Беллетристическое описание бытового эпизода из жизни кочевых саамов: в зимнем разъезде оленегонов умирает старуха лопарка. Два других оленегона решают оставить ее на месте и не везти труп в поселок. Развязка отсутствует. В целом, мотив пренебрежительного отношения к смерти стариков у саамов несколько раз в разных вариантах повторяется у В.И. Мелетиева.
Мелетиев В.И. В тундре: Из жизни лопарей //Изв. Арханг. О-ва изучения Русского севера. – 1911. – №2. – С.99–104.
В тундре
(Из жизни лопарей1)
[99]
Среди тяжело громоздящихся вверх каменных гряд, которым, кажется, нет конца, замерло под толщей снега озеро.
Всюду мрачно смотрят своими обрывами неуклюжие каменные массы. Холод несут ледяные вершины каменных гряд.
[100]
Как обнаженные ребра земли, чернеют горные массы.
Мертво. Нет и признаков жизни в горах. На сотни верст никакого жилья, только бесконечными рядами уходят в даль горы Лапландии.
На крутом, высоком берегу озера, у двух одиноко склонившихся над крутизной сосен, между острыми ребрами огромных камней, пылает большой костер.
Сгущая мрак в необозримой тундре, простерлась над нею темная, длительная ночь.
Покрытое густой пеленой темно-свинцовых облаков, небо скудно пропускает свет.
За костром все кажется черным. Откуда-то порывами проносится холодный, леденящий ветер. Он подхватывает снежинки и с шумом крутит пламя в костре. Оно вьется, как живое, за ним в темноту ночи поднимаются большие яркие искры, клубится дым, ударяет в ребра камней и ест глаза.
Изредка слышны глухие удары топора, потом треск подрубленного, падающего дерева.
Близко у огня, прислонившись к камню и закрывая глаза от дыма, старуха лопарка, с высохшим лицом, накладывает снег в задымленный котел.
В нескольких шагах от костра, там, где свет и тени борются между собой, бродят два лопаря. Они то приближаются к огню, и тогда по ним пробегает дрожащий свет пламени, то исчезают в темноте, и тогда слышно только, как они, увязая, проминают глубокий снег.
Налетел резкий порыв ветра и пронесся куда-то далеко. Густая пелена дыма за костром рассеялась, и пламя осветило молодого лопаря.
Наклоняя безбородое, с жидкими усами, лицо, он тащит к костру дерево, глубоко зарубая его острым топором.
— Костя опять дров достал, — говорит устало старуха.
Она подвигает котел ближе к огню, отворачиваясь от сильного жара.
Костя выпрямился, снял меховую шапку с высоким верхом и, бросив ее на снег, добродушно ответил с медленной расстановкой:
— Да... тут дров довольно... Можно доставать, когда нужно...
— Хорошо тебе доставать, как сам молодой и силы довольно, — сказала старуха.
Наклоняясь, Костя быстро взмахивает топором и ловко рубит дерево, а дрова и щепки мохнатой ногой, обутой в яры2, подталкивает к огню. Иногда Костя останавливается, проводит рукой по лицу и говорит:
— Дерево здесь сухой, скоро горит и растопка, как порох, только огня подложи... Не в каждом месте так хорошо... Но его старик уже знает, где нужно стать... Не напрасно про него говорят: он опас3 и тундры знает, и озера знает, и все в них видал, и глаз у него приметный, и все, что ни спросишь, он скажет...
Из темноты выходит низкорослый, точно скрюченный старик-лопарь с большой охапкой сосновых веток. Весь в шкурах, тем[101]нолицый и с широким ножом у пояса, он ночью, при колеблющемся свете костра, кажется каким-то сказочным существом.
— Устал я... Крепко устал, но теперь довольно сюда хвои наносил... Будет хорошо отдыхать... Олени отдыхают, и человеку нужно отдыхать, когда он избился и силы мало стало... Теперь чаю и хлеба хочу, — говорит он, разбрасывая ветки на снег около камней.
Костя на минуту оставляет свою работу.
— Да ты сел бы... Доставать могу и я, а вы бы чайник грели.
— Нужно какой-нибудь изба делать... Кормить оленей долго надо. Много верстов мы прошли. Езда порато4 трудной. Снегу глубоко и скот стал мученной, — вперед не пойдет. Здесь нам жить надо, — отвечал старик.
— Садись и отдохни у огня. Старому можно отдохнуть. От веков заведено, чтобы старому отдыхать, а молодому работать. У старого кости сломаны, — говорит молодой лопарь и снова рубит дерево.
Старик разбросал хвою, уселся у камня и подбросил в огонь несколько поленьев.
В черное пространство над костром высоко поднялся огненный дождь искр. Костер ярко вспыхнул.
Закипела вода в чайнике.
