого конгломерата народностей, заселивших его территорию, основы нынешнего этноса Ингмарландии...
    
    - Вы не сказали ничего существенного! - как рубанул, сказал борода. - Все цивилизации складываются в результате политического синойкизма. Никто не является исключением из правил. Дальше.
    - В 482 году от Огненного Колеса, - почти издевательски сказал, нет - процедил профессор, - лорд-протектор северо-западных территорий королевства воспользовался экономическими и политическими трудностями сюзерена и обьявил об особом статусе своих земель. Его сын пошел дальше и после непродолжительных военных действий стал первым герцогом Ингмарландским...
    
    - Хорошо, хорошо, - поспешно, не желая дать испытуемому шанс оставить хорошее впечатление у остальных, остановил его борода. - А что вам есть сказать по поводу современного политического состояния герцогства?
    Вопрос был коварнейший - именно его Исторический консилиум расмотреть не успел - или не пожелал. Задать такой вопрос - означало пустить экзаменуемого гулять по минному полю. Но, как говорится, делать нечего - портвейн он отспорил... Профессор глубоко вздохнул, и, не сводя глаз с бородатого, заговорил - что знал, то сказал, а остальное проэкстраполировал на ходу:
    - Современное положение герцогства можно определить не только как переходный период в истории ингмарландской государственности, но и как узловой пункт ее - ведь нынче, против всех традиционных правил, в герцогстве правит лицо, не имеющее, строго говоря, на это прав. Поэтому, как утверждают некоторые осведомленные лица (их мнение донеслось до профессора в коридоре), в ближайшее время герцогине предстоит подобрать мужа из числа потенциальных претендентов на престол, либо же присоединить к героцогству земли графства Прямовского, большие и ныне находящиеся под властью Старгорода, принадлежащие ей теоретически, потому что старгородские старшины не признают ее права. Коли ей это удастся по итогам военных действий со старгородской армией, у нее будет основание претендовать на обьединенную корону. Кроме того, в нынешние времена проверяется на прочность и живучесть сама государственная машина герцогства...
    - Государственная что?.. - переспросил, сдвинув брови, борода.
    - Государственная система. Происходит передел сфер влияния в высших сферах власти; определяются на много лет вперед те семьи, кланы, группы, что станут опорами политики государства. Решается, кому определять те или иные стороны...
    - Хватит, хватит, - чуть что не перекосившись, поспешно сказал главный экзаменатор. "Похоже, - отметил профессор - ему не очень по нраву пришлись мои речи...". - Коллеги, есть у кого вопросы?
    Послушал тишину - и провещился довольно мерзким хриплым голосом:
    - А расскажите нам о развитии искусства в последние годы.
    - Искусство в последние годы претерпело сильные метаморфозы. После больших потрясений в богемной среде тридцать лет назад, после низвержения с пьедестала творческих концепций трубадуров-двусмысленников в моду вошли бессмысленники, полагавшие, что старое искусство свое отжило, а новое в противовес старому, полагавшемуся на сомнительного качества вещи вроде смысла и рифмы, должно опираться на отсутствие композиции, понимания со стороны зрителя и вообще всего, что определяло искусство старого образца. Они не встретили особого понимания в небогемной среде, но сами свои деяния называли деяниями Нового Золотого Века. Их господство завершилось во времена Большой Ревизии, как называют специалисты по данному периоду обстоятельное исследование всех областей искусства по указанию герцога. Все, называвшиеся в числе бессмысленников, были повешены. Им на смену пришли описатели, предавашиеся восхвалению всего, что видели, на почве безмерной любви к народу и его лучшему представителю герцогу. Описатели тоже кончили плохо - их поголовно отправили той же дорогой, что и бессмысленников, поставив в вину им опорочивание светлого образа властей. А сменило их поколение Творцов-из-Народа, воспевших, наоборот, просвещенное правление герцога, которому достались такие неблагодарные подопечные. Затем...
    И об этом не дали договорить - на сей раз экзаменатор провещился женским голосом:
    - Опишите современное положение крестьянства в стране.
    - До 482 года судьба крестьян в Ингмарландии была не из легких. Их как "смрадунов" кабалили еще со времен Огненного колеса, а после завоевания герцогством независимости пошел полным ходом процесс социального расслоения и раскрестьянивания. Однако, получив в 498 году землю в частную собственность - а безденежные и бедные крестьяне получили ее бесплатно - сельские сообщества стали настоящей опорой государственной власти. Однако, здесь есть ряд нюансов - например, землю получили главным образом лица и наследники лиц, поселившиеся в стране после 465 года, то есть после явления некоего Пророка-Правдолюбца. Некоторые исследователи предполагают, что причиной тому создание некоего широко распространенного тайного общества, созданного этим самым Пророком перед его таинственным исчезновением, а другие утверждают, что дело тут в этническом составе населения. Обе версии, возможно, ошибочны, хотя динамика демографического роста позволяет определенно утверждать, что прилив населения в Ингмарландии в те годы в самом деле имел место, и даже расширялся в дальнейшем, причем те же исследователи не могут установить источник этого пополнения. Впрочем, те времена вообще окутывает завеса таинственности. Остается непроясненным вопрос о происхождении ряда технологических новшеств, но разобраться в этом не представляется возможным, поскольку событиям того бурного времени более двухсот пятидесяти лет...
    
