Терский берег

Андреев Александр Игнатьевич, 1887–1959

Развернутое исследование, обосновывающее подлог грамоты 1556 года, согласно которой в собственность Трифоно-Печенгскому монастырю передавался большой промысловый район к востоку от Варангер-фьорда. По мнению автора статьи фальшивая грамота была изготовлена в 1630-х гг.

Андреев А.И. О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г. //Рус. ист. ж-л. – 1920. – Кн. 6. – С. 132–157.

О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г.

[132]

В конце ХVIII в. по указанию еписк. Архангелогородского Вениамина Краснопевкова 1 было составлено «Подробное историческое описание Архангельской епархии» напечатанное затем в приложении к Любопытному месяцеслову на лето от Р. X. 1795» (М. 1795). Едва ли не впервые в печатной литературе в «Описании» даются обстоятельные сведения по истории монастырей и церквей упомянутой епархии, в частности, по истории Печенгского монастыря, самого северного из русских монастырей, основанного в первой половине XVI в. и имевшего большое значение в деле колонизации Мурмана. Первоначальная история монастыря рассказана в «Описании» по житию преп. Трифона, основателя Печенгского монастыря, и тем грамотам, которые были в распоряжении составителя; одна из них, грамота 1556 г. ноября 21, приводится им (стр. 172—173 печатного издания «Описания») и читается так:

«По умолению детей своих царевича князя Иоанна Иоанновича и царевича князя Феодора Иоанновича пожаловал есма Его Царского богомолия от Студеного моря океана с Мурманского рубежа Пресвятые Живоначальные Троицы Печенгского монастыря игумена Гурия с братиею или кто в том монастыре иный игумен и братия будут вместо руги и вместо молебных и панахидных денег для их скудости на пропитание в вотчину морскими губами Мотоцкою и Лицкою и Урскою и Печенскою и Пазренскою и Навденскою губами в море всякими рыбными ловлями и морским выметом, коли из моря выкинет кита или моржа или какого иного зверка, и морским берегом, землею и островами и реками и малыми ручейками, и с верхотинами и тонями и горовными местами и пожнями и лесами и лешими озерки и звериными ловищи, и лопарями, которые лопари наши данные в той Мотоцкой и в Печенской губе ныне есть и впредь будут, и со всеми луковыми угодьи и своими царя и великого князя денежными оброки и со всеми доходы и с волостными кормы; и тем им питатися и монастырь строить. А нашим боляром [133] Новгородским и Двинским и Устькольские волости приказным и всяким приморским людям и корельским детям и лопарям и иному никому в тое их вотчину, в реки и тони и во всякие рыбные ловли и во всякие угодья, не вступаться».

Те же сведения о Печенгском монастыре с перепечаткой грамоты 1556 г. приведены в вышедшей в 1812 г. части четвертой «Истории Российской иерархии» (с. 582—583); в следующем 1813 г. грамота была напечатана К. Молчановым в «Описании Архангельской губ». (СПб., 1813, с. 230—231), с незначительными вариантами и пропусками по сравнению с текстом «Описания» и с датой 1556 г. ноября 22. Впоследствии во многих сочинениях, относящихся к истории Мурмана и Печенгского монастыря, грамота 1556 г. перепечатывалась неоднократно 2.

Среди источников по истории Мурмана в XVI в. упомянутая грамота занимает, бесспорно, важное место: большинство авторов, писавших по этому вопросу в той или иной мере пользовались ею. Когда в 1826 г. происходило разграничение русских земель с Норвегией, мы с своей стороны, в качестве одного из доказательств наших прав на некоторые из них, ссылались на грамоту 1556 г.3. Для самого Печенгского монастыря эта грамота является древнейшей из сохранившихся к середине XVIII в.4, и значение ее для подтверждения прав монастыря на его владения очевидно.

До настоящего времени, несмотря на обилие литературы по истории Мурмана, она представляет, в сущности, небольшую научную ценность в виду отсутствия критического обследования тех источников, на основании которых строится эта история. Так, кроме грамоты 1556 г. и нескольких летописных известий 5, в [134] числе главнейших источников по истории края в XVI в. обычно упоминаются житие препод. Трифона 6 и биография другого деятеля XVI в. Феодорита, приводимая кн. А. М. Курбским в его «Истории о великом князе Московском»7. Авторами, писавшими по истории Мурмана и Печенгского монастыря в XVI в., потрачено немало остроумия, чтобы как-нибудь согласовать показания этих разноречивых и далеко не равноценных источников 8. Не говорю уже о том, что долго оставался вне научного оборота и совсем критически не изучен драгоценнейший, однако, источник по истории русского крайнего севера — дневник Салингена, опубликованный Бюшингом еще в XVIII в. и вновь «открытый» только в начале XX в.9. Таким образом, для создания научной истории края, имевшего важное значение в нашем прошлом, необходимо, как кажется, произвести прежде всего критическое обследование источников. Последующие строки посвящены изучению одного из них — жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г.

Впервые в печатной литературе с некоторыми замечаниями по поводу интересующей нас грамоты 1556 г. выступил П. Д. Шестаков, автор статьи «Просветители лопарей архим. Феодорит и св. Трифон Печенгский»10. Разобрав критически житие преп. Трифона, дошедшее, по мнению П. Д. Шестакова, в списке XVIII в., и установив некоторые даты событии, о которых рассказывает житие, Шестаков отнес хождение преп. Трифона в Москву и получение богатых пожалований от Грозного «не ранее как к 1573 и 74 году, когда царевичу Феодору было 16—17 лет», что соответствует, по мнению автора, рассказу жития, где царевич является юношей 11. «Не дана ли грамота, продолжает Шестаков, царем Феодором Иоаановичем?... Ясно, что год пожалования грамоты (1556) означен неправильно, ибо выражение «по умолению детей» не имеет смысла в приложении к Феодору [135] Иоанновичу, который или еще не родился или если и родился, то был лишь нескольких месяцев 12. Недоумения П. Д. Шестакова в отношении даты грамоты были повторены несколько лет спустя иеромон. Никодимом, автором брошюры «Преп. Трифон, просветитель лопарей» (СПб., 1899); к доводам своего предшественника он присоединил новый, заимствованный из жития преп. Трифона и кажущийся ему убедительным: «если предположить, пишет он, что грамота дана в 1556 г., то невероятно, что в 1570-ых годах обитель при таких льготах, какие даются грамотой, была так изнурена голодом, что ее основатель должен был странствовать 8 лет для сбора. Вероятнее поэтому думать, что грамота дана в 1573—74 гг. 22 ноября»13. «Очевидно, заключает автор, год выставлен ошибочно; как произошла ошибка, неизвестно». Деятельности преп. Трифона и основанного им монастыря касается, конечно, и автор капитальной «Истории русской церкви», покойный акад. Е. Е. Голубинский; в частности, по поводу нашей грамоты мы находим у него следующие замечания: «известна грамота, данная царем Иваном Васильевичем Трифонову Печенгскому монастырю, напечатанная в Истории иерархии, — IV, 582, и в Описании Архангельской губернии Козьмы Молчанова, — стр. 230, но мы весьма сомневаемся в ее подлинности. Помеченная 21-м ноября 1556 года, она начинается: «По умолению детей своих царевича князя Иоанна Иоанновича и царевича князя Феодора Иоанновича пожаловал есма...» Между тем в 1556 году царевичу Ивану было лишь два года, а царевич Федор еще и не родился. Потом, и это вступление в официальном акте: «По умолению детей своих...» вовсе не располагает верить в грамоту. (И в грамоте монастырю царя Алексея Михайловича 1675-го года не упоминается о нашей грамоте при указании прежних грамот монастырю: Акт. Ист. т. IV, № 254, с. 547 col. 2)»14.

Таким образом, сомнения в подлинности или только в точности даты грамоты основываются, главным образом, на указании грамоты об участии в деле пожалования царевича Феодора, еще не родившегося в 1556 г. Указанное соображение нельзя не признать основательным, не приводя даже в подкрепление его тех ссылок на житие препод. Трифона, источник позднего происхо[136]ждения и мало надежный в своей не только исторической части, которые делаются П. Шестаковым и иеромон. Никодимом. Кроме того, Е. Е. Голубинского смущало вступление к грамоте, действительно, довольно необычное 15; что же касается последнего указания автора «Ист. русск. церкви» о неупоминании грам. 1556 г. при перечислении прежних грамот, данных монастырю до 1675 г., то оно, как увидим ниже, может быть только отчасти принято во внимание. В последующем изложении будет рассмотрен также вопрос о возможности отнесения грамоты к другому времени более позднему.

