Озерецковский Николай Яковлевич, 1750–1827

Одно из первых описаний Кольского полуострова в русской печати. Составлено по материалам экспедиции И.И. Лепехина 1771 года, ближайшим сотрудником которого был Н.Я. Озерецковский. Основной акцент сделан на естествоиспытательских и биологических наблюдениях. Текст «Описания Колы» взят с сайта http://matteuccia.narod.ru с любезного разрешения его автора и распознавателя.

Озерецковский Н.Я. Описание города Колы, что в Российской Лапландии //Озерецковский Н.Я. Описание Колы и Астрахани. – СПб., 1804. – С.1–82.

Описание города Колы, что в Российской Лапландии

[I]

ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕМУ САМОДЕРЖАВНЕЙШЕМУ ВЕЛИКОМУ ГОСУДАРЮ
ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ, САМОДЕРЖЦУ ВСЕРОССИЙСКОМУ,
ГОСУДАРЮ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕМУ

[II]

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ!

Прозорливостию ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА разпространились ныне промыслы на Северном Окиане и на Каспийском море, о которых давно уже писал я в Исторических Месяцесловах. Сведения в них мною сообщенные не столько нужны были тогда, как я оные писал, сколько полезны быть могут в нынешнее время, когда и льдистый Окиан для всех Россиян очистился, и Хвалынское море для [III] промышлеников открылось. По тому, малую сию книжку, великих трудов путешествовавшему сочинителю стоившую, посвящая ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, всеподданнейше прошу удостоить оную Своего воззрения.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

Верноподданный Николай Озерецковский.

[1]

В новом и полном Географическом словаре Российского Государства, изданном в Москве 1788 года, о Коле написано следующее: «Кола, город и порт Архангельского наместничества, в Лапландии, под 68 град.1 54 минут северной широты, над рекою Колою, произтекающею [2] из Кольского озера и впадающею здесь в небольшой залив Ледовитого моря, которой составляет гавань, в которую каждой год иностранные суда заходят, и там покупают рыбу и солят; так же пристают здесь и Российские суда, выходящие летом для китового и тюленьяго промыслов.

Новогородский архиепископ Макарий, в 1533 году, сооружил здесь первую Российскую церковь, которая и была началом построения сего города, в коем ныне Российского купечества 54 человека, и в близости мужеской монастырь, называемой Печенская пустыня. Разстоянием от города Архангельского сухим путем 1021, от Санкт-Петербурга 1379, от Москвы 2109 верст».

[3]

В сем состоит все известие о Коле. Оно весьма недостаточно и неисправно; а чтоб дать яснейшее понятие о сем северном городке, надобно войти в обстоятельное оного описание, которое составлю я из замечаний, сделанных мною во время морского моего из Тобольска в Колу путешествия, в 1771 году предприятого, и в бытность мою в Коле как летом, так и зимою.

Кола, по точным Астрономическим наблюдениям Санктпетербургских Академиков, г. Румовского и других, лежит под 68° 52¹/₂ северной широты, и под 30¹/₂° 43' долготы, считая от Парижского меридиана; от первогож меридиана под 50° 43'. Город сей стоит при самом [4] конце Кольской губы на ровнине, далеко за оной простирающейся, и по сторонам высокими горами обнесенной. Лицем обращен он к Кольской губе; и в сем обращении, с левой стороны, имеет реку Тулому, впадающую в Кольскую губу; с правой же стороны, по край города, в ту же губу втекает каменистая речка Кола, выходящая из Кол-озера и ущельями гор пробирающаяся. Таким образом Кола, при конце Кольской губы, занимает почти всю ширину вышесказанной ровнины, от правого берега Туломы к устью Колы простирающейся, которая позади Колы вдоль правого Туломы берега далеко идет в верх и составляет обширную площадь. Один хребет гор облежит [5] ровнину сию с той стороны, с которой втекает в губу речка Кола, другая цепь подобных возвышений прилежит к левому берегу Туломы; оба сии горные кряжи непрерывно простираются возле Кольской губы до самого Окиана. Они не отделены от гор всю Лапландию составляющих, а суть самые теже горы, разсеченные рекою Туломою и Кольскою губою. Кряжами сих гор защищена Кола с боков; назадиж за собою имеет ровную площадь, а с переди Кольскую губу, разными приметными изгибами от Окиана к Коле подходящую. Таково есть местоположение города Колы.

Самой город, занимающий небольшую площадь перед губою, [6] состоит из деревянной четвероугольной крепостцы и бедных деревянных избушек, которых числом 148; сверх того казенных деревянных зданий 18, две деревянные церкви, один общественный дом так же деревянной и пять деревянных лавок для торгу. Число жителей соразмерно числу домов. В 1788 году купцов считалось в нем только восемь человек, мещан 137, отставных от службы 40, церковников 4, разночинцов 130, казенного ведомства обывателей 98; всего 417 человек мужеска полу; женского ж гораздо против того меньше. Все сии обыватели суть природные Россияне, ни верою, ни речью, ни нравами от соотечественников своих не разнящиеся, из кото[7]рых многие прежде сего оставляли Колу и переселялись на всегдашнее житье в город Архангельской, как первобытную свою отчизну, из которой приезжали жить в Колу в цветущее ея состояние. Сие состояние было во времена Графа Петра Ивановича Шувалова, когда он на откупу содержал все промыслы на северном Окиане производимые, и когда в Колу за ворванным салом, за тюленьими и моржовыми кожами, за трескою и проч. приезжали иностранные корабли. Тогда Кола была многолюдной город, в котором все к содержанию потребное без труда иметь было можно; по тому что иностранные привозили туда на судах разные товары, которые привлекали в Колу Архангело[8]городцов и других поморцов с берегов Белого моря, так же с разными Российскими товарами, а наипаче с хлебом; и Коляне, упражняясь неусыпно в морских промыслах, всегда имели столько добычи, что могли ею безбедно себя содержать, продавая за деньги и променивая оную на хлеб. Да и самые поверенные Графа Шувалова, в Коле тогда находившиеся, скупали у Колян их промыслы, задавали вперед им деньги и ссужали хлебом; что не только удерживало поселившихся в Коле пришельцов, но еще больше их туда привлекало. Когда же откуп Графа Шувалова кончился; то и перестали приходить в Колу иностранные корабли, перестали ездить туда и наши Архангело[9]городские суда; Кола тотчас почувствовала во всем недостаток, и жители ея на ладьях на шняках и на лодках целыми семьями поплыли в город Архангельской, чтоб не умереть в Коле с голоду.

