Южные заметки


a-la prologue. Женщина в машине

да. выходить надо именно с собаки, часик-полтора, утро, трасска такая добренькая, машинки все твои, еще полчаса пешочком...

(достали твои уменьшительные, говори нормально — с электрички на трассу, ибо это как ритуал подготовления, чтобы значит расслабиться, приготовиться, вспомнить о дружелюбии, уверенности, забыть о "просительной позе"...)

ну, да, да, все, и еще — нафиг эти телефоны, смс...


...

и вот уже час — и никого нет... и вот, два — и снова нет. боже, ну, пусть хоть трехсотая машина будет моя!

(где же ты — такой суперпрофессиональный, выдающийся, а? попробуй, еще "Отче наш" помогает, я серьезно)

ехидничай!

(тут такое дело, что если не катит, нужно уезжать с этого места, типа, убегать от своей неудачи, работать с тем потоком, который ты пропустил, вгрызаться в него, вырывать по кусочку, по 20-30 километров, так как возможно, именно там будет твоя машина. если сейчас водитель не берет, это не значит совсем, что не возьмет через сто-сто пятьдесят километров).

пожалуй. ты прав...


...

— рюкзак лучше на заднее

(женщина! о чудо, это же со мной второй раз за 10 лет такое)

В самом деле, почему женщины никогда не подвозят стопщиков. ну, вообще просто никогда. Это своего рода закон. а ведь так удобно — интерес больше, тем для общения — тоже. Это ведь обычно на трассах нестандартные женщины водят машины, это ж не город, блин! беда, что женщины медленнее ездят.

— я бы и в 90-е подвезла бы!

— иии, тогда все боялись. бандитизм, тяжело было поймать машину, сейчас легче.

Новгородская объездная, куда меня везут — это километров сорок, — но в соответствии с выбранным credo бегу от своего проклятья в одно из самых "невезущих" мест.

Женщина едет чинить машину в Новгород из Кириш. У нее есть дача в бывшей деревне. В соседнем доме "сделано" колдовство. Много и долго общаемся на эту тему, так что жаль расставаться.

Московский киберпанк с запашком героина

третий драйвер (водитель) был моего возраста, но хмур и деловит лет на сорок. Я поначалу даже подумал, что он какой-то мелкий бандит, уворовавший чужую машину, потому как по пути он слил бензин из бака какому-то подозрительному субъекту на трассе, долго чинил захлебывавшийся в пароксизме двигатель своего "Жигуля", а под конец повез меня в глухой лес. однако, под конец нашего вояжа по ухабистой лесной дороге обнаружилась автостоянка, которой он был владелец.

Небольшая залитая бетоном площадка, вагончик с телеком, кроватью, чайником и мятыми тысячными бумажками, торчащими из какой-то щелки, несколько прицепов, эстакада и куча шин. Кажется, даже некое подобие автозаправки.

— Это все твое? и ты налоги платишь? и все это официально?

— ну, да, — неуверенно ответил он, — пошли, сейчас кого-нибудь тебе поймаем

поспрашивали водителей, но те отнекивались. мой сотоварищ разговорился с каким-то местным авторитетом, и я его оставил, сосредоточившись на своем основном занятии. Рука, надо сказать, от постоянного вытягивания побаливала. "Владелец автостоянки", закончив свой разговор, помахал мне рукой и сказал ключевую фразу, переломившую ход дня, зыбкими словесами отправив меня в жерло Трассы: "Здесь — нормально, обязательно застопишь. ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО".


...

Это я уже за Вышним Волочком, 300 км до столицы и около 400 до Питера. В общем, при самом худшем раскладе Тверь (120 км) — гарантированно, а Москва — более проблематично.

— Тебе что — на Тверь?

— Да, нет, скорее я в Москву еду.

— А чего говоришь — на Тверь?

— Да, вот планировал хотя бы туда добраться, чего-то сегодня не везет мне. Конечно, если до Москвы — то поехали в Москву.

В машине играет "Шансон", из песен которого я понимаю процентов 50 в лучшем случае. Основной смысл — "не прогибаться под ментов", любить маму и близких, но не настолько, чтобы посвящать их глубоко в свою жизнь. Пытаюсь осторожно приоткрыть тюремную тему, но водитель крайне осторожен и не развивает. Под Москвой собирается дождь и огромные пробки.

— по объездной поедем?