Но как ни важны сделанные упомянутыми авторами замечания по поводу грамоты 1556 г., любопытнее всего то, что ни один из них не отметил наличность в печатном издании не подлинного текста грамоты, а его изложения или пересказа. В самом деле, кроме необычного начала и столь же необычного конца (отсутствие указаний на место канцелярии и дату), эту мысль подтверждает также место грамоты, следующее за началом, — там мы читаем: «по умолению детей своих... пожаловал есма Его Царского богомолия...». В подлинном тексте это «Его» ни в коем случае стоять не могло, и вместо «Его», несомненно, должно было быть «нашего». Таким образом, ясно, что автор «Подробн. опис. Арханг. епархии», где эта грамота была впервые напечатана, что-то сделал с имевшимся у него текстом грамоты; другими словами, перед нами, во всяком случае, текст неподлинный. Изложенная догадка вполне подтвердилась, когда среди грамот Коллегии Экономии Моск. Арх. Мин. Юст. по Двинскому уезду оказался список той же грамоты 1556 г. ноября 21, причем по сличении выяснилось, что текст, известный по печатным изданиям,- представляет лишь изложение отрывка грамоты 1556 г. И, конечно, в тексте грамоты 1556 г. по коллежскому списку начало читается так: «се яз царь... пожаловал есма нашего... богомолия...» Но отмеченные недостатки печатного текста не устраняют все-таки тех сомнений по поводу даты грамоты, которые были приведены выше. Дальнейшее изучение грам. 1556 г. в ее полном виде прибавляет только новые недоумения и сомнения в ее подлинности и в конечном результате приводит к убеждению, что перед [137] нами не список (копия) с грамоты 1556 г., но если не целиком подложный акт, то в лучшем случае т. наз. acte recrit, т. е. такой акт, в основе которого лежит содержание действительно существовавшего, но утерянного акта.

Список с жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г. ноября 21, как сказано, хранится в Моск. Арх. Мин. Юст. среди грамот Коллегии Экон. по Двинскому уезду под № 4139/57. Кроме него, сохранился еще один список, современная копия с которого оказалась среди бумаг покойного А. М. Филиппова, много писавшего о Мурмане и, в частности, извлекшего из забвения упомянутый выше дневник Салингена. Копию с грамоты 1556 г. вместе с копиями других грамот Печенгского мон[астыря] А. М. Филиппов, по-видимому, получил из архива Печенгского мон[астыря]16. Этот список отличается от коллежского отсутствием подтверждений жалованной грамоты и небольшой и несущественной вставкой в тексте; о происхождении его оригинала сведений не имеется. Иначе обстоит дело с коллежским списком. Несомненно, что он поступил в Коллегию Экономии вместе с другими грамотами и списками с них Печенгского монастыря. К такому заключению приводит, с одной стороны, изучение коллежских помет, находящихся обычно на обороте грамот 17, а также и то, что все грамоты Печенгского монастыря (за исключением одной) поступили в Коллегию в списках, без всякой скрепы, писанных одним почерком и несомненно одним и тем же лицом, причем все [138] списки были соединены первоначально в хронологическом порядке в тетрадь или книгу формата пол-листа и уже после поступления в Коллегию были разъединены (да и то не вполне) на отдельные грамоты и перенумерованы по листам в пределах каждого из нумеров первоначальной пометы. Самая поздняя из грамот, представленных в списке, относится к 8 июню 1689 г.18. Из этого следует, что копии с грамот были сняты не ранее второй половины 1689 г. и вероятнее всего после приписки монастыря к Холмогорскому архиерейскому дому, т. е. в первой половине XVIII в.19. Т. обр., список с грамоты 1556 г. дошел до нас в копии не ранее последней четверти XVII в. и м. б., первой половины XVIII в. Остановимся несколько подробнее на происхождении интересующего нас списка. Оказывается, что он представляет копию с другого списка, скрепленного игуменом Димитрием, бывшим на игуменстве в Печенгском мон[астыре], по данным П. М. Строева, в 1635—1637 гг.20. Значит, в 30-х годах XVII в. в Печенгском мон[астыре] уже был список с грам. 1556 г., который был скреплен тогдашним игуменом мон[асты]ря и, по-видимому, понадобился только в эти годы, так как скрепы последующих игуменов (как сделано по отношению других грамот мон[асты]ря) на нем нет. В те же годы и скрепленные тем же игуменом Димитрием в монастыре существовали списки с грамот 7099, 7115 и 7131 гг., о которых упоминает жалованная грамота мон[асты]рю 1675 г.21. Правда, как уже указано Е. Е. Голубинским, в грам. 1675 г. грам. 1556 г. не упоминается; но и в ней есть указание на какую-то грамоту Грозного, по которой мон[асты]рь владел дворовым местом в Коле 22; впрочем, списка, с этой грамоты, как увидим ниже, старцы в 1675 г. не представили.

Но у Печенгского монастыря, несомненно, существовали жалованные грамоты, данные еще Грозным. Целый ряд указаний на них сохранился в памятниках XVI—XVII вв. Самое раннее упо[139]минание о жалованной грамоте Грозного, данной строителю Печенгского монастыря Трифону, находим в писцовой книге Кольского уезда 7082 г. письма Василия Третьякова сына Агалина и подьячего Степана Федорова сына Соболева; эта книга в целом виде до нас не дошла 23, но выдержки из нее приводятся в писцовых книгах того же уезда 7116, 7117 и 7119 годов письма Алая Михалкова и дьяка Василия Мартемьянова 24, для которых книги 7082 г. [140] служили приправочными. Владения Печенгского мон[астыря] описаны Алаем Михалковым особой статьей, причем описание их начато с реки Печенги; после перечисления тоней старых и новоприбылых, писц. 1607 г. отмечает следующее (л. 93): «а в Васильевых книгах Агалина да подъячаго Степана Соболева написано: владеют теми реками и озерами и тонями по Печенгской губе и на море и губою Печенскою и всякими угодьи Печенские старцы по даным крепостям, что давали к монастырю Мотоцкого и Сонельского погоста лопари, а дани они давали в государеву казну преж сего за те угодья за 4 луки, а с лука по 20 алт. на год, и всего полтора 25 рубля без гривны на год. И государь царь и великий князь начальника и строителя Трифана з братьею пожаловал дани и оброку с тех луков имати на строителе Трифоне з братьею не велел в руги место 3 р. денег, и грамота у них о том государева царева и великого князя жалованная в монастыре есть»; по той же грамоте Печенгские старцы имели право собирать в свою пользу государеву дань и оброк с лопарей погостов Печенгского и, по-видимому, также Мотоцкого и Китовского (ibid., лл. 95 и 109). Более определенных указаний на содержание жалованной грамоты Печенгскому мон[астырю], данной ранее 7082 г., писцовая книга не дает. Кроме этой грамоты, у монастыря имелась, по-видимому, другая грамота Грозного, освобождавшая, между прочим, монастырский двор в Вологде от пошлин 26. Некоторые новые подробности о грамотах Грозного дает жалованная грамота Печенгск[ому] мон[астырю] 1606 г. ноября 30, данная по челобитью игумена Ефрема с братиею. В последнем старцы писали, что у них «на все угодья и промыслы и на соленые варницы и на мельницы были жалованные грамоты блаженные памяти великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и государя царя и [141] великого князя Федора Ивановича всея Руси, и как де Печенгской монастырь в 98-м году свейские немцы воевали и игумена з братьею да служек 95 человек убили и казну монастырскую пограбили и весь монастырь до основания разорили и пожгли и т е у них вотчинные жалованные грамоты... царя и великого князя Ивана Василевича... и... царя великого князя Федора Ивановича сожгли, и тех-де грамот остались у них списки, а иные де жалованные блаженные памяти г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Ивана Васильевича и г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Федора Ивановича всея Руси, которые были на Колмогорах у немецкой войны, осталися, а в списках де в старых и в грамотах, которые осталися у немецкой войны, их угодья и промыслы писаны не сряду, а иные де их угодья и промыслы и их соляное и рыбное торжишко, в которых городех соль и рыбу продают... те де городы в прежних грамотах и написаны ж; при этом игумен Ефрем «положил... блаженные памяти в[еликого] г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Федора Ивановича в[сея] Р[уси] жалованные и з жалованных грамот списки», прося переписать их на имя царя Василия; на основании челобитной состоялось пожалование: жалованные грамоты царей Ивана и Федора велено переписать, «и с списков з жалованных грамот их монастырские угодья и промыслы и торговые статьи по городам и о пошлинах», также новоприбылую вотчину вписать в новую жалованную грамоту, освобождающую монастырскую вотчину по старым жалованным от дани, оброка, десятины с сала и рыбы и всяких податей и мирских разметов 27. Для ясности последующего необходимо остановиться на некоторых подробностях изложенного челобитья.