Старик, кряхтя от усталости, поднялся, нашел в кожаной сумке жестяную чайницу и грязной рукой всыпал в кипяток целую горсть чаю.
— Чай не дорого стоит, — говорит старик.
— Согрелся за работой... Стало жарко, — сказал Костя, всаживая топор в толстый обрубок дерева и садясь на край обрубка отдохнуть.
Лопари долго пьют чай. Они с жадностью голодных глотают размякшие в кипятке куски черного, грубого хлеба. Изредка кто-нибудь начнет короткий разговор, который допускает усталость, отнимающая силы.
— Много еще впереди? — спросил Костя.
— До серого камня верстов сто с прибавкой, — отвечает старик и большим ножом, который он достает из-за широкого, с грубыми медными бляхами, ремня, перетягивающего мохнатый печек5, отворачивает от каравая кусок замерзшего хлеба.
— Дальня волок... Может дойдешь, а может и не дойдешь. Верно и сам не знаешь, и Костя не знает и старик не знает, и никто не знает, — вставляет старуха.
— Видно силы мало стало у Агафьи, что дороги боятся стал... А как бывало хорошо ездил и работал ты, когда твой Семен еще жив был... Какой удалой женка был тогда Агафья, а теперь вот старуха стал и едва по свету волочится... И скота было. Сами хлеб ели и других кормили. Хорошо тогда жил Агафья и Семен человек был, а теперь нет, — сказал старик.
— Да, прежде все было, а теперь нет... Время пришло... Каждой кость у меня ломит... Сердце болит... И весь я зябнет... Только и силы теперь, что чайники греть, — тяжело проговорила старуха.
Она заметила недостаток кипятку в чайнике, снова набила котел снегом, придвинула к огню и сказала:
[102]
— Будем воду делать.
Костя встал, отряхнул прилипший к печку снег и сильным движением заворотил в огонь обрубок дерева, на котором сидел.
Высоко взвилось пламя, и осветило за костром мрак ночи.
В освещенном пространстве показалась верхушка сосны, похожая на огромную шапку, и две толстые, протянувшиеся в стороны, точно руки, ветви. Зарево костра мелькнуло в темноте, и на мгновение показалось, что сосна висит в воздухе.
Лопари задумчиво смотрят на огонь. Среди мертвой тишины, царящей в снежной пустыне, слышно только как треснут в костре обуглившиеся дрова, да зашумит в нем ветер, который бросает пламя вверх и в стороны.
Все долго молчат, точно придумывая что-то очень важное.
— Волка близко, следа много кругом, — неожиданно заговорил старик, не переставая смотреть на огонь.
Костя схватил топор, с угрозой потряс им и сказал:
— Пришел бы сюда разбойник, я бы ему показал.
— Не придет он...
— Я пойдет и посмотрит оленей, а вы теперь спите, — сказал Костя, отходя куда-то в сторону.
— Много волка давит оленей. Пропасти на проклятых нет, — добавил старик.
Он запустил руку в костер и поворотил толстое полено.
— Ножик все мешает. Теперь, пожалуй, и снять можно, — говорит он.
Старик отстегнул широкий кожаный ремень с ножом и, поправив огонь, лег на ветки хвои, разбросанные на задымленном, потаявшем снегу.
— Вот и изба лопарской, — проговорил, он поворачиваясь на бок и закрывая глаза.
Старуха долго смотрит на огонь полузакрытыми глазами и говорит.
— Я бедной... Совсем бедной... И у меня нет ни мужа, ни одного сына. Мужа в тундре пропал, а два сына и дочь в океане, а волк съел последний олень у меня... И силы не стало... Горе одно... Я самой несчастной на свете... Как мне жить?.. Пропадет теперь я, коли не добрые люди... Но Христос кормит меня... И все худо пошло, как Семена не стало...
Она закрывает глаза и долго что-то бормочет про себя. Щеки ее ввалились еще глубже, обтянув широко выступившие скулы. На лицо лег темный землистый оттенок.
Опершись спиной о камень и откинув назад голову, она долго сидит без движения. Ветер шевелит клочья редких седых волос, вылезших у нее из-под старого платка, руки ее со скрюченными пальцами разошлись в стороны и уткнулись через хвою в снег.
— У меня десяток оленей задавил... Так и весь скот переведется... А куда пойдет лопарь без скота?... Как будет хлеба доставать?.. Не стать же лопарю землю пахать или дома строить, когда отцами это не показано, а ему все тундры даны, все озера предоставлены, живи, где хочешь с оленями на своей земле, заговорил старик и беспокойно заворочался на снегу.
Старуха ему ничего не ответила.
[103]
— Тррах... тах... тах... — неожиданно гулко проговорило эхо, прокатываясь в горах, окруживших озеро.