Ибо в Коле нет никакого хлебопашества: не сеют там ни озимового ни ярового хлеба, которого во первых и сеять там негде по тому что вся страна наполнена каменистыми горами, болотами, озерами и лесами; во вторых, что суровой и непостоянной тамошний климат к произращению хлеба совсем неспособен; ибо хотя летом близ трех месяцов солнце там нимало не закатывается, так что в то время безпрерывной бывает день, выключая, что солнеч[10]ный жар в ночную пору весьма слабо действует; при всем том посеянной хлеб вырости и порядочно созреть не успевает; потому что весною снег сходит очень поздно; а под осень весьма рано настают морозы, которые хлеб побивают; что неоднократно изпытано над ячменем, которой из любопытства в малом количестве сеяли в огородах, и выросшей собирали почти с пустыми колосами. Напротив того огородные овощи, самые обыкновенные, родятся изрядно, а особливо капуста и репа; последнюю сеют позади города на вышесказанной площади. На нее всегда бывает урожай, и случаются репы весом до десяти фунтов. С нею ездят иногда Коляне на лодках в Дац[11]кие приморские селения и там ее продают. Капуста родится так же хорошо; но то примечания достойно, что никогда в вилки не завивается, как бы долго осенью на грядах ни стояла, и какие бы морозы ее ни корчили и ни сжимали; вместо того листы ея, поднимаяся в верх, всегда разходятся в стороны и бывают широки и длинны. В таком виде снятую с гряд капусту Коляне сечками не рубят, как обыкновенно во всей России то делается; а целыми листами варят ее в воде, и потом укладывают в кадки, подливая самою тою водою, в которой варили, но несколько просоленою. Когда же надобно варить, то ее рубят, и Кольские щи отменно бывают вкусны.

[12]

Обильнейшееж и никакого попечения о себе не требующее произрастение есть морошка (Rubus Chamaemorus), которая наипаче любит острова и приморские долины, между горами находящияся. На мшистых и усыренных оных долинах растет она столь часто, что почти одна все их пространство занимает. Ягоды ея не прежде созревают как под осень, и тогда бывают мягки, сочны и весьма вкусны. Сей ягоды в Лапландии столько родится, что жители ни половины оной собрать не могут, и следовательно наибольшая часть пропадает, сверх того, что обращается в снедь птицам и медведям, которые сосут сию ягоду так как малину. Коля[13]не, гоняясь за другими выгоднейшими промыслами, не много пекутся о собирании морошки, не взирая, что она и приятное и здоровое составляет яство, и круглой год безвредно сохраняется, когда насыпав ею боченки, подольют водою, в которой варена была негодная для проку морошка, и сверх того прибавят в боченки по малому количеству французской водки, которая предохраняет ягоду сию от окисания; но сие делают только с тою морошкою, которую определяют для отправления в Российскую столицу. Изобильные морошкою острова, Лопарям принадлежащие, откупают у них Коляне, которые подряжаются ставить ягоду сию к Императорскому дво[14]ру. Боченки и французскую водку получают они от казны; а в С. Петербург привозят ее на своем иждивении.

Другое растение, коего ягоды так же снедны, есть водяница, вороница или сцыха (Empetrum nigrum), которая растет по Лапландским горам маленьким кустарником в превеликом изобилии. Черные, круглые ея ягоды, величиною с большую горошину, наполнены водяным приятным соком, по которому и названо растение сие водяницею, а по цвету вороницею. Но в Коле обыкновенно называют оное сцыхою, по действию ягод, которые сильно гонят мочу, когда в довольном количестве употреблены бывают. Ягоды сии не столь [15] питательное, сколь лекарственное производят действие, и превеликую пользу делают тем, у которых нечисты мочевые проходы. Ими одними совершенно вылечился один из моих гребцов, которой в городе Архангельском впал в худую болезнь от любовной неосторожности.

Растут там и другие прозябения, ягоды носящия, как на пример дикая смородина, черника, пьяница и проч: но оне служат больше рабятам для забавы, а в содержании жителей никакого подспорья не делают. Выгоды сии маловажны, и можно сказать, что Коляне питаются не от земли, а от моря. На нем живут они все лето и осень. Главнейший их промы[16]сел состоит в треске, палтасине и семге. Треска принадлежит к таким рыбам, которые в великом множестве делают в море переходы или путешествия из одного места в другое. Годом подходит она к Дацким заливам, куда и промышленики наши ловить ее ездят; годом же посещает берега нашей Лапландии, и тогда Коляне близ берегов северного Окиана ловят ее удами. Старой и малой, мущины и женщины, выезжают на море в лодках или карбасах, у которых по бокам наделаны курки для спускания в воду и вытаскивания по ним веревочек, на конце коих обыкновенно бывает по два крючка палочкою разпяленных и висящих на коро[17]теньких варовинках. На крючки насаживают червей в набережном песку живущих, или кусочки мелкой рыбы, да и самой трески; примана сия называется у них наживкою. Ею обманывают треску и палтаса, но наипаче первую, которая весьма скоро хватает за наживку; так что один человек в день науживает трески пудов пятнадцать, когда ей хорошей лов бывает. За те же крючки хватает и палтас; которой есть весьма большая порода камбалы (Pleuronectes Hyppoglossus), и весом бывает иногда до десяти пудов.

Другой тресковой промысел производится артелями на открытом море, в котором верст за десять и более от [18] берегу кидают ярусы (переметы). Снасть сия так же состоит из крючков, прикрепленных к длинной веревке в великом числе на небольших варовинках (веревочках), разстоянием один от другого на аршин и менее. Насадя на крючки наживку, выезжают в голоме (открытое море), и привязав к концу яруса камень, спускают в воду веревку с крючками, и когда весь ярус из карбаса в море выкидают, то привязав и к другому концу оного камень, проводят от сего камня до поверхности воды веревку, к которой привязывают деревянной кубас (род буя) и на сем ставят махавку (шестик с веником), чтобы узнать по ней место, где бро[19]шен ярус; сверх того замечают берега, горы и острова, против которых снасть оную на дно моря опускают, чтоб тем удобнее после отыскать ее было можно; по тому что брося ярус оставляют его на половину суток и уезжают не свои избушки, на берегах моря и Кольской губы поставленные. По прошествии 12 часов приезжают на ярус, помалу вытаскивают оной на карбас, снимая с крючков рыбу, которою часто верхом нагружают свои суденка, и закинув снова ярус уезжают с добычею в свои становья. Утрудясь от поездки, укрепляют себя пищею и ложатся отдыхать; между тем рыба в судне преет и портится: после отдыха сбирают[20]ся паки на ярус, оставляя нечищенную рыбу на берегу в куче, где она еще более повреждается. От сего то произходит вонючей запах в соленой треске по тому, что ее солят уже протухлую. Напротив того, ежели чистить и солить рыбу сию, как только привезена она с моря, то не только вони, но ниже неприятного запаху в ней не бывает, равно и в палтасине, хотя она жирнее трески, и по тому больше к повреждению наклонна. Сей промысел производится летом и осенью до самой зимы.