Нападение свейских немцев, о котором говорится в челобитной, действительно произошло в декабре 1589 г.28. Убив игумена Гурия, трех иеромонахов (Пахомия, Иосифа и Иону), 38 человек братии и 53 монастырских трудников, «всех их шведы сожгли вместе с монастырем. Сожгли они также все постройки, церковь, большую часть имущества, скотный двор и мельницу... от монастыря не осталось ни одного строения, кроме бани... да двух земля[142]нок»29. Возможность гибели вместе с прочим имуществом грамот, может быть, и жалованных грамот Грозного, не вызывает, как кажется, сомнений 30. Впрочем, в 1591 г. Печенгский монастырь получил новую жалованную грамоту; в ней, правда, ничего не говорится о прежних жалованных грамотах, но она, несомненно, была переписана с каких-то прежних грамот: так по грамоте 1591 г. монастырь переводится в самый город Колу, а, между тем, мотивируя предоставление мон[асты]рю разных льгот, жалованная грамота 1591 г. по прежнему объясняет их тем, что «монастырь от Колы волости далеко»; с другой стороны догадка об отношении грамоты 1591 г. к предыдущим грамотам подтверждается также тем, что новоприбылая вотчина (двор в Кандалакше, купленный у старца Дионисия, и варница в Печенге) приписаны особо после всех предыдущих пожалований 31. Значит, от царя Федора монастырь получил вотчинную тарханную грамоту, погибшую вместе с грамотой Ивана Васильевича в 1589 г.; и если грамота 1591 г. повторяла ее, то освобождение монастырской вотчины и промыслов от дани, оброка, десятины и т. п. было также в грамоте царя Федора, данной между 1584 и 1589 гг. Но если можно отчасти восстановить содержание первой грамоты Федора Иоанновича, то что в нее было взято из грамот Грозного, судить трудно; во всяком случае, между той скромной по размерам монастырской вотчиной, которая восстанавливается по писцовой 7082 г. для жалованной грамоты, данной преп. Трифону, и монастырскими владениями по грамоте 1591 г. (или ее вероятному прототипу грамоте 1584—1589 гг.) лежит несколько страниц монастырской жизни...

Что касается грамот; представленных старцами в 1606 г. в подлинниках, то, кроме вотчинной грамоты 1591 г., это были «старые жалованные грамоты блаженные памяти в[еликого] г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Ивана Васильевича... и г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Федора Ивановича», касавшиеся монастырской торговли; одна из них, грамота царя Федора 1590 г. июля 31 о беспошлинной торговле монастыря на двух дощаниках, как указано выше, дошла до нас; содержание же грамоты Грозного по тому же предмету может [143] быть восстановлено по грамоте 1606 г. декабря 9 и по существу сходно с грамотой 1590 г. Таким образом, монастырское челобитье 1606 г. вполне подтверждается дошедшими до нас известиями. Вследствие его монастырь получил общую тарханную грамоту 1606 г. ноября 30 32, а часть ее, касающаяся торговли, выделена в особую грамоту, помеченную тем же годом декабрем 9. Обе грамоты были подтверждены царем Михаилом 20 декабря 1613 г.

Переведенный по грамоте 1591 г. в Кольский острог, к церкви Благовещения, Троицкий Печенгский мон[астырь] по грам[оте] 1605—06 г. был устроен на новом месте, за рекой Колой, «против острога на острову на месте Петровского монастыря, у святых апостол Петра и Павла», причем владения Петровского монастыря были отписаны к Печенгскому мон[астырю]33. На новом месте монастырь простоял недолго. «Во 127 г. в Печенгском монастыре церкви, образы и книги и ризы и колокола и всякое церковное строение и хлебные и платяные и всякие монастырские запасы и жалованные грамоты блаженные памяти г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Ивана Васильевича и ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Федора Ивановича в[сея] Р[уси] и царя Василия згорели» — все эти грамоты были подписаны на имя царя Михаила — и «только... осталось в Вологодской монастырской службе государевы две грамоты о пошлине (грамоты 1590 г. июля 31 и 1606 г. дек. 9) и о милостыне, а с третей жаловалной грамоты о монастырском угодье и о рыбьей десятине и о пошлинах (1606 г. ноября 30) осталися списки по городом в таможнях»34. Несмотря на утерю таких важных грамот, до 1623 г. монастырь не мог, однако, добиться того, чтобы жалованные грамоты прежних государей, которые к тому же с 1617 г. стали часто нарушаться, были вновь подтверждены и монастырю выдана новая жалованная грамота. И только в 1623 г., по челобитью игум. Сергия, государь «велел в Новгородской чети диаком думному Ивану Грамотину с товарищи распросить о всем и списки з грамот поискать за руками». Игумен Сергий при допросе в [144] приказе положил подлинники упомянутых выше грамот 1590 г. июля 31 и 1606 г. декабря 9 «да с царя ж с Васильевы з жалованные с тарханные грамоты 115 же году (общая тарханная 1606 г. ноября 30) список за своею же и за братцкими руками, а дьячии руки у того списка нет», прося написать в новой жалованной грамоте монастырскую вотчину по писцовым книгам Алая Михалкова 1607 г. Но Новгородская четверть не могла сличить список с грамоты 1606 г. ноября 30 с упомянутыми писцовыми книгами, «потому что в списке... многие угодья писаны вместе, а в книгах те угодья расписаны порознь»; при этом оказалось также, что «дьяка Василия Мартемьянова у тех писцовых книг руки нет»35. На основании этой приказной справки 20 марта 1623 г. государь приказал дать Печенгскому монастырю новую жалованную грамоту «против прежних жалованных грамот, а не против списка», т. е. не общую тарханную, а только касавшуюся монастырской торговли 36. Но необходимость иметь общую тарханную грамоту была настоятельной, и старцы Печенгского мон[астыря] делают в течение последующих годов несколько попыток получить такую грамоту. История их интересна и со стороны отношения приказной практики ХVІІ в. к спискам с грамот утерянных или сгоревших. Большой московский пожар 1626 г. поставил особенно остро вопрос об отношении к спискам с грамот, представляемым монастырями для подтверждения. Принятое тогда, кажется, общее постановление коснулось также Печенгского мон[астыря]. В 1629 г. старцы вновь просили дать им жалованную грамоту «против списков с прежних... жалованных грамот», сгоревших в 1619 г. В докладной выписке приказа сыскных дел, где рассматривалось челобитье мон[асты]ря, находим следующее постановление по этому поводу: «в которых монасты[145]рех жалованные грамоты в смутное время утерялись и в которых монастырех грамоты погорели, а осталися списки, и те списки за дьячими приписми и за архимаричьими и за игуменскими и за соборных старцов руками, и в те монастыри велено давати наша грамоты против тех списков таковы ж; а у которых списков архимаричьих и игуменских и соборных старцов и дьячих рук нет, и тем верить не велено, а велено в те городы, в которых те монастыри, посылать наши сыскные грамоты и про их жалованные грамоты сыскивать и по обыскам давать наши жалованные новые грамоты по нашему новому уложению»37. Отвечая на сыскную грамоту, Кольский воевода Григорий Зловидов 8 августа 1629 г. прислал обыски «за обыскных людей руками, а в обыску обыскные люди сказали по... крестному целованью, что в Печенгском монастыре... жалованные грамоты блаженные памяти прежних государей были, с их монастырских промыслов с рыбных ловель и с сала десятины... не имывано, а те грамоты в прошлом во 127 г, в монастыре у них згорели». Но, несмотря на такие показания, монастырь до конца 1636 г. не получал подтвердительной грамоты. В 1636 г. игумен Димитрий, единственная скрепа которого стоит на списке с грамоты Печенгского мон[астыря] 1556 г., решил, по-видимому, вновь возбудить дело о подтверждении прежних вотчинных жалованных грамот, данных монастырю в разное время. Челобитная монастыря опять рассказывала о том, что «в прежних... годех Печенгской монастырь трижды свейские немцы разорили, а в четвертые згорел без остатку; и в такое разорение многие подлинные жалованные грамоты утерялись, а толко с иных остались списки за руками того монастыря прежних игуменов». На основании челобитной было «розыскивано» о монастырском разореньи, и «заручные списки з жалованных грамот 115 году и иных лет досматриваны». В результате досмотра их была послана в Кольский острог, воеводе князю Осипу Ивановичу Щербатову, грамота с прочетом 1636 г ноября 21, подтверждающая «списки з жалованных грамот царя [146] Василия Ивановича в[сея] Р[уси] 115-го году с прежних грамот блаженные памяти ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Ивана Васильевича в[сея] Р[уси] и ц[аря] и в[еликого] кн[язя] Федора Ивановича в[сея] Р[уси]» и освобождающая монастырские промыслы и угодья, как и вторая грамота царя Василия 9 декабря 1606 г., от дани, оброка и всяких податей, от покупных и продажных пошлин и мирских разметов 38. Как уже отмечено, кроме списка с жалованной грамоты 9 декабря 1606 г., игумен Димитрий представил «заручные списки з жалованных грамот... и иных лет» и если припомнить, что монастырь все время, начиная с 20-х гг. XVII в. вплоть до 1674 г., добивался получения «с... заручных списков... листовой жалованной грамоты за красною печатью», то почти несомненно, что в 1636 г. в Печенгском монастыре, наряду со списками с двух общих тарханных грамот мон[асты]ря 1591 г. и 30 ноября 1606 г., скрепленных игуменом Димитрием 39, был заготовлен и впервые, может быть, представлен в Новгородскую четверть и список с государевой грамоты 1556 г., также общей тарханной, скрепленной, как уже сказано, единственным игуменом — именно, игуменом Димитрием. К сожалению, мне неизвестно, сохранилось ли дело Новгородской четверти по этому поводу, и высказанное предположение пока имеет только большую долю вероятности. Монастырь имел основания рассчитывать, исходя из приведенных выше постановлений, касавшихся подтверждения грамот, скрепленных игуменами, что списки с грамот 1556 г., 1591 и 1606 гг. будут подтверждены; почему он не получил просимого, остается неизвестным.