    - Вам есть что сказать по поводу деяний Пророка-Правдолюбца?
    - Есть. Этот Пророк путешествовал по Торквардскому кородевству около пятнадцати лет, проповедуя сперва непротивление злу и единение, а потом - идеи консолидации народа вокруг своих лидеров в качестве противовеса воле наследственных вождей. Темный это вопрос. Из деяний его наиболее известны изобретение высокотемпературной печи и постройка так называемого Алтаря, который позднее был перенесен - в политических интересах - в центральную часть королевства...
    - А что вы можете сказать о влиянии Алтаря? - врезался вопрос.
    - Прошу прощения, но я - Непреобразованный, - хамея от собственной наглости, сказал в ответ Егор Вадимович.
    - Это многое определяет, между прочим, - сказал обычным голосом борода, многозначительно помахивая прутиком. - Ладно, студиозус Ульянов, идите с миром. Йеде.
    - Знаете ли, давно не видел такого разнузданного колдовства! - встретил его за дверью Кпери. - Я-то гном, мне-то все видно... Они там только так телепатией занимались, а половина сидевших на тебя такое наводила, что у меня зубы щелкали. Я еще дивился, как оно тебя не берет...
    - Погоди, вот преобразуют тебя, тогда... - заметил кто-то из собравшихся в коридоре. Профессор не ответил, но зарубил на память выспросить о происходящих на Алтаре изменениях. Списки с оценками были доставлены прямо в общагу - написаны аккуратным шрифтом с кокетливыми завитушками мелом на стене. В основном - здешние аналоги трояка и четверки, "зелот" и "практикант". Всего три имени значились в списке под грифом "адепт". Несколько больше числилось в "неофитах". Профессора не было нигде. Как раз в тот момент, когда Ульянов искал свое имя, его и застиг высоченный господин с бычьей головой и обломанным левым рогом, с шиком и грацией носивший кольца в ушах и носу.
    - Студиозус Ульянов, - провозгласил он мощным глубоким голосом.
    - Квалифицирован как "адепт второй ступени" и переводится в адептуру. Зайдите в пентонат и решите там все вопросы. Поздравляю с удачным стартом, - понизив голос, добавил уже непосредственно профессору-адепту. - Сам Кенсинг вас протолкнул...
    
    Так что Кпери и комната в общаге резко ушли в прошлое, а поселился Егор Вадимович в длинном одноэтажном строении, напоминающем снаружи коровник, поделенном на секции и населенном адептами и их попечителями - у профессора попечителем выступал тот самый борода, главный экзаменатор, председатель герцогской коллегии историков, основа и опора исторической науки государства Его Превосходительство граф Кенсинг Бредде, который через посыльного велел обустраиваться и не терять времени даром, а поутру приходить к нему, в Исторический центр и там быть готовым к великим свершениям.
    