Примечания и любопытства достоин он потому, что на самые те крючки, кои ставятся для рыбы, попадаются разные морские животные, как то: [21] морские звезды (Asteriae), каменные деревца (Madreporae, Milleporae и пр.), губки (Spongiae), морские ежи (Echini) и многие черви, кои для испытателя природы важнее всей трески и палтасины. Для приобретения сих редкостей многократно ездил я на ярусы, и благополучно возвращался с добычею до последняго раза, когда в бытность мою на промысле поднялся от берегов Лапландии жестокой ветер и произвел ужасное в море волнение. Не можно было никоим образом достигнуть берега; бедственно бы так же было оставить ярус, поелику тогда занесло бы нас на лодке в отдаленное море, или бы залило волнами. Одно оставалось к [22] спасению средство, чтоб держаться за ярус и сносить сильное качание чрез целую ночь: на другой день ветер стал утихать, но великой взводень от расходившогося моря долго не позволял нам оставить яруса, и уже под вечер возвратились мы в становье свое, изнурены будучи всесовершенно. С сей поры потерял я охоту ездить с промышлениками на ярусы, и довольствовался тем, что они сами с них привозили.

Один раз привезли мне большую хищную рыбу, которая попалась им на ярус. Она пожрала у них несколько тресок, на крючки попадшихся, и, наконец, сама запуталась в крючках, которые впились ей и в брюхо и в бока; так что с [23] них сорваться не могла. Величиною была она близ двух сажен и очень толста. Пасть, преисполненная острыми зубами с зазубринами и дыхательные по сторонам груди отверстия ясно показывали, что она принадлежит к хрящежаберным рыбам, (Pisces Chondropterygii) между которыми особливой составляет род под именем Squali. Ее называют в Коле Аккулою. На Французском языке известна она под именем Requin; на Латинском же порода сия называется Squalus Carcharias. Прожорливое сие животное величиною бывает более двадцати футов, и поглощает не только больших рыб, но и людей, как мертвых, так и живых, когда только имеет к тому случай. Промышленики [24] уверяют, что Аккулы чрезвычайной величины очень часто попадаются на ярусы, но как они их ни на что не употребляют, то с досадою отрезывают свои уды, Аккулами поглощенные, и пускают их в море. По причине великого множества Аккул, никогда не кидают они ярусов в Кольской губе, хотя в нее множество рыб из Окиана заходит; но как и аккулы также в великом числе за ними туда следуют, то рыба за крючки схватившая была бы жертвою Аккул, а не добычею промышлеников.

Кольская губа достойна примечания как сама по себе самой, так и по животным из Окиана в оную заходящим. В приведен[25]ном из Географического Словаря описании Колы, весьма несправедливо названа она небольшим заливом, когда в длину простирается на 50 верст; при том весьма глубока, так что до самой Колы на больших судах свободно ходить по ней можно. Ширина ея не равна; но на 30 верст от Окиана внутрь земли пространной представляет она залив, от которого в стороны многия идут губы нарочитой величины. В ней находятся острова и изредка луды, которые однакож из под воды видны и по тому для мореходцов не опасны. В 30 верстах от окиана дает она и летом и зимою преспокойную пристань для всякого рода судов. Место сие называется Ека[26]терининскою гаванью. Оно прилежит к правому Кольской губы берегу, когда едешь в нее из окиана. Губа делает тут залив между высокими набережными горами и нарочито большим островом Екатерининским называемым, на котором построены светлицы для пребывания мореходцов. Длинная, глубокая и довольно широкая оная пристань от всяких ветров защищена высокими каменистыми горами, как на матерой земле так и на острове находящимися. В ней никакая буря судов обезпокоить не может; она же ни в самые жестокие зимы никогда не замерзает. Можно сказать, что заливец сей как бы нарочно сделан для пристани. От сей [27] пристани до Колы, на разстоянии 20 верст, губа замерзает, но не каждую зиму; сверх того и замерзши нередко середи зимы вскрывается, когда сильные ветры, с моря, взломают лед и по берегам размечут; рекаж Тулома, пред Колою, по причине быстрого течения, никогда не замерзает.

Не подалеку от Екатерининской пристани лежит в Кольской губе островок Сальной, прозванной так с давних времен по множеству тюленей, которых на нем добывали; но с умножением в Коле жителей, уменьшилось число оных зверей, и ныне островок сей не важен, а примечателен только по разсказам Кольских жителей, которые проповедуют [28] оной пожалованным некоторой Кольской гадательнице, узнававшей мужеского и женского пола младенцов в утробах матерей по лицу сих последних.

Важнейшия животные, которые из окиана заходят в Кольскую губу, суть Киты. Они и летом и осенью разгуливают там в великом множестве, и выходя на поверхность воды на подобие дыму выметывают из себя воду чрез головные дыхалы; выкинув ее, головою опускаются в глубину, выставляя потом хребет свой наружу и, наконец, показывая широкой горизонтальной хвост. По сему обороту их в воде многократно видеть я мог, что они разной величины, которую глазомерно полагать можно в [29] десять сажен и больше; но поелику Коляне тогда их не ловили, то точного измерения Кольским китам дать я не могу, хотя в 1772 году и случилось, что пять китов или от водных своих неприятелей, или гоняясь за добычею, зимою, когда уже Кольская губа к Коле на 20 верст покрыта была льдом, зашли под оной и там задохлись; но тогда в Коле меня уже не было; и киты оные достались в добычу Лопарям, которые усмотря поднявшийся над ними лед на подобие великих бугров, разрубили оной и долго обрезывали с китов жир, не заботясь о их измерении, ниже о морских животных и поростах, которые на китах жили и росли.