Таким образом, вышеизложенное позволяет, кажется, утверждать, что у Печенгского монастыря, действительно, были жалованные грамоты Ивана Грозного, причем одна из них была дана еще до 1574 г.; несомненно, что существовала еще другая общая тарханная грамота, выданная уже после 1574 г. и сгоревшая в 1589 г. во время второго нападения на монастырь шведов; списки с этих грамот Грозного существовали в монастыре после 1589 г., во всяком случае, при получении общей тарханной грамоты 1606 г. они были представлены; не видно, однако, чтобы монастырь подавал их в последующее время, но, весьма вероятно, вновь намеревался воспользоваться ими при игумене Димитрии, скрепившем дошедший до нас список. Кроме упомянутых грамот, царь [147] Иван Васильевич дал монастырю грамоту о торговле; о ней находим упоминание в жалованных грамотах 1590 и 1606 гг.; эта грамота, по-видимому, погибла в 1619 г. Что же касается ссылки на жалованную грамоту царя Ивана, приводимую в деле 1674 г. и в жалованной 1675 г., о владении двором в Коле, то ее следует, как кажется, относить к жалованной вотчинной, данной мон[асты]рю после 1574 г.

Так представляется на основании дошедших сведений происхождение списка 30-х гг. XVII в. с грамоты 1556 г. Но в какой же степени этот список может быть признан копией с несомненно существовавших грамот Грозного?

III

Выше уже отмечено, что, кроме грамоты 1556 г., у монастыря имелось еще три вотчинных жалованных грамоты — 1591, 1606 и 1675 гг. Содержание этих грамот, кроме вступления, состоит из двух частей: перечисления 1) монастырских владений и 2) даруемых монастырю льгот. Сличение этих грамот в части, касающейся размера монастырской вотчины, показывает, что в основе их лежит грамота 1591 г. (или вернее, как отмечено выше, первая грамота царя Федора, сгоревшая в 1589 г.). Перечень владений в трех поздних грамотах идет «не сряду», т. е. не в порядке места, а в порядке хронологическом, по времени поступления владений в ведение монастыря; таким образом, сначала отмечаются владения в Печенгской губе, затем в волости Коле и Кольской губе, по рекам Коле и Туломе, приобретенные позже угодья по рекам, впадающим в Мотоцкую губу, Лице Большой и Лице Малой, Уре Большой и Уре Меньшой, наконец, владения по Паз-реке и Нявдеме, новые приобретения по реке Туломе, владения в других поморских волостях — Кандалакше, Порьегубе и Ковде 40. В той же последовательности описывает монастырские владения и писцовая кн. 1607 г.41. Грамота же 1556 г. по дошедшему [148] списку ее отступает от установившегося типа описания и дает перечисление вотчин именно в последовательном порядке места их расположения; так, в ней сначала, как и в других, указываются владения монастыря в Печенгской губе, но затем не в Кольской, а в лежавших к востоку и западу от Печенгской губах Мотоцкой, Пазрецкой и Нявдемской, и уже затем в волостях Коле и других поморских волостях. Изложенный порядок более соответствует тому, чего добивались печенгские старцы еще в 1606 г., когда указывали, что в предыдущих грамотах монастырская вотчина, их угодья и промыслы, писаны не сряду 42. Но указанное отличие еще можно бы объяснить и не признать существенным, если бы в грамоте 1556 г., в части ее, касающейся перечисления монастырских владений, не было сходства с грамотами более поздними. Сравнение размера монастырской вотчины по грам. 1556 г. и по грамотам 1591, 1606, писц. кн. 1607 и грам. 1675 гг. показывает, что, если верить грам. 1556 г., монастырь уже в 1556 г. владел теми же вотчинами, как и в 1591, 1606 и в последующие годы. Другими словами, рост монастырских владений после 1556 г. приостановился. Но это, конечно, противоречит бесспорным свидетельствам других источников. Не касаясь даже известий Салингена, лично наблюдавшего за жизнью монастыря после 1565 г. и рассказавшего его первоначальную историю, неправильность указанного утверждения о приостановке роста монастырских владений после 1556 г. подтверждают также грамоты 1591 и 1606 гг.,— источники, в подлинности которых трудно сомневаться. Так, в грамоте 1591 г., данной, как сказано, взамен сгоревшей в 1589 г. жалованной грамоты того же царя Федора, указывается новоприбылая монастырская вотчина., а именно: купленный у старца Дионисия двор волости Кандалакше и варница 43; из грамоты 1606 г. видно, что старцы и в эту грамоту просили включить новоприбылую вотчину, в частности, лук угодий в волости Кандалакше, данный Митрофаном Кукиным 44. Если заглянем в гра[149]моту 1556 г., то все указанные приобретения в ней отмечены как состоящие во владении монастыря уже в 1556 г.45. Но еще более интересные подробности выясняются после сравнения грамоты 1556 г. c данными, извлекаемыми из писцовой книги 1607 г. Как уже указывалось, в качестве приправочной Алай Михалков имел писцовую кн. 7082 г. Василия Агалина; метод описания Алая Михалкова обычный: сначала отмечается то, что записано за монастырем в писц. книге Василия Агалина 1574 г., затем указываются владения, приобретенные после 1574 г., причем обозначаются кратко (разновидности актов и дата их) документы, представленные монастырем в доказательство прав его на те или иные владения; впрочем, в спорных случаях писец 1607 г. требовал оправдательных документов также на владения, записанные за ним еще в 1574 г. После кропотливого изучения вотчин монастыря в 1574 г. их рост в последующие годы удается выяснить довольно точно. Результаты этого изучения для суждения о достоверности показаний грамоты 1556 г. получаются вполне определенные. Не вдаваясь в излишние подробности, остановлюсь на некоторых. Вслед за отмеченными уже выше четырьмя луками в Печенгской губе, упоминаемыми во всех общих тарханных грамотах мон[асты]ря на первом месте 46, грамота 1556 г. переходит к владениям мон[асты]ря в Мотоцкой губе, причем мон[асты]рю якобы уже в 1556 г. принадлежали «в Мотоцкой губе река Ура Большая да река Ура Меньшая, что были Урских лопарей, три лука... да в той же Мотоцкой губе река Лица Большая да река Лица Меньшая, что были Лицких лопарей, [150] три ж луки, и со всею Лицкою губою... да речка Китовка и со всею Мотоцкою губою и с морскими промыслы, с становищем с Типуновым и с тонишками с лешими ухожеи»47. Количество луков в самой Мотоцкой губе грам. 1556 г. не отмечает; по грам. 1591 г. и следующих годов их было там три 48. Таким образом, по грамоте 1556 г. в Мотоцкой, Лицкой и Урской губах, где находились угодья лопарей Мотоцкого погоста, мон[асты]рю уже в 1556 г. принадлежало, по крайней мере, 6 луков, а вернее всего выражение грамоты «и со всею Мотоцкою губою» надо понимать в том смысле, что монастырю принадлежало исключительное право на угодья всех названных губ, т. е. и три лука собственно Мотоцкой губы находились также во владении монастыря. Но писцовая 1607 г. (л. 108 и след.) указывает, что мон[асты]рю еще в 1574 г. принадлежало здесь только пол-лука 49, а не шесть и больше, как утверждает грамота 1556 г.; восемь же с половиной луков, которые, м. б., имеются в виду грамотой 1556 г. и несомненно указываются в грам. 1591 г. и следующих лет, а также в писц. 1607 г., приобретены монастырем от Урских, Лицких и Китовских лопарей уже после 1574 г., по данной и купчим 7084—7096 гг., т. е. в промежутке между 1575 и 1588 гг., когда впервые был издан запретительный указ, касавшийся отчуждения монастырями лопарских угодий 50. С несомненностью вытекает отсюда, что утверждение грамоты 1556 г. о принадлежности мон[асты]рю губ Мотоцкой, Урской и Лицкой является неверным, т. к. приобретение их состоялось значительно позже. В более позднее время мон[асты]рь освоил многие другие луки, упоминаемые в той же грамоте. Так, по грамоте 1556 г. мон[асты]рю принадлежала половина Паз-реки, в которой по писцовым 1574 и 1607 гг. и грамотам 1591 и 1606 гг. считалось три лука, т. е. Печенгскому мон[асты]рю принадлежало полтора лука, но, как видно из той же писц. 1607 г., из этих 1¹/₂ луков у монастыря еще в 1574 г. было только поллука, все остальное приобретено позже, по данным и купчим 7085, 7086 и 7104 гг.51. Еще интереснее указание на владения мон[асты]ря по р. Нявдеме: по грам. 1556 г. мон[асты]рю принадлежала здесь четверть лука, [151] но писц. 1607 г. отмечает, что все владения мон[асты]ря по р. Нявдеме в 1607 г. (лук без получети лука) приобретены после 1574 г. по данным и купчим варенгских и нявдемских лопарей 7087 и других годов 52. В заключение списка владений монастыря в губах Печенгской, Мотоцкой, Лицкой, Урской, Пазрецкой и Нявдемской, в грамоте 1556 г. находим следующее место, отсутствующее во всех остальных вотчинных грамотах монастыря: «а давали де те всякие угодья Живоначальные Троицы в их Печенской мон[асты]рь начальнику их старцу Трифону Мотоцкие и Печенские и иных погостов новокрещенные лопари по душах своих вкладом, как он старец Трифон тех лопарей ко крещению приводил». За приведенным отрывком следует текст, встречающийся во всех остальных вотчинных грамотах, но помещенный там совсем в другом месте, а именно — после указания самых ранних приобретений монастыря в Соньеле и Мотоцкой губе 53; этот текст гласит следующее: «и даные им на те свои [152] згодья подавали; а те лопские згодья наши данные луковые; а дани с них идет мне царю и великому князю в казну по книгам Никитки (в грам. 1591 г. добавлено: Карпова сына) Сорокопенина с товарищами по 2 р. по 13 алтын по 2 д. на год (в грам. 1591 г.: «по полутретья рубли без гривны», что равняется тем же 2 р. 13 алт. 2 ден.)». Отмеченная разница в текстах разбираемой грамоты и прочих грамот мон[асты]ря дает, между прочим, любопытную страницу к истории Печенгского мон[асты]ря, именно — говорит о тех представлениях о районе деятельности преп. Трифона, которые существовали в первой половине XVII в.54. Что же касается писца Никиты Карпова сына Сорокопенина, описывавшего Кольский уезд ранее 7082 г., то он брал с лука по 20 алтын 55; т. обр., 2 р. 13 алт. 2 д. (= 80 алтынам) шли, по-видимому, с тех 4 луков, которые, как ранее всего приобретенные, монастырь закрепил за собой действительно существовавшей когда-то жалованной грамотой Ивана Грозного, сведения о которой приводились выше. Это предположение подтверждается еще тем, что во всех общих вотчинных грамотах монастыря, как сказано, после перечисления 4 луков, данных мон[асты]рю мотоцкими и соньельскими лопарями, следует указание на подобное же количество дани, шедшей с них по книгам Никиты Сорокопенина. Но, как отмечалось уже выше, по жалованной грамоте царя Ивана Васильевича, упоминаемой в писц. 7082 г., «г[осударя] ц[аря] и в[еликого] кн[язя] начальника и строителя Трифона с братиею пожаловал дани и оброку с тех луков имати на строителе Трифоне с братиею не велел». Освобождение это подтверждалось и впоследствии: иначе терялся бы смысл указывать книги Сорокопенина, когда существовали, напр., во время выдачи жалов. 1591 и 1606 гг., другие писцовые книги, более поздние. Но в таком случае перечисление всех владений мон[асты]ря в губах Печенгской, Мотоцкой, Лицкой, Урской и др., предшествующее в грамоте 1556 г. разобранному месту ее, где приводится ссылка на книги [153] Никиты Сорокопенина, являющееся вставкой по сравнению с грамотами 1591 и 1606 гг., сделано очень неудачно, без всякой попытка соответственно изменить количество дани, шедшей якобы с них в государеву казну по книгам Никиты Сорокопенина. Попытка же составителя грамоты 1556 г. возвести приобретение наиболее ценной части монастырских владений ко времени препод. Трифона вполне понятна. Время деятельности преп. Трифона и первоначальная история мон[асты]ря уже тогда (в 30-е годы XVII в.) точно не были известны; а в конце XVII в. (в 1686 г.) старцы Печенгского мон[асты]ря утверждали даже, что первые луки в Соньеле были даны лопарями преп. Трифону в 7001 году, т. е. деятельность преподобного относили даже к XV в.