    
12. Наутро после вялой побудки (дежурный из числа добровольцев просто не посмел в тролльской казарме орать) наемники получили приказ собирать манатки и готовиться к проворному переходу. Так и поступили - поели, попили, отдохнули, почистили оружие и пошли строиться. Пушки на сей раз брать было не велено, колдунов тоже. Пошли вразвалку, шага не чеканили, строй перестали соблюдать непосредственно за воротами лагеря, и вообще брели нога за ногу, разбившись на кучки и болтая. Кое-кто с шумом лузгал орехи, где-то в хвосте пели разудалые песни и кто-то тараторил похабные частушки, свистя в паузах в глиняную свистульку. Короче, курсанты первый день на сборах, а не колонна на марше.
    - Куда идем-то? - озадачил стрелок Щитников соседа по строю, гоблина.
    - Шут его знает! - беспечно отозвался тот. - Наверное, грабить кого-то или к ногтю брать...
    Щитников подумал, подумал и обратился с таким же вопросом к другому соседу, троллю, владетелю трехметровой пики, сложив руки рупором и сильно напрягаясь, чтобы переорать крепчавший ветер со снежком.
    - Куда пошлют, - упало сверху.
    Запуржило.
    Появился Рольф, шедший куда-то в хвост колонны, и его полковник успел остановить и спросить, что делается-то. Рольф пошел рядом и, понизив голос, обьяснил:
    - Понимаешь, какое дело, дали нашему капитану поутру приказ - идти воевать какую-то горку, где какие-то там взбунтовавшиеся крестьяне засели. Хеннинг, конечно, попросил в поддержку колдунов, но те говорят - мол, у нас другие указания, и вам помочь мы ничем не можем. Потом потребовал пушки, но в штабе отказали - говорят, стрельбы проводить будем. Хеннинг - он своих солдат любит, и знает, что там засели не простые крестьяне, и оружия у них завались, и даже какие-то хорошие маги нашлись. Он и велел идти куда глаза глядят, оседлать какую придется гору, а потом, к вечеру, возвернуться и отрапортовать - гору с боем пытались брать, ничего не вышло, потерь никаких, а что гора не та - мол, ошибка вышла.
    - А что же наше командование своих бойцов на убой шлет? - возмутился Сергей Иванович.
    - Какие же мы его бойцы? Это они за ополченцев ответ держать будут, а мы-то что? Мы только денег стоим, опять же и казне полегче.
    Крестьяне эти тупые нас заманят, накинутся всем скопом и все тут и останутся. И не будет в государстве ни златолюбивых наемников, ни воинствующего пейзанства. Понял, нет?
    - Так на кол такое начальство! - возмутился Щитников.
    - А кто его сажать-то будет? Ты? Я? Господин ротмистр Шунди, разгильдяй высшей пробы? Кто? Нет уж, Щит, нанялись так нанялись. Ты еще увидишь, как наши вожди черепов по одиночке подрывать будут, чтобы гоблинам не платить... Да ладно, судьба наша наемницкая такая. Коли ничего другого не умеешь... - и пошел далее, куда собирался.
    Такое дело продолжалось где-то до полудня и еще немного сверху, когда Хеннинг и компания с большим неудовольствием обнаружили, что сбились с дороги и сбились, видать, давненько, судя по громкости и скверности брани, донесшейся спереди. До полковника это обстоятельство донес сосед с пикой, громко, со вкусом и на редкость похабно по такому поводу выругавшийся.
    Снег падать перестал, и тут же впереди наметилось некое интенсивное движение и раздались команды. Впереди наметилось множественное движение, колонна рассыпалась на глазах, и взору Щитникова предстало снежное поле, в километре от него прямо по курсу оканчивавшаяся высоким холмом с какими-то полузанесенными снегом постройками и укреплениями на нем, а сзади слева и справа ограниченная увалами. Единственным путным проходом они и воспользовались, прийдя сюда, и там, в горловине, уже полным ходом кипел бой - вздымались палицы, слышался грозный рык атакующих троллей и чей-то заливистый визг. Хеннинга и прочих командиров, казалось, хватил столбняк - отдав первое приказани - рассыпаться - они никак не могли сообразить, что же такое происходит, и что делать-то вообще. Сзади зашипел Рольф: -
    Ой, paske! Это ведь та самая гора и есть!..
    Полковник так подивился финскому языку тролля, что забыл обо всем. Но пока собирался, тролль лапой вогнал его в снег по самые уши:
    - Не высовывайся! Наши им сейчас глаза отведут, а пока не высовывайся!
    Некоторое время было тихо, а потом что-то воющее, шипящее и пламенеющее пронеслось над полем и шумно финишировало в елках на холме.
    Донеслись невнятные крики и гам, а затем из бора толпами - толпами! - начали выбегать какие-то граждане скверного вида, закутанные в тряпки и обмотки и поспешали, бряцая оружием, прямо к колонне. Метрах в ста впереди сбилась небольшая кучка наемников - в том числе Хеннинг и знаменосец. По ним от леса повели плотный, но пока неприцельный огонь из чего ни попадя - рядом с полковником в снег приземлилась и вовсе порнографичная, как говаривал начальник Щитникова по службе в Петрозаводске, штуковина - необструганный сук, обмотанный какой-то тряпицей... Пролетела и вторая комета, опять-таки поразившая лес, а потом и третья, красиво разлетевшаяся прямо посреди атакующих. Те замялись, разразившись громкими воплями, но скоро опять пошли в атаку. Наемники меж тем стремительно рассасывались по окрестностям, и скоро на острие вражеского удара осталось пустое поле. Но нападающие этого даже не заметили. Казалось, ими овладело безумие.
    - Да что же это? - спросил вслух ошеломленный полковник. Хеннинг впереди походя зарубил первого прибежавшего и спокойно дожидался остальных, ничуть не заботясь о своих шансах на успех...
    Полковник поспешил на помощь, но краем глаза следил за лесом.
    Вблизи знамени разворачивалась потасовка, но небольшая - враги в подавляющем большинстве огибали место драки и топали дальше. Хеннинг сперва рубил играючи, а потом вышел несколько вперед и заработал, как мельница, установленная на волноломе.
    - Бежим к капитану! - звал его Щитников, хватаясь за штатный кинжал.
    - Странно! - бормотал Рольф, таща полковника совсем в другую сторону, вбок, к лесу. - Если они нас ждали, то почему такая паника, и где их колдуны?
    И быстро-быстро говорил что-то на гигантиш соседним троллям и прочим существам, недостоверно прикидывающимся снежной равниной и тоже пробирающимся к лесу, а потом лесом вверх и к поселку на горке. Те что-то отвечали, разводя ручками, и показывали вперед, где, между прочим, что-то ненавязчиво, очень мирно и незаметно горело.
    - Им Хеннинг глаза отвел, он по этому делу специалист, они увидели на снегу слабых и плохо вооруженных врагов, и побежали. А колдун их то ли с бодуна в другую сторону смотрел, то ли просто глаза мякишем залепил. Иных обьяснений я не вижу... - комментировал возбужденно Рольф.
    
    Не прошло и нескольких минут, как наемники уже подошли к укреплениям, и, никем не встречаемые, прошли вовнутрь, скусили несколько часовых и ротозеев, дошли до центральной части поселка, где встретились с другой группой, пришедшей с другой стороны и топтавшейся в нерешительном бездельи.
    - Шли за дракой, а тут бред какой-то, - подвел кто-то итог общим размышлениям.
    - Ладно, поджигаем селение и уходим! - скомандовал кто-то с большими лычками на переднике, и сразу занялся делом - что-то развалили и стал разводить огонек.
    Ветер был хороший, устойчивый, и когда бойцы не прошли еще и полпути к основанию холма, деревня уже полным ходом полыхала. Увидав такое дело, личности, околдованные Хеннингом и метавшиеся с кровожадными криками по равнине, принялись паниковать и расточаться. Бред продолжался. Выход с равнины был относительно свободен - молотимые троллями и их соратниками враги отступили от дороги в ельник, но дальше встали намертво и порывались снова перейти в атаку.
    - Назад, назад! - орал Хеннинг, размахивая мечом. - Отходим, отходим, быстро!
    