— Это Костя, бедовый он, когда до дела дойдет. Это он стрелял, — сказал старик, и встал при звуке выстрела.
— Темно дело... Давно ли старуха научился так спать на тундре, и слов не слышит, — спросил он, все больше удивляясь ее молчанию.
— Эй, Агафья!.. Вставай!.. Или крепко устал, — спит и не слышит, — громко повторил он, продолжая не понимать и удивляться.
Старик подошел к лопарке и задел ее за плечо. Она покачнулась и тяжело сползла под камень, увлекая за собой слой подтаявшего снегу.
— Здох старуха... Сердце лопнуло... Околел и до дому не дошел... Здох и слова не сказал... Пропал... Душа вон... Мертвой стал.... — говорил он, теряясь и долго возясь с трупом.
— Дивны дела... Сейчас живой, сейчас мертвой, — продолжал он в каком-то испуге, топчась на снегу.
Старик оттащил тело от огня. Потом он нашел пустую кережу6, в которой раньше ехала старуха, свалил ее в кережу, запутал труп в парусину и туго закрепил все веревками.
Нужно было спать, но старик долго ходил около огня, не зная, что ему делать и постоянно натыкаясь на кережу с мертвой старухой.
Когда начался рассвет и в темноте понемногу стали показываться снежные вершины гор, у костра лежали старик и Костя и разговаривали.
— Одного быка успел задавить. Выкусил горло и съел язык да не ушел, дьявол, далеко, как я и угодил ему промеж глаз... Сразу свалил. Распорол брюхо ножом, а там детеныши... Потом содрал шкуру.
— Редко убьешь его: порато уж он хитрой, а ты ружьем достал, да только одного убьешь, на место его придет другой и, поди, знай, сколько сожрет быков и важенков, — говорил старик.
— А как со старухой?.. Оставим — лисицы объедят, а волочиться с ней на дальних волоках — позора одна... Просто грех, да и только, — сказал Костя.
— Я тоже не надумал ничего... Бросим так здесь, потом и костей не собрать, звери растащат, а дорогой будет путать и править нельзя, оленя измучит, — ответил старик.
— Снегу местами очень толсто: до брюха оленю будет...
— Вот беда, так уж беда. Не думал я такой беды... А ведь и на самом деле не вывернешься, как на задевку попали. Бросим здесь зря, звери огложут и кости разнесут, собирай потом, а нас спрашивать станут, волочить еще к допросам... Хоть сам ложись, да помирай, — горевал старик.
— Да и умри, — в землю все равно не попадешь: горы-то не раскопать, а в снег не зароешь, — заметил Костя.
— Сказывают, как такая смерть придет, с места шевелить не положено... Закон такой... Да и батька выхерит ли старуху из книг?
— Он-то выхерит... Поверит...
[104]
— А вот, когда женки потонули в океане и уж все знали, что от милости Божьей погибли, а мужикам все жениться не давали: слухи ходили, будто живы они, да только их увезли на пароходе в чужую землю... Стоял в ту ночь, домекают, чужестранный пароход, а потом скрылся. Батька венцов делать не хотел: несите, говорил, выписку от урядника, а урядник говорил: выписки для удостоверения я дать не могу, — что я буду удостоверять, как никто не знает, где женки?
Кругова7, брат Костя, тут выходит, как зверю в ловушке.
Жалобам старого лопаря, казалось, не будет конца.
Когда уже наступил день и показался на земле свет, старик, после ночи, первый поднялся на ноги.
Сквозь густую сетку тихо падавшего снега он хорошо различил серые спины бродивших около потухавшего костра оленей, распуганных волками.
Старик сразу понял беду и громко закричал.
— Ну и анафема ты проклятой!.. Нет тебе, дьяволу, погибели на этом свете! Опять сожрал быка или важенку!.. Как потянем старуху теперь?..
Костя сверкнул глазами и крепко схватил винтовку.
свящ. В. Мелетиев.
ПРИМЕЧАНИЯ
[99]
1 Как этот очерк, так и остальные очерки того же автора, имеющиеся в портфеле редакции, представляют в беллетристической форме факты, взятые из жизни лопарей. Мы имеем намерение давать на страницах «Известий» беллетристические произведения, но только имеющие отношение к Северу и соответствующие как задачам А. О. И. Р. С., так и программе его органа. — Ред.
[100]
2 Род сапогов из оленьих шкур, мехом вверх.
3 Хорошо знающий тундру, бывалый.
[101]
4 Очень.
5 Оленья верхняя одежа, шерстью вверх.
[103]
6 Род маленькой лодочки, с узким передом и широким, прямым местом для сиденья сзади.
[104]
7 Получается круг.
© текст, Мелетиев В.И., 1910
© OCR, MTPLisa, 2007
© HTML-версия, Шундалов И., 2007