[30]

После того, спустя уже много времени, вздумали Коляне, в губе своей китов ловить; на сей конец поделали невода из веревок, закидывали оные в Кольской губе, обметывая ими китов, которых били в воде носками и рогатинами, обагряя кровию их великое пространство воды, и при всем своем неуменье изловили более десяти китов, из коих самые большие были с лишком в десять сажен; по том промысел сей оставили, по неимению всех нужных к тому потребностей.

Я сказал, что китов загоняют в губу или их неприятели, которых в море имеют они множество, или заманивает туда добыча; поелику осенью в несметном количестве заходит [31] в губу сельдь, которая китам служит пищею; иногда Кольская губа преисполнена бывает различными животными, и киты выметывая из себя воду, представляют некоторой образ селения, в котором затоплены печи и из труб поднимается дым к верху. За сельдями гонятся многие другие животные, как то тюлени, аккулы, треска и проч. но при всем их изтреблении остается еще с избытком для Кольских жителей, которые у дворов своих вытаскивают из губы полные сельдей неводы, и наибольше свежих употребляют в пищу, не имея ни завода, ни искуства для их соления. В реках в Кольскую губу впадающих, как то в Туломе, в Коле и пр. ловится пре[32]красная семга и кумжа или форель, которые из морской воды входят в маленькие речки, в которых неподалеку от устьев делают Коляне заколы, а Лопари ловят ее в верху Туломы у самых порогов, в 60 верстах от Колы отстоящих. Свежая семга и кумжа очень вкусны, когда входят в речки из морской воды; но естьли семга побудет несколько месяцов в пресной воде, то вместе с телом теряет и вкус. Она весьма далеко уходит в реку Тулому и вскакивает даже на высокие пороги, чтоб пробраться далее в озера и там метать из себя икру. Оттуда возвращаясь в море, когда попадается промышленикам, бывает худа, белотела и безскусна. [33] Маловажные рыбы, попадающияся в море и в губе на уды и в бредни, суть разные породы Камбалы (Pleuronectes), Рявца или Керца (Cottus Scorpius), которую однакож в пищу не употребляют, равно как и Пинагарей (Cyclopterus Lumpus), кои бывают величиной с язей и весьма жирны. Вид их рыбей; но они в Естественной истории относилися к плавающим Амфибиям, не с великим может быть основанием.

Подробное изчисление всех морских животных, как в Кольской губе, так и противу оной в море попадающихся, могло бы составить большую книгу и задержало бы нас как в изследовании так и в описании оных целые годы; по тому [34] оставляя испытание сие будущим временам, упомяну только о некоторых морских животных, принадлежащих, по Линнееву разделению животного царства на статьи, к Гельминтологии, куда относится Кольская Волосатка (Sepia octopodia), животное из рода больших каракатиц, которым берега Кольской губы, в осеннюю пору, нередко бывают устланы; поелику тогда выкидывает их из воды бурями, и Кольские промышленики пользуются ими для наживки на уды, которые бросают в море на треску. Волосаток сих можно видеть в спирте в Музее Академии Наук. На Немецком языке называется животное сие Dintenwurm, Dintefisch; поелику разные породы выпускают из се[35]бя черной сок, которой потемняет воду и тем способствует к их спасению, когда преследуют их большие животные; мелкиеж служат им самим пищею.

Другой род мягких червей во множестве попадается в заливах от Кольской губы в стороны простирающихся, и всегда находил я оной на дне губ в небольшой глубине, где животные сии видны с поверхности воды. Некоторые из Колян называли их кубышками, по малому их сходству с сими сосудами. Червь сей известен на Латинском языке под именем Holothuriae frondosae, а на Немецком под названием Seeblase. Из него Коляне никакого употребления не делают; морскиеж звезды (Asteriae) так же [36] к мягким червям принадлежащие, особливо одну из них породу, Медузиною головою, а в Коле раком называемую (Asterias caput Medusae), как редкую диковинку, посылают в Архангельск, заваря ее кипятком в деревянном ставчике, чтоб дать ей круглой вид. Архангелогородцы, для красы, привешивают их в покоях своих к потолкам вместе с Зубатками (Anarhichas lupus) и со скатками (Raia clavata), которым дают вид драконов. Скатки и Нокотницы (Squalus acanthias), попадаются уснувшие на морском берегу, куда выкидываемы бывают во время сильного волнения, равно как морские ежи (Echinus esculentus) и пенки (Millepora polymorpha). Морских ежей на[37]зывают там репками по сходству черепов их с репою, когда они лежа на берегу лишатся своих игл. Репки сии всегда бывают пусты, по тому что животных выклевывают из них птицы, как скоро волнами на берег их вымоет. Пенка принадлежит к каменнорастениям, и в морской воде бывает бледно-розового цвета, но на воздухе оной теряет и становится белою, какова обыкновенно на берегах попадается. В заводях Кольской губы пенки лежат по дну очень часто, и сколько угодно, натаскать их можно; только красного цвета вне морской воды сохранять оне не могут. Их Коляне, так как морских ежей и многих других животных, ни на что употреблять не уме[38]ют. Но по некоторому может быть предубеждению или суеверию, идет у них в лекарство животное морским киселем и маслом называемое (Medusa), которое в виде круглых шариков плавает по поверхности моря, и представляет род сседшейся прозрачной студени или желе. Сих животных Коляне и поморцы Белого моря собирают в стклянки, и когда они от разрушения всех тварям общего, разпустятся в некоторую жидкость, то сею жидкостию натирают глаза в неопределенных глазных болезнях и с недоказанною прямо пользою.

Подавая понятие о Кольской губе, присовокуплю я, что как в ней, так и в окиане близ берегу, много растет на камнях [39] разных морских поростов, кои принадлежат к царству произрастений, которые Ботаниками называются Fuci, и у Колян известны под именем морской капусты, туры и морского гороха. Названия сии произошли от того, что иной порост походит на капусту, другой на горох, третий на дуб и проч. Они корнями своими, от коих не питаются, прирастают к камням, к раковинам и к другим твердым телам. О сих растениях преизящное издал сочинение под названием Historia Fucorum, покойный Академик Гмелин, в здешней Академии Наук, где оное получить и о морских оных поростах основательное сведение приобресть можно. Они в Коле ни на что не употребля[40]ются, кроме того, что коровы едят их весьма охотно, когда прибережные подводные камни во время морского отлива с ними обнажатся. Соленой их вкус весьма приятен для рогатого скота, которой за несколько верст ходит к морю единственно за тем, чтоб наесться морской капусты. От сей пищи такое бывает действие, что и в коровьем молоке соленой вкус весьма чувствителен, особливо ежели коровы в то же время напьются соленой воды, которая и в пресных речках делается соленою от великих морских приливов, заносящих морскую воду даже до вершин пологих речек. Здесь заметить место, что не только соленость, но и вкус разной пищи в коровьем [41] молоке остается неизгладим. В Коле кормят коров тресковыми головами, разваривая их в воде на подобие кашицы, и примешивая туда горсть отрубей, или чего нибудь травяного. Вкус и запах трески в молоке оных коров делает от него даже отвращение; так мало переменяется молоко в натуру сего животного! По чему и не трудно произвести в нем винной брод (fermentatio vinosa), когда животное питаться будет одними растениями, а не частями, животных; поелику первые склонны к окисанию, а последния к согнитию.