В челобитной монастыря, поданной якобы игуменом Гурием 56, после перечисления владений мон[асты]ря в губах Печенгской, Мотоцкой и др., и количества дани и оброка с них, находим такое заключение: «а ныне де у них в мон-ре братии и мирских людей прибыло много, и им-де мон[асты]ря строити и самим питатися нечим, потому что у них инде нигде ни в которых городех вотчин и пашенных земель нет». Хотя в предисловии к житию Зосимы и Савватия, писанном, по-видимому, незадолго до 1556 г., преп. Максим Грек отмечает, что уже в то время на р. Печенге «близь моря... устроися мон[асты]рь честен и совокупися многа чета иноческого пребывания»57, но показания Салингена дают более точную справку о количестве братии в мон-ре. Не говоря ничего о размере ее на первоначальном месте мон[асты]ря, при впадении р. Манны в Печенгу, что в 15 в. выше устья, уже после перенесения мон[асты]ря к устью, в Печенгском мон-ре насчитывалось в 1565 г. до 20 монахов и 30 служек; рост братии начался только после 1566—67 г. г. и к 1572 г. «там было 50 монахов и около 200 бельцов»58. Таким образом, заключение челобитной о составе братии мон[асты]ря вряд ли имеет под собой несомненные факты, [154] если не считать его обычным риторическим приемом. На основании этой челобитной состоялось пожалование, неполное изложение содержания которого напечатано впервые, как уже сказано выше, в. «Подробном описании Архангельской епархии».

Остановимся на этом отрывке. Выше уже указывалось, что ни в 1556 г., ни позже мон[асты]рь не был единственным вотчинником во всех якобы пожалованных ему губах, за исключением Печенгской; другими словами, подобного пожалования мон[асты]рь не получал... Вместе с тем указываемая западная граница монастырских владений — р. Нявдема едва ли могла быть таковой в 1556 г., т. к. мон[асты]рь сравнительно поздно, как отмечено выше, начал свою деятельность во владениях Пазрецких и Нявдемских лопарей. Впрочем, в самой грамоте 1556 г. по отношению к упомянутым губам Пазрецкой и Нявдемской можно установить некоторую невыдержанность; вместе с губами были пожалованы мон[асты]рю лопари, «которые лопари наши данные в той Мотоцкой и в Печенской губе...» и составитель как бы забыл, что выше шла речь и о других губах 59, не только о Мотоцкой и Печенгской. Думается поэтому, что действительное пожалование Грозного мон[асты]рю — право собирать дань и оброк с лопарей — и относилось только к лопарям позднейшего Печенгского и Мотоцкого погостов 60. Таким образом, если ограничить пожалование пределами монастырской вотчины, которую он мог иметь в 1556 г. или приблизительно около этого времени, главным образом, Печенгской губой, то предоставленные мон[асты]рю льготы, за единственным исключением, не вызывают никаких сомнении; они повторяются к тому же во всех общих тарханных грамотах мон[асты]ря 61. Исключение составляет будто бы предоставленное мон[асты]рю право сбирать в свою пользу десятину с промышленников, промышляющих в пределах монастырских владений «для своей корысти». Такого права у мон[асты]ря не было ни по жалованной 1591 г., ни по жалованным 1606 и 1623 гг. Богатые рыбой, морскими зверями, жемчугом и проч. монастырские владения привлекали промысловых людей. мон[асты]рь, по-видимому, допускал совместную добычу, выговаривая себе определенную долю ее. Грамоты, полученные мон-м до 30-х гг. XVII в., освобождали от сбора [155] десятины только монастырские промыслы, где добыча шла целиком в его пользу; со всех же остальных таможенные головы и целовальники сбирали десятину в государеву казну; но нередко под видом монастырских промышленников скрывались люди, работавшие, по словам грамот, для своей корысти, — в результате споры казны с мон-м. Изложенные пререкания были разрешены грамотой с прочетом 1636 г. ноября 21-го кольскому воев. кн. Осипу Ивановичу Щербатову, данной по челобитью игумена Димитрия, того самого, который именно в 145 году ездил в Москву добиваться получения вотчинной тарханной грамоты и представил при этом списки с жалованных грамот прежних государей. Хотя грамота 1636 г. подтверждала все прежние привилегии мон[асты]ря в отношении взимания десятины с монастырских промыслов, но она же содержала и следующее дополнение: «а которые сторонние люди с ними вместе на морских промыслех рыбою и салою учнут промышлять по уговору ис полу и ис трети и ис чети для своей корысти, и ты б тех сторонних людей с их доль таможенным головам и целовальникам велел имати десятину на нас по-прежнему»62. В связи с этим неудивительно, что в списке с грамоты 1556 г., который мог быть представлен игуменом Димитрием (его скрепа на обороте списка) в доказательство якобы старого нрава мон[асты]ря, оказалось то пожалование, которое разбирается нами. Изложенные соображения не позволяют признать и это место списка подлинным. С формальной точки зрения конечный протокол грам. 1556 г. не вызывает особенных замечаний. Все клаузулы, которые мы находим в конечном протоколе жалованных грамот XVI в., здесь налицо — и потому останавливаться на них нет необходимости. Вслед за датой в списке читаем: «А на грамоте подпись государева. А подлинная грамота листовая за вислою печатью. На обороте объявленного списка подписано: Божиею милостию царь и государь и великий князь Иван Васильевич всея Руси. Грамоту подписал дьяк Борис Алексеев сын Щекин». — То описание подлинной грамоты 1556 г., которое здесь дано, слишком общее, чтобы судить об его точности. Впрочем, «подпись» государеву по формуле «Божиею милостию...» мне не приходилось встречать в жалованных грамотах времени Ивана Грозного, — нет ли и здесь некоторого поновления? Что же касается дьяка, подписавшего подлинную жалованную грамоту 1556 г. — Бориса Щекина, то личность его вы[156]ясняется по актам довольно хорошо 63. В частности, в 1556 г. с мая по сентябрь он принимал участие в посольстве, отправленном к Польскому королю Сигизмунду Августу для присутствования при крестном целовании короля на договорных грамотах 64. Назначение же его в дьяки Новгородские вместо Федора Еремеева состоялось во всяком случае после ноября 1556 г.65. Т. обр., в ноябре 1556 г. он мог быть в Москве и подписать жалованную грамоту Печенгскому монастырю.