    Порядок даже не пытались сохранять - просто бежали толпой, тяжело дыша и таща на закорках гоблинов, устало отмахиваясь от выскакивающих врагов, наконец, Хеннинг решил, что оторвались, и велел перейти на "волчью побежку" - сто шагов бегом, сто - шагом. Позади что-то рвануло с заревом на полнеба, Хеннинг довольно ухмыльнулся и сказал что-то невнятное насчет хорошего начинания таскать с собой повсюду некоторые полезные штучки.
    - Вот видишь, стрелок! - обратился он потом к Щитникову. - Как полезно бывает порою заходить на склад оружия, если у тебя хорошие отношения с кладовщиком! - и пошел наводить порядок - равнять ряды и давать счет под левую ногу, ибо о дисциплине забывать не стоит. Начались разбирательства. Оказалось, что некоторые сообразительные тролли прихватили своих противников с собой и тут же по дороге начался допрос. Прямо перед Рольфом двое троллей трусили, уложив на руки запеленутого в мешковину пленного, а Хеннинг бежал рядом, отдуваясь, и выспрашивал. Рольф слушал и переводил, уснащая своими комментариями и бранью:
    - Они бунтуют против герцогини, так их и растак... Думают, что баба не должна-де, чтоб им, править государством. Какое им, козлам, дело до государства? Как копались они в... э-э... так и будут. А, вот оно что - приходил к ним один, мать его, он и обьяснил, что к чему. Со шпорами, говорит, на руках... Вот сволочь! Так ведь это, поди, тот же товарищ, что к дракону герцогскому прикопался, или его кореш!
    - Чего? - обернулся внезапно капитан. - А?
    - Да тут один гад хотел непременно дракона извести...
    - Это какого? Биплоза, что ли?
    - Других нету же, - подивился Рольф.
    - Ты так думаешь? - хитро ухмыльнулся, показывая полный рот кривых зубов, Хеннинг. - Так что там с?..
    - Давал большие деньги за то, чтобы непременно дракона убить, но только стараниями одного товарища сам погорел. В буквальном смысле.
    - М-да, - почесал когтищем подбородок капитан. - Дело темное, и явно хитрое... Ладно, после разберемся. И продолжил допрашивать:
    - У них есть какой-то импортный колдун... Умеет огнем плеваться. И крупные связи. Чего этот жук мелет? Да, им дали точные указания, что мы тут и пойдем, но колдуна с утра... как бы это сказать помягче, несварение желудка приключилось. И он наколдовал такого, за что ему если не голову, то уж... э-э... в общем, точно оторвут что-нибудь, если он жив, конечно, в чем, говорят, большие сомнения, ибо он как раз в центре пожара был... Вот так. А, он еще говорит, обещали им золота и что когда новое начальство будет - молочные реки с кисельными берегами. Кто обещал? А, какой-то был мужик, он всю бузу и затеял. Говорил, что из другого мира, он с некромантами и связался. Да ну, такие сумасшедшие всегда кричат, что они-де пришли невесть откуда, а там вот так и вот этак... Но все-таки как это мы так прокололись-то? И ежели это они нас заманили, то почему тогда нам такой приказ дурной отдали, а если погубить хотели, то почему?.. Рольф вдруг начал просто-таки загибаться от хохота.
    - Представляешь, - говорил он в промежутках между приступами могучего смеха и хлопая полковника по плечу, - какая война дивная выходит? Уа-ха-ха-ха! Ты представляешь, сколько сегодня случайностей? Мы решили не ходить на эту их гору. А колдун их решил нас сюда привести на убой, но у него сотворилась беда с пузом - уа-ха-ха-ха-ха - и он решил, что ничего не выйдет, и братве своей сказал то же самое. А мы из-за его недосказанных заклятий как раз к этой горе и пришли, а они нас не ждали... ой, смешно как!!
    - Младенец ты еще, Рольф, - молвил на это вострослышащий капитан. - Только так и бывает на войне...
    К вечеру веселое и очень сильно пьяное наемное войско, разграбив какой-то - предположительно все-таки вражеский - обоз, корявыми обходными дорогами выползло -таки к лагерю и тихо расползлось по казармам зализывать раны и делить добычу. Никто и не пытался уже идти и предьявлять претензии - таковы уж были военные традиции в этих местах, и спорить не имело смысла. Единственная мысль полковника перед тем, как обрубиться и заснуть, было "как там Егор...".
    
    
    
13. Егор Вадимович не терпел неудобств, лишений и тягот. Сидел он в мягком кресле, удобном и просторном, за столом, уставленным всякими чудными диковинами (Кенсинг Бредде на вопрос о происхождении, например, настольного перекидного календаря, заявил, что кабинет занял только три дня назад, а предыдущий владелец удовлетворить любопытство не сможет скорее всего), пил и ел вкусные вещи.
    - Ваша задача, - говорил меж тем Кенсинг Бредде, разгуливая туда и сюда по кабинету и потирая усталые глаза - они с Егором Вадимовичем беседовали уже целый день. - описать все это на бумаге аккуратным шрифтом и как можно быстрее представить мне. Если все пройдет хорошо, через день вас удастся представить в магистрат. Видите, в какое время вас судьба привела к нам? Такую карьеру вы и за десять лет не сделали бы!
    
    Профессор согласился вслух, а про себя подумал, что тому мужику, который тут сидел до него поутру и вышел из кабинета в кандалах, влекомый стражей, тоже не посветила бы такая участь в нормальное время. Вот он, пресловутый дуализм жизни.
    ...К следующему утру работа была выполнена, а вечером профессор уже получил отношение в магистрат. Герцогиня осталась довольна. - За подобные подтасовки мне бы голову оторвали, если б было кому - тихо-тихо сказал профессор, вертя бумажку так и этак. - Нельзя же так бессовестно врать, даже если так лучше для государства. Такого лживого исследования я отроду не писал - даже в молодые годы. Н-да.
    
    А маленький дракончик сидел на столешнице как неживой и внимательно слушал.
    