По выезде из Кольской губы, верстах в пяти от правого ея берега, лежит в море остров Кильдин, в окружнос[42]ти своей более 30 верст составляющий, которой протяжение имеет вдоль морского берега и отстоит от него инде на четыре, а инде на одну версту. Наиболееж близок к берегу задний его конец, которым разумею я начало сего острова с подъезду к нему от стран Белого моря. Тут дает он от себя ровную пологость или лопатку, которая выдавшись от острова, простирается к берегу Лапландии, оставляя между собою и берегом глубокой пролив, шириною около версты. За лопаткою пространство воды между островом и берегом становится от часу больше, и остров как бы в море уклоняется. Он представляет великие возвышения, на которые [43] в разных местах с трудом взойти можно. Сторона его к открытому морю обращенная большею частию крута и во многих местах осыписта. В осыпях оных находится красная охра, которую можно употреблять на крашенье кровель, ставней и проч. На Кильдине находят так же в земле досчатой шифер, которой отведывали употреблять вместо аспидных досок, но проведенные по нем черты не стираются. На всей поверхности острова нет никаких дерев, кроме можжевельника, стелющегося березника или вереска (Betula nana) и малорослого ивняка; но сии кустарника в редких растут местах; самыеж верхи гор или голы, или устланы толокнянкою (Arbutus uva ursi). По[44]долы гор и лощины, между возвышениями находящиеся, производят обыкновенные низким местам травы, и сверх того под осень родится там множество грибов моховиками называемых, кои растут на местах совсем обнаженных. На упомянутой лопатке находится озеро, в котором вода соленая, хотя оно сообщения с морем и не имеет. Вероятно, что в жестокие осенние бури и во время сильных морских приливов, понимает лопатку морская вода и на всегда остается в том углублении, где находится озеро, в котором примечены так же и морские рыбы. На всем острове нет никакого жила, кроме становья Соловецких промышлеников. Оно [45] состоит из одной только светлицы, которая построена за вышесказанным проливом на изгибе лопатки, против которой суда становятся на якорь. Около оной светлицы наставлены большие деревянные кресты, по общему обыкновению Российских мореходцов, которые, когда в каком нибудь месте долго задержаны бывают противными ветрами, из набожности, для изпрошения себе попутного ветра, делают кресты и вкапывают оные в землю. Другие мореходцы, в тех же местах остановляясь, до оных крестов отнюдь не касаются, хотя бы выметного из моря лесу, которой обыкновенно на варение пищи употребляют, совсем на берегу не было. Соловецкие про[46]мышленики в становье оном бывают только временно, когда проезжают мимо Кильдина на Грумант или в Норвежские заливы, и когда оттуда назад возвращаются; между тем служит оно прибежищем для всех проезжающих.

На открытом и высоком сем острове летние ночи бывают наипрекраснейшие. Нельзя их препроводить во сне, когда солнце на горизонте стоящее облаками бывает не закрыто. В такие ночи простыми глазами на сие прекрасное светило безвредно смотреть можно, и нет, кажется, в природе величественнее сего зрелища. Оно представляет безмерной величины круг, которого ни с каким известным те[47]лом, в разсуждении обширности, сравнить не можно. Цвет светила сего, в нощное время не ярок, и смешен с некоторой краснотою; сияние его подобно свету от горящих углей произходящему: лучи его прямо или почти горизонтально из него изтекающие, освещают поверхность моря и земли точно таким светом, какой примечается на земле во время полного солнечного затмения; так то травы, их цветки и части плода удобно разсматривать можно. В таком виде и положении солнце бывает там до 20 числа Июля; в ночи же на сие число, маленькой край сего огромного тела первой раз от зрения скроется и как бы в море опустит[48]ся, но весьма на короткое время, и по том паки полной круг окажется. В следующие ночи от часу больше углубляется оно в море, на конец все скроется, и настоящая возпоследует ночь, которая тем длиннее становится, чем больше приближается осень. Тогда помрачится вся Лапландия, и столько же времени совсем не видит солнца, сколько летом бывает им освещаема. Однако около полудня каждой день приходит туда не большой свет, при котором краткое время можно читать книгу; но свет сей скоро проходит и паки наступает ночь, которую глубокие снеги своею белизною, а северные сияния частым, скорым и обширным своим блес[49]ком делают довольно светлою, когда только небо не облачно; но сие примечания достойно что и в мрачную атмосферу, во время ночи, примечается там некоторый свет, которого от белизны снега производить не можно, поелику не что белое в совершенной темноте не светится; а надобно заключать, что снег способствует к отражению слабых лучей, которые от закрытых атмосферою небесных светил падают на его поверхность и производят маленькой свет, которой бы может быть совсем был не приметен, когда бы снегу там не было.

Зимняя темнота в Лапландии вознаграждается долговременным и безпрерывным летним светом, при котором в нощную [50] пору самые мелкие предметы разсматривать можно; Лапландияж повсюду представляет более естественных произведений, нежели земля Сямоедов, от Мезени к Пустозерску и далее простирающаяся, которая вообще низка и на дальное от Ледовитого моря разстояние безплодною покрывается тундрою; напротив того берега Лапландии от поверхности моря нарочито возвышены, и во многих местах представляют огромные каменные утесы, или по названию Колян, Пахты. Горы изнутри Лапландии к окиану подходящие, лесу на себе не имеют; но когда в оные, по незнанию, далеко от берега зайдешь, то равно заблудиться можно, как и в лесу. Долины между горами изкривлен[51]но лежащие нечувствительно заводят человека в даль; и когда он думает, что путь свой направляет к морскому берегу, в это самое время от него отдаляется, так что и сыскать его другим весьма бывает трудно; по тому что голос кличущих в ущелинах гор не слышан, и скорее заблудившегося увидишь, нежели докличешься. Но естьли бы кого не искали, тому спасением служить могут ручьи и речки, из гор к окиану текущие, которые течением своим покажут путь к морю. По сим речкам узнают Коляне, когда ветру надобно быть с гор Лапландии; по тому что вода в них начинает журчать за долго прежде, нежели ветер подымется. По оному журчанию за [52] сутки и больше предсказывают, что ветер будет с горы и по тому разполагают разъезды свои по морю.