Сводя все сказанное выше, можно, кажется, утверждать, что грамота 1556 г. по дошедшим спискам не может быть признана подлинной потому, что 1) в ней указаны такие лица, которые не могли участвовать в выдаче грамоты (имею в виду еще не родившегося царевича Федора и маловероятное участие игумена Гурия, по челобитью которого якобы дана грамота), 2) не говорит за подлинность, главным образом, и то, что в грамоте перечисляются такие владения, которые монастырь приобрел значительно позже или которыми он никогда не владел; 3) кроме несоответствия грамоты 1556 г. типу вотчинных жалованных грамот Печенгского мон[астыря], грамота 1556 г., вопреки известным из других источников сведениям, почти исключает возможность роста монастырской вотчины, давая для 1556 г. те же размеры ее, что и в 1591 г. и во время позднейшее, 4) по сохранившемуся списку в грамоте 1556 г. есть несомненное противоречие между первой и второй ее частью — с одной стороны, мон[асты]рь будто бы владел, как указывается в первой части грамоты, громадной вотчиной, но с другой стороны та же вотчина (да еще с некоторыми исключениями — не указаны, напр., владения в Коле и Кольской вол.) как бы вновь даруется мон[асты]рю, с распространением на нее таких льгот, некоторые из которых едва ли когда-нибудь были у мон[асты]ря; и, наконец, 5) содер[157]жание жалованной грам. 1556 г. по сохранившимся спискам много сложнее содержания той жалованной грамоты царя Ивана Васильевича, данной строителю Печенгского мон[асты]ря Трифону ранее 1573—74 г., сведения о которой встречаются в других источниках и которая, по-видимому, сгорела в 1589 г., «старые же списки» с нее погибли, кажется, в пожар 1619 г. На основании приведенных соображений правильнее, кажется, относить грам. 1556 г. по нашим спискам к числу «составных» грамот, причем считать ее произведением печенгских старцев середины 30-х годов ХVII в.; в виду же тех особых целей, которые имелись в виду при составлении списка, он является не только поддельным, но и подложным 66.

Попытка спасти т. назыв. грамоту 1556 г. по дошедшим до нас спискам от признания ее источником малопригодным для исторической науки, именно, попытка отнесения ее к позднейшему времени, к 1573—74 г., должна быть признана неудачной, так как все сомнения, изложенные выше, главным образом в отношении раз-мера монастырской вотчины, остаются в силе. Выше, впрочем, была отмечена возможность существования у мон[асты]ря второй вотчинной жалов. грамоты, данной царем Иваном Грозным после 7082 г., но судить о содержании ее приходится скорее по грамотам позднейшим, а не на основании грамоты 1556 г. Должна быть отвергнута и попытка отнесения нашей грамоты ко времени царя Федора, по той причине, что у Печенгского мон[асты]ря, действительно, имелась (и дошла до нас) грамота 1591 г., данная царем Федором, лишь отчасти сходная с т. назыв. грамотой 1556 г.

А. Андреев

ПРИМЕЧАНИЯ

[132]

1 О нем см. Арханг. Губ. Вед. 1847 г. № 25 и Журн. Мин. Нар. Просв. 1848 г., № 5, с. 70—72.

[133]

2 Та же грамота в некоторых изданиях ее имеет дату 1556 г. ноября 1 («Жития святых Российской церкви». Месяц декабрь (СПб., 1856), с. 413—414; Филарет, Жития святых, изд. 3 (дополн. СПб., 1900), декабрь, с. 281—282 (изложение содержания); (А. Греков) Трехсотлетие преп. Трифону (СПб., 1883), с. 3—4; Н. Харузин, Русские лопари, М. 1890, с. 38—39; А. Корольков, Трифоно-Печенгский мон., с. 12—13; его же, Сказание о преп. Трифоне, изд. 3-е, СПб., 1902, с. 9—10, прим. 1). — С датой 1556 г. ноября 22 грамота напечатана у Н. Гулевича, Русская Лапландия, с. 6—8, и у иеромон. Никодима, Препод. Трифон, просветитель лопарей, СПб., 1899, с. 12—13. — С датой 1556 г. ноября 21. — дважды в Арханг. Губ. Вед. (1873 г. № 3 и 1877 г. № 96).

3 N и Н. Чулков, К истории разграничения России с Норвегией. — в Русск. Арх. 1901, кн. 1, с. 148, 151.

4 См. Опись монаст. грамот 1757 г., в Арх. Еп. Вед. 1896 г. № 24.

5 П. С. Р. Л., т. XI, с. 282, 289; т. XIII (полов. первая), с. 63; т. XX (полов. первая), с. 404, 415; А. Шахматов, О так назыв. Ростовской летописи, с. 101. 103.

[134]

6 Напеч. в Правосл. Собеседн. 1859 г., ч. II, с. 94—120.

7 Р. И. Б., т. XXXI, СПБ. 1914, с. 324—344.

8 В. Ключевский, Древнерусские жития святых, М. 1871, с. 337—340.

9 Напеч. в русск. перев. А. М. Филиппова в «Литерат. Вестн.» 1901 г. т. 1, кн. 3, с. 297—305, и поправки к перев. там же, 1902 г., т. IV, кн. 6, с. 119—120.

10 Журн. Мин. Нар. Просв. 1868 г., июль, с. 242—296.

11 Ibid., с. 283.

[135]

12 Ibid., с. 284—285. Царевич Феодор род. 31 мая 1557 г. (П. С. Р. Л, т. ХIII, полов. 1-я, с. 283; Временн. Моск. Общ. Ист. и Древн. V, с. 111).

13 Никодим, op. cit., с. 11 и 31.

14 Е. Голубинский, История Русской Церкви, т. II, пол. первая, М. 1900, с. 859, прим. 1.

[136]

15 Но ср. начало жалов. грам. кн. Михаила Андреевича Кирил.-Белоз. мон. на дер. Бренковскую: «Се яз князь Михаил Андреевич, что ми печаловался сын мой князь Иван, чтоб мне пожаловать игумена... Нифонта... деревнею Бренковскою, и яз сына своего деля князя Ивана... пожаловал...» (С. Шумаков, Обз. грам. Кол. Экон., вып. 2-й, М. 1900, с. 83).

[137]

16 Как образовался архив Печенгск. мон., восстановленного в 80-х годах XIX в., см. в рец. А. М. Филиппова на брошюры иером. Никодима о Печенгском мон. (Литер. Вестн. 1902, т. IV, кн. 6, с. 158). Списками грамот, находящимися в этом архиве, пользовался пока в печатной литературе только иером. Никодим.

17 Изучение оборотных помет грамот, поступивших в XVIII в. в Коллегию Экономии, приводит к заключению, что первоначальные пометы делались, по-видимому, не в хронологическом порядке, а по мере поступления грамот в Коллегию из монастырей, архиерейск. домов и т. п.; т. обр., грамоты Печенгского мон. первоначально были отмечены №№ 44—48, как поступившие из одного места, в данном случае из Архангелогородск. архиер. дома, к которому Печенгский мон. был приписан в 1701 г. Кроле того, те же грамоты имеют другие пометы, указывающие, напр., на нумерацию в пределах данного монастырского фонда, так, наши грамоты имеют побочную нумерацию с № 1 по № 8 включительно, несоответствие числа грамот по основной и побочной пометам произошло оттого, что некоторые №№ включают по 2 и по 3 грамоты.

[138]

18 М. А. М. Ю., грам. Кол. Экон. по Двинск. у. № 415, л. 4.

19 Исследование бумаги, на которой писаны списки, не дало пока окончательного ответа, но бумага, несомненно, русского производства; у Н. П. Лихачева сходных образцов филиграней не оказалось.

20 Строев, Списки иерархов, 833, — Грамота в коллежском списке озаглавлена: «список з государевы грамоты слово в слово», а на л. 4-м указана скрепа списка, с которого наш представляет копию: «на обороте того списка рука приложена [тако]: к сему списку игумен Димитрий руку приложил».

21 Д. к А. И., VI, № 131, с. 382 col. 2—383 col. 1; та же грам. в менее исправном виде напеч. в А. И., IV, № 254.