    
14. Для Сергея Ивановича Щитникова этот же день прошел без особых происшествий, ибо превосходил он науку стрелять из местного аналога гаубицы, мало отличную от давно превзойденной. Пушка, предоставленная ему, была немногим хуже российской, просто отсутствовала вся инфраструктура, необходимая для ведения огня с закрытой позиции. Что же касается приборов для пальбы прямой наводкой, то трубку прицела заменяла металлическая рамка с вырезанными по ее периметру шкалами, установленная по традиции сбоку слева, на которой была выгравирована совершенно необходимая для успешной пальбы поправка для данной местности - полковник уж забыл, как она правильно и по-научному называется, но пользовался ею успешно. Присутствовала там и шкала дальности, и необходимая прочая аппаратура, но это все Сергей Иванович заметил еще когда, а добавление - только сейчас. У местной теории стрельбы и управления огнем имелось добавление к принятой системе поправок на ветер, температуру, давление и все прочее - поправка на магическое воздействие. Для этого имелись два хитрых устройства, с помощью коих можно было оперативно различать наведенную галлюцинацию от реального положения дел. Впрочем, хитрыми они были только на первый взгляд, и полковник легко их освоил.
    
    Теперь, после первого боя, он уже понял, как именно ему учить отданный под начало расчет. Он его и учил весь день, помогая березовым стежком, имитировавшим привычный на огневой позиции дома, а здесь бесполезный досыльник, и сапогами. Днем, в перерыве, он проходил через плац, где новобранцы занимались жизненно нужным делом - сгребали снег в кучу и переносили его на другой конец плаца, чтобы там раскидать ровным слоем и, снова собрав в кучу, перетащить и снова раскидать и снова свалить в кучу, и опять перетащить, и еще раз раскидать, и вновь собрать в кучу, с тем, чтобы перенести ее на другую сторону и там разбросать. Этим они занимались с утра, и уже надоело им роптать. Для того, собственно, данное занятие и придумано, чтобы вовлеченных в него прессовать, лишать воли к сопротивлению, и далее лепить по собственному усмотрению. "Интересно, - подумал полковник. - А скандалистов куда отправили?". В родных вооруженных силах им предоставлялся какой-нибудь еще более изнурительный труд, желательно с последующим разрушением того, что сделано. К таким нарядам относится строительство и снесение заграждений, засыпание больших площадей опилками и оных опилок последующий сбор, перетаскивание камней в кучи... Так и достигается не только полное отсутствие всякого желания работать у подвергшихся такому давлению лиц, проявляемое ими за пределами воинской части, но и полное их послушание и всемерная занятость, чтобы, значит, не было ни времени ни сил ни на что другое. Так вот, проходил полковник через плац и застал там развод караула. Разводили там не только внутренние наряды, состоящей из здешней обычной разношерстной публики, но и несколько больших толстых существ с колотушками. Их полковник уже издалека видел - еще в первый день пребывания в этом мире, но не знал, кто это. Нынче они стояли на плацу и слушали, чего им скажут начальники, проводящие развод. Разводящий как раз закончил разбираться с поваром, наказав ему никого не отравить и "не класть еду мимо котла", и перешел к ним:
    - Господа, я вам говорю инструкции исключительно ради проформы, потому что вы все уже опытные бойцы, сторожите не одну сотню лет. Я вам говорю - не поленитесь в случае нужды снять свое заклинание. Если ложная тревога - не поленитесь, вам возместят потери. Запасы колдовского зелья в герцогских погребах не иссякли и не иссякнут. Все, господа.
    Весьма похоже - вплоть до оборотов речи, на слова сослуживцев Сергея Ивановича, и, похоже, что тут те же проблемы. Например, раз на посту кто-то чуть не пристрелил глухого старика-грибника, другой товарищ расстрелял пол-обоймы по детишкам, из озорства полезшим под надпись "Стреляю без предупреждения", а третий, родом то ли из Средней Азии, то ли из Закавказья, завидев настоящих злодеев и покричав для проформы "стой, стрелять буду", рассвирепел, бросил автомат и побег, засучив рукава, бить нечестивым гяурам и прочим кяфирам морду. Получил, кстати, арматуриной по башке, еще и срок на губе посидел...
    Все так, но полковника вдруг заинтересовало немаловажное обстоятельство - почему это основная часть населения состоит из совершенно разных субьектов, и при этом сохраняются явные группы народонаселения, сохраняющие видовое наименование и некоторые традиции, причем состоят они на положении нацменьшинств?
    Во второй половине дня обнаружилась и группа скандалистов и любителей задавать вопросы и комментировать решения начальства. Ее приволокли в парк, поставили всех лицом к стенке и предоставили дело колдуну. Тот малость помахал руками и удалился, а оставшиеся у стены ослушники и комментаторы приказов принялись будто изображать пантомиму - одни усердно рыли невидимыми лопатами, другие тащили что-то тяжелое и тоже невидимое, обливаясь при этом честным трудовым потом. Колдун обьявился вторично ближе к вечеру, и на сей раз был в хорошем настроении, малость похитрил, и оттого все собравшиеся негодяи резко сменили занятия - все пали ниц, и голыми руками принялись рыть ямы, отбрасывая руками снег и землю, при этом с энтузиазмом выкрикивали здравицы герцогу и его супруге, Сомбеху Линде и всем офицерам вообще.
    Причина, по которой колдун решил так приколоться, была простой - на плацу теперь, за неимением других занятий, когда было приказано прекратить издеваться над снегом, новобранцы изображали деятельность - одни в поте лица имитировали копание ям, другие на невидимых носилках, сгибаясь под тяжестью груза, тащили невидимый же грунт, кто-то, построившись цепочкой, изображал переноску камней, остальные кто во что горазд, тоже участвовали в процессе... День прошел не зря, ночь тоже была всеми использовна грамотно - эти самые все спали. Утро же началось для полковника энергично - воинов подняли и спешно собрали в дорогу. На сей раз тащили пушки и взяли колдунов. И шли без поедания орехов и разгильдяйства.
    - Противник близко, - сказал капитан Хеннинг просто и ясно и этого было достаточно. Умный поймет. Глупый сам виноват. Две армии катились друг другу навстречу по узким дорогам, и что-то было непостижимое в их движении - необьяснимом и грозным. Пришли, поставили артиллерию на горке, построились. В центр поставили, вестимо, троллей, за ними - какую-то неизвестную полковнику публику в доспехах, на флангах пестрым морем колыхались ополченцы. Влево пополз резерв смешанного состава, а места между группировками заняла публика с пращами и гоблины, нацепившие какую-то блестящую сбрую. К гоблинам утром, кстати, подошло пополнение из столицы. Колдуны и ставка разместились на той же горке в тылу доспешной пехоты, метрах в пятидесяти ниже орудийной позиции. Вскоре пришел от них гонец и велел врыть "воротца" для некоторых пушек - чтобы пушкари не надумали повернуть стволы влево или вправо и вниз настолько, чтобы покуситься на жизнь руководства. Полковник послал подручных за дровишками, а сам расхаживал туда-сюда, посматривая на торчащие сквозь снег корявые камыши - в более теплые времена там, надо полагать, было болотце - и напевая созданную курсантами песенку "Наш ротный старшина двано сошел с ума, а у меня все это впереди".