Травы как на матерой земле, так и на островах растут одинакие; и великое примечается согласие в том, что низкие места на островах такие же производят растения, какие прозябают в подобных местах на матерой земле и сии растения обыкновенно бывают великорослы и тучны; верхи же гор набережных и островских особливыми от низменных мест, но сходными между собою одеваются растениями, которые большею частию низки, а некоторые и по самой земле стелются. Но травы Лапландии свойственны, каковы на пример Лапландская Диапенсия и без[53]стволая Силене, на низких и на возвышенных местах всегда бывают малы, так что вышедши из земли тотчас цветут и зреют, как будто боясь, чтоб безвременные не застигли морозы. Песчаной морской берег прекрасную питает траву, приморскою Пульмонариею называемую, которая растет возле самой морской воды, разскладывая по песку нежные, светлозеленые и сочные свои листья и стебли.

На Кильдине никаких крупных зверей не находится; а водятся только маленькие пеструшки (Mus Lemmus), свойственные Лапландии и Норвегии животные. Оне величиною не больше полевой мыши, но по толще и собою красивее. Красножелтой и черной цвет мягкой их шерсти, [54] острые и приятные глаза, круглой вид тела и проворность делают их прелестными. Хвостик у них так мал, что едва только приметен, и ушки совсем почти скрыты в шерсти; живут подо мхом в коротеньких простых норках или ямках; на острова заходят во время течи, которую в несметном множестве предприемлют в известные годы и изнутри Лапландии приходят к морским берегам, пускаются плыть морем, в котором наибольшая часть потопает, а некоторым удается достигнуть до островов, на которых и остаются. Во время течи в самую Колу приходят их тьмы, и в великом сообществе спутниц до того бывают оне смелы, что грызутся, [55] когда в дороге сделает им кто нибудь помешательство. Тогда можно набить их великие кучи; но шкурки их столь нежны, что в употреблении не могут иметь прочности; по тому везде дают им дорогу; пользуются же от них другими зверями, которые в след идут за пеструшками, чтоб их пожирать, каковы суть лисицы, песцы, россомахи, рыси и волки, которых бьют тогда гораздо больше, нежели в другие годы, когда пеструшкам нет течи.

На всех островах против Лапландии в окиане лежащих, кроме пеструшек, иногда бывают и другие звери, с матерой земли заходящие; по берегам же Лапландии водятся горностаи, и изредка показываются бобры и [56] выдры. Сии последние ходят и в морскую воду; ибо я сам видел выдру из моря на берег вышедшую. Число пернатых несравненно там больше нежели четвероногих: ими изобилует море; они населяют острова, и нередко в несметном множестве покрывают утесистые берега. Там водятся 1) Бакланы, 2) Гагки, 3) Тупики, 4) Гагары и Гагарки, 5) Чистики, 6) Разбойники или Доводчики, 7) Крахали, 8) Кривки или морские сороки2, и многоразличные породы куликов, уток и чаек, которых число больше нежели всякой другой [57] птицы. От них Коляне пользуются яицами, которых весною собирают великое множество; и как многие из оных птиц гнезда свои имеют на уступах каменных утесов; то собирание яиц сопряжено с крайнею опасностию, и некоторым из Колян стоило жизни; ибо иные с утесов упадали на острые камни и тут же умирали; другие оборвавшись с яру и летя на низ делались уродами. На заднем конце острова Кильдина, обращенном к Кольской губе, есть весьма высокая пахта, называемая ножовкою, потому, что некто, полезши на нее за яицами, на половине уже возвышения пришел в великой ужас, и не смея опуститься на низ, взлез до верху по ножу, перетыкая [58] его из одной щели в другую. С такой отважностию собирают Коляне диких птиц яица! Из них вкуснейшие суть Гагочьи, кои цветом темнозеленые, а величиною почти против гусиных. Кроме яиц Гагка дает от себя превосходной доброты пух, гагочьим или Гаячьим называемой, которой сама из себя выщипывает для прикрытия яиц, на которых сидит, и которых кладет от 4 до 5, по три раза в лето, ежели первые и вторые унесены у нее будут. Собранной из гнезда ея пух обыкновенно смешан бывает с сором, которой выбивают из него прутиками, высуша сперва на печах. Фунт сего пуха давно уже свыше двух рублей продавался.

[59]

Некоторые из упомянутых птиц, как то утки, чайки, крахали и проч. водятся так же на матерой земле по рекам и озерам, которыми гористая Лапландия изобилует. На самом пути от Колы к Кандалакской губе, которая есть залив Белого моря, находятся четыре озера, из которых первое называется Пулозеро, длиною 9, шириною до 2 верст; второе Пелезьозеро длиною 12, шириною так же до 2 верст; третье Имандра длиною 90, шириною местами до 60 верст; четвертое Пинозеро длиною до 8, шириною до 5 верст. Из сего последнего озера выходит река Нива, в Кандалакскую губу текущая, которая, по причине крутого стока, в разных местах зи[60]мою не замерзает. При сей реке много водится водяных воробьев (Sturnus Cinclus), которые в открытой воде и зимою на дне реки находят себе пищу.