22 Д. к А. И., VI, № 131, с. 381 col. 2.

[139]

23 Подлинные писцовые кн. 7082 г., по-видимому, погибли в Московский пожар 1626 г. (ср. роспись Новгор. четв. всяким делам, которые остались после пожара 1626 г. — Чтен. Моск. Общ. Ист. и Др. 1905, кн. 1, смесь, с. 12—40): копия с них за приписью дьяков Ив. Вахрамеева и Ив. Нормацкого имелась в 1696 г. в Кольском остроге (Н. Харузин, Русские лопари, с. 396); другая копия с них еще в 1757 г. хранилась в Печенгск. мон. (Арханг. Еп. Вед. 1896, № 23, с. 670); среди грамот Коллегии Экон. по Двинск. у. под № 4183/105 имеется «выпись» с писц. кн. 7082 г. на Керецкую вол. Кольск. уезда.

24 Часть этих книг (лл. 1—196; всего в книгах 271 лист) напечатана в приложении к исследов. Н. Харузина «Русские лопари» (Изв. Общ. Любит. Естествозн., Антропол. и Этногр., т. 66 (М. 1890), с. 409—462); ниже они кратко назыв. писц. книгами 1607 г. — Начиная с 60-х гг. XVII в. и до 1697 г. между старцами Печенгск. мон. и посадскими людьми Кольского острога с одной стороны и лопарями и старцами Пречистенск. Кандалажск. мон. с другой шел спор в Новгор. Четверти по поводу этих книг, причем в одной из челобитных первые писали: «в прошлых де во 116 и во 117 годах прислан был с Москвы в Кольский острог писец Алай Михалков да дьяк Василий Мартемьянов, и тот де Алай Михалков у них Печенгских старцов и у посадских людей просил посулов и писать хотел их промыслы в луки легче книг прежнего писца Василия Агалина, и они де тому писцу Алаю отказали, и тот Алай, за то бранясь на них, тонные их промыслы не против старого писца Василия Агалина книг писал луки со многою прибылью и написал много прибылых: за ними Печенгскими старцами 23 лука с поллуком и полчети и полтрети лука, а за посадскими людьми 50 луков с полтретью луков [на самом деле еще больше: по писц. 7082 г. за кольскими посадскими 9 луков, по кн. 7116 г. — «прибыло... вново» 70 луков — (л. 32, 34)]; и они де на того писца, что он во многие новые луки пишет; били челом, и тому писцу велено ехать к Москве, а писать ему тех их промыслов не велено; и с Москвы в Кольский острог почему сбирать всякие подати книг его письма не прислано, а сбирают с них и со всех уездных людей всякие подати... прежнего писца Василия Агалина по книгам тому де 93-й год». Не входя в подробности этого интересного дела, следует указать, что, действительно, сбор податей в Кольском уезде в течение всего XVII в. происходил по книгам не 7116, 7117 и 7119 гг., а по книгам 7082 г., но в делах о владении землями и угодьями и представители местного населения, и центральная власть руководствовались, в большинстве случаев, книгами Алая Михалкова 7116—7119 гг., пока в 1697 г. последние не были окончательно отставлены и вместе с тем были отменены постановления по делам, вершенным на основании Алаевых книг (Н. Харузин, Русские лопари, с. 393—406; Моск. Арх. Мин. Ин. Д., прик. д. стар. лет, 1626 г. № 38, 1652 г. № 124 и 1680 г. № 81; в том же Архиве в отд. монаст. дел дело Печенгск. мон. 1674 г.; Моск. Арх. Мин. [139] Юст., грам. Коллегии Экон. по Двинск. у. №№ 4318/216 (лл. 9—45 об.) и 4467/385 а по Кольск. у. № 6135/2; А. И., т. IV, № 188). Таким образом, если книги Алая Михалкова когда-либо «опорочивались» то не с точки зрения неправильности записи в них владений, а главн. обр., из-за тяжести податей, наложенных им на колян; в виду этого для последующих соображений о росте вотчины Печенгск. мон. упомин. книги можно считать источником бесспорным.

25 Печатное издание писцовой книги 1607 г. крайне неисправно; в данном месте очевидная опечатка: следует читать не полтора, а полтретья.

26 Эта грамота упоминается в монастырской грамоте 1590 г. июля 31; список с последней (как и с некоторых других грамот монастыря, упоминаемых ниже) имеется среди бумаг покойн. А. М. Филиппова; означенные копии сняты со списков, находящихся в архиве Печенгск. монастыря, по-видимому, в сборнике № 9 (ср. ссылки на эти списки в брошюрах иеромон. Никодима).

[141]

27 Моск. Главн. Арх. Мин. Ин. Дел, монаст. дела, дело Печенгск. мон. 1674 г., лл. 22—24.

28 О том см. современный датский документ, напеч. в Сборн. Отд. русск. яз, и слов., т. LI (1890), прилож. к протокол., с. XIV—XIX. П. С. Р. Л., т. ХIV (полов. первая) (Новый Летописец), с. 44; иером. Никодим, Преп. Трифон (СПб., 1899), с, 34—35 (выписка из наказн. памяти кн. Ив. Туренину 1594 г.).

[142]

29 См. вышеуказ. докум., с. XV—XVI.

30 Писц. кн. 1607 г. при описании разных монастырских угодий неоднократно делает указания. что «крепости на то угодье изгибли в немецкий приход» (лл. 101, 104, 105 и др.).

31 Жалованная грам. 1591 г. сохранилась в деле Печенгск. мон. 1674 г. хранящ. в Моск. Главн. Арх. Мин. Ин. Д. (лл. 15—20).

[143]

32 Упомин. дело Моск. Главн. Арх. Мин. Ин. Д., лл. 22—34.

33 Писцов. 1607 г., л. 99. О Петровском мон. см. записки Салингена в «Литер. Вестн.» 1901 г., т. I. кн. 3, с. 299; Зверинскому неизвестен.

34 В приведенным челобитье, где речь идет о сгоревших грамотах царей Ивана, Федора и Василия, имеются в виду, по-видимому, грамоты 1591 г. и 1606 г. ноября 30. действительно, подписанные на имя царя Михаила; о подписке же грамот Грозного судить невозможно, т. к. они не дошли до нас; изучаемая же нами грамота 1556 г. (в списке) подписана только на имя царей Федора и Бориса. Правда, при этом возникает также другой вопрос: какие общие тарханные грамоты Грозного имеются здесь в виду? Ведь, еще в 1606 г. старцы утверждали, что общая тарханная Грозного погибла в 1589 г.

[144]

35 Дьяк Василий Мартемьянов описывал только некоторые волости и погосты Кольского уезда; в работах по описанию остальных, кроме Алая Михалкова, принимали участие подьячие Постник Дементьев (лл. 181, 185 и 198 писц. 1607 г.) и Нечай Кренев (см. выпись с писц. 7117 г. на четверть волости Кереть — Гр. Кол. Экон. по Двинск. у. № 4318/216, лл. 9—45 об.); вполне понятно, почему Вас. Мартемьянов не мог скрепить всю писцовую 1607 г.; дошедшая до нас в подлиннике писц. кн. 1607 г. скреплена только одним (вопреки утверждению С. Б. Веселовского, Сошное письмо, т. I, М. 1915, стр. 51, прим. 3) писцом Алаем Михалковым: на лл. 1—12: «к сим книгам Алай Иванов сын Михалков руку приложил», а с листа 13 и до конца (л. 271): «Алай Иванов сын Михалков».

36 Изложенные подробности находятся в минист. деле 1623 г., хранящ. в Моск. Главн. Арх. Мин. Ин. Д.; грам. 1623 г. марта 20 также в деле 1674 г. на лл. 35—44.

[145]

37 Моск. Арх. Мин. Ин. Д., монаст. дело 1674 г., л. 6. — Но приказная практика в эти годы, по-видимому, была еще неустановившейся, так, в 1615 г. Троицкому Данилову мон. выдана новая жалованная грам. на основании списка, скрепленного митропол. Сарским и Подонским Ионою; в 1618 г. Троице-Серг. мон. — на основании списка, скрепленного келарем Авраамием, но в авг. 1628 г. последняя жалованная была отставлена «потому что дана им та г[осударе]ва грамота по их челобитью с списка с их же... а не за дьячею приписью и не за государевой печатью» — А. Г. Р., т. I, с. 303—304, 300—301, 306; И. Забелин, Минин и Пожарский, изд. 4, прилож. с. 291—292.

[146]

38 Моск. Арх. Мин. Ин. Д., монаст. дело 1674 г., лл. 5—9.

39 Списки этих грамот за скрепою, между прочим, игум. Димитрия были представлены для получения листовой жалов. грам. в 1674 г. — Д. к А. И., т. VI, с. 383 (col. 1).

[147]

40 Грамота 1675 г. (Д. к А. И., VI, № 131) в части, касающейся перечисления монастырских владений, повторяет грамоту 1606 г. Рост вотчин Печенгского мон. в XVII в. быль искусственно если не приостановлен, то в значительной степени затруднен рядом запретительных указов касательно отчуждения лопарских угодий (Н. Харузин, Русские лопари, с. 405—407).