    Болтовня внизу быстро утихла - как только появились враги. Две большие массы выкатились на равнину очень организованно и проворно, слились и не мешкая устремились в сторону ингмарландской рати. По пятам у врагов, казалось, бежит тьма - а когда враги приблизились уже на выстрел, оказалось, что так оно и есть. Огромное облако пепла не пепла, пыли не пыли, а чего-то вот такого поспешало вместе с черепами, колыхаясь и шевелясь, как живое. Впереди лениво скакали твари, отдаленно похожие на волков, и несшие худющих существ с мечами. За ними довольно бодро бежали пехотинцы, оснащенные всякой всячиной - полковник видел копья, огромные ножи и просто какое-то дреколье. Рассмотреть их не было пока возможности, да и желания тоже. Мерно бухали сапоги, звенело железо. Пока никто не орал. Внизу подняли знамя артиллеристов, и тут же скомандовали взять прицел "за полпальца".
    Ветер слева. Сделано.
    Приготовились - сделано!
    Три ядра подряд, точка по центру сектора, разброс обычный, огонь. Сделано!!!
    Первый залп каждое орудие производило прямо по оси прицела, второй полагалось производить на палец левее, третий - на два правее. Яркое пламя расплескивалось в рядах наступающих, но новые сигали через огонь, проходили прямо сквозь языки и, скукоженные, скособоченные, рвались дальше.
    Артиллерия не остановила их, даже не заставила остановиться. "А люди ли там вообще?" - спросил сам себя полковник, наводя. И сам ужаснулся своей мысли, но времени не было. Залп! Снова ничего. Только дымится земля под ногами бегущих и скачущих, только втаптываются в грязнеющий снег остатки убитых. Воздух зазвенел от летящих снарядов, пущенных пращниками. Павшие тут же были стоптаны бегущими. До столкновения осталось менее ста метров, как автоматически вычислил полковник, и над рядами противника взвилось огромное знамя багрового цвета с изображенной на ней... фабричной трубой, от которой распространялся конус темного цвета. Во всяком случае, так успел разглядеть Сергей Иванович.
    Навстречу врагу бросились гоблины, и полковник хотел даже, осознавая глупость такого действия, предостеречь криком - погибнут ведь. Но гоблины затем и лезли в драку - они взрывались в рядах врагов в единой вспышке уничтожающего пламени. А затем в бой вступили великаны. То, что происходило на поле, напоминало молотилку. Защищающиеся рубили врагов без устали и роздыху, но новые толпы лезли в драку. И ингмарландская рать стала подаваться. Враги лезли буквально по останкам своих предшественников. Бойня. Свалка. Шумно. Кроваво. Полковнику вся жестокая, упорная драка внизу, под холмом, упорно казалась какой-то фарсовой, марионеточной. Что-то в ней было от боев, которые устраивал с помощью пластмассовых воинов малолетний племянник Сергея Ивановича - сперва он устраивал бои один на один, тщательно выясняя, какой боец какого зарубит, а потом... потом ему надоедало, и он просто сталкивал построенные рати друг с другом - и смотрел, что вышло, по каким-то неясным признакам определяя убитых и тех, кого можно построить в сторонке и снова стравить... Страшно.
    В бой вступили фланги герцогской армии, и теперь враг расползся широкой полосой.
    - Стрелять аккуратно. Цели по усмотрению. Не ниже третьей полосы, огонь.
    Приказано - сделано. Снова разрывы, снопы огня, куски чего-то белого. Бой. Не давать пощады.
    Почти смятая когорта троллей все же отыскала в себе силы встать на ноги, сжать покрепче оружие и ломануться в последнюю свою атаку. И все-таки они смогли сделать это. Битва закончилась как-то сразу. Просто не осталось врагов. Никто не бежал к далекому лесу, не скулил и не зарывался в землю. Осталось только покрывало тьмы, висевшее недвижно. К ставке полз тролль. Полз медленно, сосредоточенно, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Дополз. С трудом встал на ноги. Достал из-за пазухи кусок вражьего знамени и взмахнул им. Ответом ему был радостный рев победителей. Все это так походило на скверно сыгранный жутковатый спектакль, что полковник даже стал воспринимать тьму как нечто вроде занавеса. А она меж тем уже жила своей жизнью, с глубоким чмокающим звуком тронувшись вперед. "Вот оно, вражье секретное оружие" - подумал полковник, недрогнувшей рукой вымеряя на пальцах направление и расстояние. Но и на сей сюрприз нашел аргументы герцогский полководец - посовещавшись, колдуны натравили на тьму огненный вихрь...
    Полыхнуло, как будто умело подожгли паутину. Ошметья, похожие на грязные тряпки, пронеслись над головой артиллеристов. Время шло как-то нехотя, медленно и переваливаясь. Полковник искал Рольфа и вышел к самому пеклу боя - там кучами громоздились трупы, невзрачные и какие-то ненастоящие. Из-под крошева торчали ноги тролля, перебитые в голенях чем-то тяжелым. Это был единственный предмет, который был знаком. Остальное представляло собой невразумительное крошево, как будто куски костей набросали. Наверху кучи почти вертикально покоилась синяя голова с выпученными глазами и выражением лица как у задушенного. Говорят, у покойников бывает разное выражение
    - Это кто? - упавшим внезапно голосом спросил Щитников. - Что это?
    - Это и есть черепа. Там их лорд-протектор штуку особую построил, и с ее помощью всем мозги прочищает. От нее они такие и становятся, как скелеты. Это и не живые существа даже, а ходячий мусор, - пояснили сбоку.
    - Не люди? - переспросил он.
    - Не-а. Чего бы ты думал, они так перли? - подтвердили ему. Все так, но Рольф-то где?
    Полковник покричал Рольфа в рядах победителей. Никого. Сжал в кулак брезгливость, полез по кускам побежденных врагов. Крикнул:
    - Рольф! Рольф Вальгрен!
    Что-то зашебуршилось под ногами.
    - Никуда от тебя не денешься, зараза! - пробурчали под ногами. - Что ж делать, коли помереть спокойно не дадут. Помогай теперь вылезти...
    И из недр битого хлама, усердно разгребаемого Щитниковым, выполз ободранный и замученный тролль на последнем дыхании.
    - И ведь, поди, войну еще не закончили! - пожаловался он первым делом. В тот день под вечер отмечали военную победу где-то на юго-востоке, и если судить по размерам торжества, победа выдалась нехилая.
    