Во всей Лапландии, каменистыми горами, лесами, озерами и тундрами изобилующей, обитают Лопари. Селения их называются погостами, которых числом 22. Из них в 15 погостах живут совершенно подданные России, и в 7 Швеции принадлежащие и только на Российской земле живущие, за которую платят России дань, по чему и называются двоеданцами. Сии Шведские Лопари в государственное изчисление Российских подданных не входят; число же Лопарей собственно России принадлежащих, по по[61]следнему Государственному изчислению простирается только до 785 душ мужеского пола:

Со Шведских Лопарей, в Российской Лапландии живущих, дань получается следующая:

[62]

Все Лопари, России подданные, суть християне одной с нами веры, к которой многие из них прилеплены весьма усердно, хотя во всей Лапландии одна только церковь находится; ибо, кроме Колы, нет нигде Божия храма; и один Кольской священник во всей Лапландии все духовные потребы исправляет. Он временно ездит по Лопарским погостам; дает молитвы родильницам, [63] давно уже от беременности свободившимся; крестит ребят, которым от роду прошло несколько месяцов, и отпевает усопших, которые до приезда его погребены задолго; но от сего теплая вера Лапарей не хладенеет. Многие из них по большим праздникам приходят в Колу единственно для того, чтоб слушать Божию службу. Усердие их к вере очень видно из того, что как 1 числа Августа исполнено было на устье реки Колы водосвящение, то бывшие при том Лопари в одежде бросились в воду, и окунывались в ней из уважения к освященной сей стихии. О Терских Лопарях, которые живут по Мурманскому берегу от Кильдина до Поноя, сказы[64]вают, что они постов не соблюдают, и едят всегда мясо, называя куропаток летучею рыбою; но вероятно, делают они сие по недостатку в снедных вещах, которой заставляет их есть и сосновую кору, а не из дерзости к нарушению отеческих преданий; ибо люди сии вообще сколь мелки ростом, столь малы и духом. Буйное пренебрежение правил верою предписанных в простых и смиренных умах их родиться не может; развратиться же им не от кого: ибо многие Российского языка не знают и говорят только своим; да и Россияне по большой части заезжают к ним такие, которые посты всего всегда святее наблюдают; каковы суть поморцы вокруг Белого моря [65] живущие, которые повсюду, и на море и на суше, держатся старинных обрядов, набожно их исполняют, и наипаче в посты есть мясо никому не подают поводу.

Хотя число Лопарей вообще не велико и простирается только до 785 душ мужеска пола; однако женщины их в плодородии Россиянкам не уступают. Оне по стольку же носят детей, как и последние; но может быть от сурового рода жизни, какой ведут Лопари, много детей помирает в младенчестве что из малого числа жителей заключать можно. В других же возрастах живут Лопари равно как и Россияне: между ими нередко бывают престарелые люди, которые от [66] роду по 80 лет и больше себе сказывают. Жизнь ведут они почти кочевую, то есть; переменяя места своего пребывания и переезжая со своими стадами оленями из одного урочища на другое. Лето препровождают возле моря и рек, осень подле озер, а на зиму разходятся по тундрам и живут в разсеянности при небольших озерах. Летом в море ловят треску, а в реках семгу, сигов, щук, окуней и проч. Для собственного употребления рыбу по большой части сушат, соленой же мало заготовляют; а промышляющие в море треску и в реках семгу продают оные приезжим солильщикам и торговцам. В осень рыбною ловлею по озерам занимаются [67] Лопарки; а мущины промышляют по лесам диких оленей3, медведей, лисиц, куниц, белку и пр. в котором промысле проводят и зиму; между тем женщины их и ребята все домашние дела исправлют: прядут лен и пеньку, из пряжи вяжут невода и сети, которые для прочности красят или дубят в березовой и ольховой коре из соснового корня, вьют веревки, которые употребляют на тетивы к неводам и сетям; из пряденой шерсти овец, которых по нескольку держат, вяжут вариги и колпаки, плетут тесьмы, поясы и кушаки, а из оленьих кож шьют платье.

Зимою при малых озерах по [68] тундрам живут Лопари для прокормления своих оленей, которые составляют у них главной и почти единственной домашней скот. Их держат они по разному числу: богатые имеют до 1000, а недостаточные от 20 до 50. Коляне и Лопари зимою употребляют их вместо лошадей, к лету же становятся они не нужны; по тому, для збережения, многие отвозят их на острова, где оставляют без пастуха на свою волю; но поелику на одном острове случаются олени разных хозяев, то для отвращения замешательства и споров, всяк клеймит собственным своим знаком. Клейма сии служат не только для разпознавания оленей, когда хозяева под осень бе[69]рут их с островов в свои жилища, но и для сохранения их от проезжающих мореходцов, которые могли бы убить дворового оленя вместо дикого, естьли бы не было на нем никакого знака. Однако случается, что незнающие мореходцы, пристав к острову, на котором живут олени, стреляют в них из ружей и убивают; но сие почти всегда выходит наружу, и убившие оленя принуждены бывают разделаться с его хозяином; что узнал я на самом опыте. Проезжая так называемые семь островков, гребцы мои, гарнизонные солдаты из города Архангельского, застрелили оленя; я радовался, что голодным людям попалась толь хорошая добыча, которую ели они около [70] двух недель с великим вкусом, несмотря на то, что олень был очень стар, и мясо имел черное, сухое и крепкое. Холод Северного Окиана возбуждал несказанную к еде охоту, и всякое кушанье без приправ, без прибору, в котле на диком камне чрезмерно делал приятным. Олень съеден и позабыт; но когда за осенними бурями по Окиану разъезжать стало опасно, то я приехав в Колу, нашел там Лопаря, которому принадлежал оной олень; что доказал он простодушною и сродною Лопарям правотою. Видя бедность человека, по Российски едва изъясняющегося, с сладчайшим удовольствием заплатил я ему два рубля; в чем состояло все его требование.

[71]