41 Писц. 1607 г., лл. 92—95: Печенгская губа с реками, озерами и тонями, лл. 96—105: Кольская губа и реки, впадающие в нее, — лл. 108—115: погост Мотоцкий и Китовский и губа Мотоцкая, — лл. 115—117: Паз-река, — лл. 118-119: Нявдемские угодья, — лл. 119—122: Порьегубская вотчина.

[148]

42 Моск. Арх. Мин. Ин. Д., монаст. дело 1674 г., л. 23.

43 Дело 1674 г., л. 19.

44 «Да у них же... в жалованных грамотах не написано было их же монастыря на усть-Пазы-реки храм страстотерпец Христовых Бориса и Глеба, а поставленье их начальника, старца Трифона, да на Туломе пожни Коржавинские и Посниковские да на Устюге Великом двор белой в Никольском приходе да в волосте в Кандалакше промеж волостных людей лук угодий, что дал вкладом в их монастырь Митрофан Кукин со всеми промыслы»; несколькими строками ниже указанные владения названы новоприбылыми — дело 1674 г., лл. 23—24.

[149]

45 См. л. 2 —л. 2 об. грам. 1556 г. по коллежск. списку: «Да оне в той же волости в Кандалакше купили двор у старца Дионисия; да им же дал вкладом в монастырь в волости в Кандалакше Митрофан Кукин лук угодьев промеж волостных людей; да у них же в Лувенге соляная варница...» К сожалению, более точного определения времени приобретения названных владений сделать не удалось: в печатном тексте писц. кн. 1607 г. нет описания волости Кандалакши. Старец Дионисий — в мире Демка Яковлев — постриженник Пречистенского Кокуева мон. дарил и продавал свои луки в этот мон-рь после 1574 г. (писц. 1607 г., л. 190). Писц. кн. 1607 г. упоминает в Кандалакше варницу и пожни Митрофана Кукина (л. 194), который ранее 1582 г. был сборщиком податей в Лапландии (записки Салингена Литер. Вестн. 1901 г., т. I, кн. 3,с 305); «Митрофан Григорьев сын Кукина Поморец Кандалакшанин» был послухом в данной 1581 г. Троице-Серг. мон-рю на угодья по реке Варзуге; данную 1581—82 г. тому же мон-рю на угодья в Варзужской вол. писал «на Москве Митроха Григорьев сын Кукина Кандалакшанин» (Грам. Кол. Экон. по Двинск. у. №№4221/239, 4222/240 и 4224/242).

46 Грам. Кол. Экон. по Двинск. у. № 4139/57, л. 1; дело 1674 г., лл. 15 и 25; Д. к А. И., т. VI, № 131.

[150]

47 Грам. Кол. Экон. по Двинск.у. №4139/57, л. 1 об.

48 Дело 1674 г., л. 17.

49 Писц. 1607 г» I. 109: «да Печенского ж мон-ря за старцы луки, что были преж сего Мотоцкого и Китовского погоста лопарей: по Васильевым книгам Агалина да подъячаго Степана Соболева написано за ними поллука».

50 Н. Харузин, Русские лопари, с. 405—407.

51 Писц. 1607, лл. 116—117.

[151]

52 Писц. 1607 г., л, 118. Тоня Давыдовская — одно из угодий, принадлежащее мон-рю по грамоте 1556 г., по писц. 1607 г. «расчищена после письма Василья Агалина» (л. 119).

53 Грам. 1591 г.: «что ми били челом, а сказали, что дали де им в дом Живоначальные Троицы новокрещенная лопь, старец Логгин Миронов (в грам. 1556 г. — Мороков, в грам. 1686 г. дек. 21 — Марков) з детми да Ефим Ноггев (в грам. 1556 г. по коллежск. списку Ного, по списку Филиппова — Ногостев) да Микула Конанов в Соньеле свои два лука со всеми угодьи и с половиною речки Печенги и с лешими озерки (в грам. 1556 г. прибавлено: и звериными ловлями), да Кирило Ермолин да Онтоней Спиридонов (в грам. 1556 г. прибавлено: Мотоцкие лопари) дали им в Мотоцкой губе свои два ж лука со всеми ж угодьи и с половиною речки Печенги (в грам. 1556 г. прибавлено: и с тонями и с озерки) и с речкою с Ворьемою и с лешими озерки (вместо «леших озерок» в грам. 1556 г. «и з звериными ловлями», а затем дополнено: «да и даные им на те луки подавали» — и далее следует перечисление луков в Урской, Лицкой и др. губах). В противоречие с показанием писц. 1574 г., все вотчинные грамоты (за исключ. грам. 1556 г.) первоначальными приобретениями мон-ря называют не четыре Печенгские лука, а луки в Соньяле и Мотоцкой губе; из опис. Соньяльского погоста (лл. 176—178) не видно, однако, чтобы мон-рь владел там луками, — луки же Мотоцкой губы по писц. 1574 и 1607 гг. позднего происхождения. По-видимому, граница Мотоцкого и Соньяльского погостов в середине ХVІ в. была иная, чем в 1574 г., и река Печенга (половины ея, по выражению грамот) принадлежала этим двум смежным погостам; «погостишко» Печенское образовался здесь значительно позднее, в результате колонизаторской деятельности Печенгского мон-ря. Из истории его известно, что район первоначальной подвижнической деятельности преп. Трифона (берега реки Манны, впадающей в Печенгу, и река Печенга) представлял, по словам Салингена, пустыню, с трудом заселявшуюся еще после 1565 г.; памятники же начала XVII в. отмечают, что «изначала в тех местах почали селитца русские люди и лопь для морских промыслов, а люди были в то [152] время немногие и селились врознь», «и людей меж Кольского городка и... городка Варгава нет никаких, опричь лопарей и то немного людишко, человек с 200 или мало больше» (Р. И. Б., т. XVI, с. 524, 562). Выдержки из писцов. 1574 г. только дополняют эту картину малой населенности края.

54 Сохранившееся житие преп. Трифона составлено едва ли ранее самого конца ХVII в. и точнее в первой половине ХVІІІ в., притом лицом, не знавшим главного места подвижнической деятельности основателя Печенгск. мон-ря и не монахом этого мон-ря (трудно представить, напр., чтобы последний не знал, где похоронен преп. Трифон); — ср. Правосл. Собес. 1859, ч. II, с. 114, и писц. 1607 г., л. 89.

55 Писц. 1607 г., л. 93. Ср. Р. И. Б., т. XVI, № 17, с. 51—54.

[153]

56 Самое ранее известие о нем относится к 1579 г. (см. отписку Печенгск. мон. к братии Соловецкого мон. о Порьегубских угодьях — в архиве Печенгск. мон.); погиб во время нападения шведов в декабре 1589 г.; но он не был первым игуменом; в 1575 г. упоминаются в мон-ре только келарь Иев и казначей Макарий; от более раннего времени имеются сведения о строителях (в 1569 г. им был Феодорит), сам препод. Трифон именуется писц. 1607 г. строителем; последние были в мон-ре и позже (в 1579 г. вместе с игуменом Гурием упомин. строитель Сергий, он же один в 1590 г.).

57 Прав. Собес. 1859, ч. II, с. 216—217.

58 Салинген в перев. А. М. Филиппова в Литер. Вестн. 1901, т. 1, кн. 3, с. 303.

[154]

59 Неупоминание губ Лицкой и Урской может быть объяснено тем, что они рассматриваются как части одной большой губы, в которую они впадают — Мотоцкой.

60 Указание на это право мон-ря «по государ. жалов. грамоте» собирать дань и оброк с лопарей Мотоцкого погоста см. в писц. 1607 г., л. 109; это указание, надо думать, заимствовано из писц. 7082 г.

61 См., напр., для жалов. 1591 г. лл. 18-19 дела 1674 г.

[155]

62 Моск. Арх. Мин. Ин. Д., монаст. д. 1674 г., лл. 5—9.

[156]

63 О нем см. у Н. Лихачева, Разрядные дьяки (по указат.); также Изв. Русск. Генеал. Общ., в. I (1900), отд. I, ст. Н. П. Лихачева, Родственные связи княжеских фамилий с семьями дьяков, с. 119; С. Шумаков, Обз. граи. Коллегии Экон., в. I, М. 1899, с. 31.

64 Сборн. И[мп]. Русск. Истор. Общ., т. 59, № 33.

65 В ноябре 1556 г. дьяки Новгородские: Федор Еремеев Сырков и Казарин Дубровский (Б. Греков, Опис. актов. книг, хранящ. в архиве И[мп]. Археогр. Ком. (Пг. 1916), с. 46 — грам. 1556 г. ноября 17), но в январе 1557 г. уже Борис Щекин и Казарин Дубровский (Сборн. И[мп]. Русск. Истор. Общ., т. 129, с. 23).

[157]

66 Об отличии подложных от поддельных грамот см. А. С. Лаппо-Данилевский, Методология истории, в. II, СПб. 1913, с. 602 и след.

- В библиотеку

- В начало раздела