    
15. Для профессора день заканчивался докладом историческому обществу. Темой доклада стали "Обычаи престолонаследия в мире в рамках современной истории". Благообразные господа, сидевшие в президиуме (в секторе стола, отчерченном меловой линией, прилегающем к тому торцу, где красовалось мрачное гигантское кресло и стул чуть поменее по соседству, на углу) встретили потенциального докладчика более чем прохладно, и сперва Егор Вадимович чувствовал себя не то чтобы некомфортно, но, скажем так, гостем в этих стенах, довольно-таки, кстати, мрачных. Заседание назначено было в какой-то герцогской резиденции, где по прихоти герцога традиционно проводились собрания людей науки и искусства. Под мероприятие отведена была Большая Зала - мрачное кубическое помещение с холодными стенами черного камня, с потухшим камином, окруженным черной полосой золы, с длинным угловатым столом, неудобным и неуютным. Во главе стола места пустовали, и пока все хранили молчание; президиум - высокомерное, остальные, представленные в полном соответствии с теорией Великого Паровоза парами руководитель -докладчик - нервное и шаткое. Помалкивал и профессор, перелистывая странички доклада, выкусывая, как кот блох, ошибки и неровности. Впрочем, граф Бредде не давал толком сосредоточиться, шепча на ухо, кто есть кто. Напротив и чуть левее сидел давний его недруг, которого двадцать лет назад на банкете посадили на два места ближе к голове стола, хотя он того и не заслуживал нисколько. Слева сосед, как оказалось, предавался разврату с девицами из числа своих учениц, и не покинул университет исключительно потому, что герцогу было недосуг заниматься делами университета, и требовал он исключительно отдачи, невзирая на остальное. - А вот справа соседа опасайся, он в Тайной канцелярии раньше служил, и в Страже Чистоты подвизался. А как Стражу распустили, он себе за деньги место теплое купил...Лицо, вернее, морда, мужика справа была ужасно знакома профессору. Где-то он этого стража чистоты видел... - Вон там сидит граф Йосу, по кличке Голова-из-Ваты. Он глухой, да еще и дурак, но дурак не простой, а с титулом, и оттого его, чтобы воду при дворе не мутил и честным людям веселиться не мешал, в университет отправили кафедрой заведовать. А мужчина средних лет у самой линии - это Пень из Каменной Халупы. Его так и зовут - Пень. Их было семь сыновей у какого-то князя в Межозерье. Землю у них всегда отдают старшему, делить ее нельзя, и когда князь плох стал, братья поменьше стали тех, которые постарше, резать. Но князь плох-плох, да умом крепок. Взял и разослал кого куда с рекомендательными грамотами. Одного - в университет, другого - в Пограничную стражу, третьего - в Тайную канцелярию. Четвертому замок отписал. Так вот и вышло, что братоубийцы из Каменной Халупы нынче едва ли не самый влиятельный клан в стране. Так что ты его опасайся, он немало своих оппонентов в подвалах канцелярии с помощью братца сгноил. Сюртук его видишь - это от другого братца подарок, из пограничников. На границе конфисковал. На северной, конечно. А вот этот человечек, старичок с виду, семьдесят лет по университету ходит, и все на плаву остается, чтобы ни случилось. Зовется Непотопляемый. Рядом с ним - Ссендер из Ли, приезжий здесь. Сперва постановки ставил в герцогском театре, потом выгнали его за разложение нравов, и за дело, надо сказать, выгнали, он там такое ставил - куда там барону Сеге с его потешными комнатами. Хотели было башку отрубить, но за него кто-то там вступился из герцогининых фрейлин, а может, и все разом. Тогда герцог, подумав, велел его лишить основных его достоинств и отправить сюда. Видишь - чахнет без любимого дела. Он бы тут развернулся...
    Профессор кивал, слегка поеживаясь, и про себя читал стихи какого-то декадента дваних пор: "...король обратился к шуту - о, скажи, куда делись честные люди? А шут рассмеялся - ах ты, чудодей! Очистив весь край понемногу, ты в ссылку отправил всех честных людей - и сам поднимаешь тревогу!".
    - Да, перемерли в Ингмарландии честные люди! - вздохнул Бредде.
    - Всех в Безлюдье поубивали...
    - Их Светлость герцогиня ингмарландская! - подал безучастную реплику от дверей мажордом.
    Вошла герцогиня, миниатюрная женщина неопределенного возраста. Она, поджав губы, внимательно слушала какого-то господина в пятнистом халате с капюшоном, шлепавшего рядом в сапогах с загнутыми кверху носками. "Это что, фаворит новый?" - в замешательстве подумал профессор, вставая в числе прочих. Это бы в корне меняло дело.