Другая причина, для чего дворовые олени на лето развозятся по островам, есть сия, что на матерой земле, особливо в лесах, несметное множество водится оленьяго овода (Oestrus Tarandi), которой кладет в кожу оленям свои яички, и для достижения сего, гоняется за ними быстро как стрела; так что прыткой олень, при всей своей скорости, спастись от него не может, но всеми силами старается только уйти на возвышенные безлесные горы, где свободно дует ветер и отвращает как овод оной, так слепней и комаров, которые по множеству своему суть язва Лапландии, однако ни один дворовой олень, без яичек овода, ни одного года не бывает. Из сих [72] яичек, которые не без боли оленя трубочкою овода в него впускают, под кожею сего животного вылупаются червячки, которые питаются оленьими соками, и грызением своим мучительную причиняют ему боль. Упитавшись оленьим жиром, червячки оные, в определенное от природы время, превращаются в куколки, жесткому яичку подобные, из которых на конец выходит двукрылой овод, выползает из оленя сквозь угри или болячки, на коже его открывшияся, и в виде совершенного насекомого ничего уже не ест, а только печется о размножении своего племени, и оплодотворяет самку, которая, влиянным от природы побуждением, яички свои старается [73] положить в того же зверя, в котором сама разверзлась, воспиталась и пришла в совершенство. По выходе из оленя оводов, (что происходит летом) кожа его во многих местах бывает просверлена и насквозь светится, естьли в ту пору убьют оленя; по тому Коляне и Лопари, зная сие время, оленей не бьют, а прежде дают зарости проеденным скважинам, чтоб оленина и олень годны были на всякое употребление, которое у тамошних столь же многоразлично, как в других местах употребление лошадей и рогатого скота. Вместо лошадей служат им олени для езды зимою. На сей конец они их кладут или холостят; что производится весьма жесто[74]ким образом. Вместо вырезывания яиц сквозь тряпицу перегрызают зубами семеноносные сосуды, которые идут с яица; что иногда чрез некоторое время и повторяют по тому что сосуды оные паки прежнюю получают слиу, олень оправляется и в естественное приходит состояние. Кладеные олени бывают сильные и к езде способны. Их запрягают в так называемые кережки, которые вид имеют челночков, или лотков, на каких в России деревенские ребята катаются с гор. В такой кережке сидеть может один только человек, у которого ноги до пояса лежат под веревками или ремнями, коими переплетают с переди кережку. чтоб из [75] нее не вывалиться; потому что она мелка и в снегу идет как маленькая лодочка в воде. Покрытая кережка, или с кибиточкою, называется балок. След кережек на снегу представляет углубленную борозду, по которой ходят запряженные олени вожжею или один за другим. Передним оленем всегда правит человек, задниеж с поклажею идут за ним и без вожаков. По ровным местам, особливо по большим озерам, какие находятся между Колою и Кандалакшею, олени бегают весьма скоро, естьли только не обременены излишнею поклажею, которой лучшей олень до десяти пудов везти может. Корму в дорогу никогда для них не берут, а когда где ос[76]тановятся, то на привязи пускают их в лес, где тотчас находят они свой ягель или оленей мох (Lichen rangiferinus), разрывая снег до земли ногами; мох же оной находится повсюду, и как летом, так и зимою всю их пищу составляет.

Лопари как диких, так и дворовых оленей употребляют в пищу вместо говядины; но самок оленьих, или по Кольски, важенок не доят, как делают Шведские Лопари, которые из оленьяго молока и сыр приготовляют. Оленьи кожи или оленины у наших Лопарей идут на одежду, на постели и в выделку. Одежда Лопарская называется печок; он шьется волосами наружу, без разрез[77]ных пол, и надевается с головы, которой не закрывает такою нахлобучкою, какую пришивают к своим кушам Сямоеды, а только назади бывает с воротником. На шитье употребляют оленьи жилы, которые получают из высушенных оленьих ног, разделяя их на волокна; волокна сии ссучивают вместе, прижимая их безпрестанно к своим щекам, от чего щеки в то время бывают у них весьма красны. Оленины служат постелями во всей тамошней стране; оне ж выделываются и на летнее Лопарское платье. Посредством моченья выводят из них волосы; голые кожи кладут в дуб из березовой и ольховой коры составленный, в кото[78]ром получают оне крепость и прочность; по тому идут в дело на обувь, на платье, на наволочки к перинам и проч. Сами Лопари на перинах не спят, а наволочки свои продают приезжим, или променивают на нужные им вещи, а часто и пропивают; в чем находят великое удовольствие. На выделанных кожах проводят красные черты разных видов соком ольховой коры, которую жуют во рту, и горькую слину выплевывают в судно, где прибавя к ней воды, употребляют ее на крашенье, которое часто производят пальцами.

Для езды в гости сбрую на оленей держат унизанную бисером и ушитую маленькими лоскутками разных цветных [79] сукон. Обувь свою или кеньги по сторонам так же унизывают бисером; ноги обвертывают сукном, которое плотно и гладко увивают шерстяными крашеными оборами или поясами. Когда же к Лопарю приедет гость или знакомой из Колян, то женщины и мущины тотчас складывают на своем языке песню, в которой гостя много раз называют по имени, описывают его рост, вид и убор с головы до ног, и поют из всей силы, прибавляя к речам оооо, и притопывая ногами, так что от крику осипают.

Вежи, или шалаши, в которых Лопари живут, делаются из жердей, на которые накладывают прутья и сплетшие[80]ся корни, сверху же устилают дерном, которой летом бывает зелен, осенью блекл, а зимою покрыт снегом. Огонь держат по средине вежи, у которой на верху для дыму оставляется отверстие. В веже имеют так называемое чистое место, где стоит образ и ушат воды. К сему месту не все подходят, а прикасаются только избранные. В одной веже живет по две и по три семьи. Близ озера Имандры есть ныне у некоторых Лопарей и деревянные избы.

По каменным горам Лапландии, на самой поверхности их, в разных местах примечаются небольшие листочки слюды, которую в давные времена добывали около деревни Керети, [81] принадлежащей ныне к Кольской округе в новейшиеж годы ломали оную в вершинах реки Кеми, впадающей в Белое море, верстах в 60 от города Кеми при Карельском селении Мислика называемом. Оба оные места лежат в Карелии близ Белого моря. Каменные горы, в которых слюда находится, простираются к морю от Олонецких гор, состоящих из сливного рогового камня. Когда Соловецкая обитель имела во власти своей Керетских жителей, то заставляла их, для своей прибыли, пространнее выламывать камень и выливать из ям воду, чтоб слюду получать крупными листами, которые величиною бывали больше аршина, и отличались как [82] чистотою, так и прозрачностию. Нынеж добывают оную частные промышленики из мелких углублений, для избежания воды, которую бы из глубоких ям выливать надлежало, и отсекают от слоев небольшие листы, которые малую имеют цену. Судя по признакам слюды, с основанием заключать можно, что Лапландские горы много ея содержат.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1]

1 В словаре без сомнения опечатка, что вместо 68 град. поставлено 98.

[56]

2 1) Pelicanus Carbo. 2) Anas Molissima. 3) Alca arctica et Alca Torda. 4) Colymbi: Septentrionalis, arcticus et Troile. 5) Colymbus Grylle. 6) Larus Parasiticus. 7) Mergus Serrator et Merganser. 8) Haematopus Ostralegus.

[67]

3 Cervus Tarandus.

© текст, Н. Я. Озерецковский, 1804

© OCR, http://matteuccia.narod.ru, 2006

© HTML-версия, И. Шундалов, 2008

- В библиотеку

- В начало раздела