    - Придворный чародей, - шепнул неслышно Кенсинг Бредде. - Темная личность...
    Герцогиня не обратила особого внимания на приветствие ученых мужей, а чародей что-то сказал себе под нос и сделал небрежный жест - мол, вольно...
    Вошедшие заняли места во главе стола и председательствующий в черной мантии с синим капюшоном невероятной длины сказал несколько вступительных слов и огласил тему первого доклада - профессорского. Заседание началось. Интересно было бы пронаблюдать за чародеем - герцогиня-то особо и не слушала. Тот некоторое время сидел смирно и даже головой не шевелил, а попозже снял капюшон, как видно, запарился, и внимательно слушал, время от времени обозревая собравшихся и что-то себе вслух отмечая. Был он средних лет, пострижен почти наголо, без бороды и усов, со впалыми щеками и по умолчанию, то есть когда на лице ничего не изображал, вид имел "ну и чего же тебе, скотина, надо?..".
    Доклад приняли к сведению без комментариев. Все ученые мужи государства настолько не хотели перечить герцогине, чьи рати только что сокрушили внешних врагов, и вполне могли добраться и до города ради поддержания порядка, что профессор мог спокойно проехаться по родичам всех собравшихся - контратак не последовало бы. Хотя злые огоньки в глазах некоторых, которых граф в беседах называл "содержанцами", блистали отчетливо. Доклад был выслушан с рассеянной высочайшей благосклонностью, впрочем, все дело, очень может быть, мог испортить загадочный чародей. Он было даже открыл рот, весь кривясь в хитрой ухмылке, явно намереваясь что-нибудь этакое злоучинить, но глянул на устало барабанящую по столешнице герцогиню и передумал. И доклад-однодневка был принят как магистрская работа - просто встал председательствующий, согнулся в пояснице в направлении головы стола и констатировал бесцветным голосом:
    - Вопросов ни у кого нет. Зачтено как магистрская работа. Поздравляю.Вот так. А вы говорите - способности, способности. Места знатьнадо!
    Темой второго выступающего, юноши со слоновьими ушами и длинным носом, будто списанным с портрета Буратино, были инокультурные влияния на культуру Ингмарландии последних тридцати лет. Профессор немедля навсотрил уши, но тщетно мнил он услышать что-либо путное. Докладчик немало потрудился, набирая цитаты из авторитетных источников, но не сумел ничего добавить к ним. Работа его вышла еще более компиллятивной, чем у Егора Вадимовича, но у него, видать, не имелось заступника и тема была не так неуязвима. К слову, придворный чародей тоже сперва слушал с интересом, а потом будто махнул рукой и отвалился на спинку стула. Докладчик закончил. Все посидели некоторое время в молчании, он было преисполнился предвкушения триумфа, но тут-то герцогинин фаворит полным ехидства голосом спросил:
    - А скажите-ка мне, милейший - в двух словах - в чем суть вашего доклада?
    - Э-э... - молвил в ответ ушастый, в замешательстве отмахивая ушами и косясь на руководителя. Тот угрюмо молчал, потом возмущенно треснул белыми мертвецкими дланями о столешницу и отвернул лицо в сторону.
    - Спасибо, мне все понятно, - опередил долгие и косноязычные обьяснения чародей. - Всем все понятно? Я думаю - следующий...
    Молягрская культура была темой следующего выступления. Из этого выступления стало ясно только одно - никакой нет у молягритов культуры, кроме богатой и духовной, подразумевающей для повсеместного насаждения духовности качественно заостренные колья и шипастые плети. Как высказался по этому поводу чародей:
    - Мы, ингмарландцы, можем похвалиться, допустим Коллекцией, герцогским замком, хоралами Лидда, каменными изваяниями Шунна. Соседи наши, Торквардское королество, покажет гордо на Капеллу, Стоглавый храм, памятник Непризнанным Пророкам. На западе гордятся замками и масляной живописью, на востоке - композициями из черепов и хребтин высотой в сто метров, оживленными доисторическими чудищами, монументальной скульптурой, призраками побежденных воителей древности, а что может предьявить молягритская культура? Да ничего. Чего они построили, написали, сотворили? Ни-че-го! Всем все понятно? Я думаю, следующий. Поторопитесь, нам еще на заседание Студенческого общества волшебников поспеть надо...

~окончание следует~