— не, не пробьемся, по третьему транспортному (кольцу автодорог).

Когда идет дождь, мне всегда легче, будто сваливается с души камень, что-то просыпается внутри, а может очищается голова от лишних мыслей — вещи получаются незамысловато-простыми, "такими, какими являются", но вместе с тем — оживают, перестают притворяться мертво-бездушными материями.

Взять то же третье транспортное кольцо, клубок сумасшедших развязок, туннелей, эстакад и восьмиполосных автобанов глубиной пожалуй этажей в шесть. Поистине, есть что-то дьявольское в том, как эти дороги-руки принимают все эти стада машин, двигающиеся строго в заданном направлении, да так что глаза слепит от огней, пробивающихся сквозь сплошную стену дождя. Льет из небесного ведра как в Черрапунджи. Вода сквозь небесные дыры попадает на решетку Лефортовского тоннеля, спроектированного точно по модели компьютерной "Формулы-1". Он тянется словно мое сегодняшнее автостопное проклятие, потом, будто божественное откровение, возносится эстакадой вверх, метров эдак на 20, хотя и это — фальшь и неправда: сверху видны обглоданные дождем и городской мглой какие-то черные заводы, силуэты зданий, зыбко качающихся под дождем, хотя и твердых, вещественных, основательных, как и все московское, кажущееся сперва великим, а лишь затем — ничтожным макетом, карточным домиком из бетонных монолитов. Знал бы Лефорт о том, что в его честь назовут Лефортовский тоннель он бы содрогнулся, скорее такой замысел был бы по душе начальнику Лефоотовской тюрьмы, тем более, что и тюрьма, и тоннель — слова состоящие в кровнородственном браке, по крайней мере оба на букву "Т".

Странно, что никто из поэтов не взялся описать этого бетонно-асфальтно-иллюминационного великолепия в стихах. Скажем, в духе Багрицкого? или Маяковского? Оба — подошли бы идеально, ибо любили всю эту муравейно-големскую патетику, что-нибудь эдакое:

Пащенки Лефортова — тоннели и эстакады
Встают, нагнувшись, руки раззявя
Строем — машины столичных лентяев
Вдаль несутся без единой паузы
над крышами заводов задушенной Яузы

мне кажется — неплохая идея — воспеть современное строительство в Москве, а?


...

водитель почему-то непременно хотел высадить меня у метро "Семеновская", почему и возил по городу добрый час. Но лишь когда мы свернули на набережную Яузы, я увидал прежнюю Москву, какой она была лет 15 назад, когда фраза "тихие столичные улочки" имела какой-то смысл.

— что! задержан! за героин! Во история — водитель с кем-то говорит по телефону, затем спрашивая-утверждает: "Эх, сейчас за героин сажают ведь"

— конечно сажают — вторю я — за любую дозу

— приятеля замели, теперь денег нужно будет давать — ого-го! сам-то он не торгует, только для себя...

да-да-да — отмечаю про себя я — пора бы позвонить и мне —

по телефону...

Москва. Звонки и смски

— привет! я в Мск!

— а я в Калининграде. Вернусь в понедельник.

— Привет ты где.

— я сейчас в Можайске на раскопках. к сожалению в Москве вписаться не получится. На Юго-западной у меня уже нет квартиры

— ???!!!

— в понедельник я уже буду на юге.

— ну тогда в другой раз.

— звонить ли маме, что ты приедешь, хотя нет, последняя маршрутка туда ушла час назад, знаешь приезжай ко мне, в 22:18 идет поезд на Гагарино, это в Смоленской области. я тебя в Можайске встречу. Это будет в полпервого.

(в Смоленскую область! ого!)

— превед столитса! ну, что встретимся?

— да, хорошо, завтра давай. но я могу только вечером.

— ты где?

— почему на звонки не отвечаешь?

— ты понимаешь, мне неудобно ехать в Можайск, мне завтра с раннего утра нужно быть в Москве, лучше, не встречай, я тут потусуюсь как-нибудь.

(о дождь! как прекрасно! последняя собачка на Тверь ушла 10 минут назад — так что и не мечтай! на Гагарино уходит сейчас, когда ты лихорадочно набираешь смски на "Третьяковской", нет, в самом деле...)

— может мы завтра встретимся в Москве?

— вариант.

— так где ты впишешься?
...

Москва. Деловое

утро было таким, каким и подобает быть хорошему утру.

умыться, одеться. даже причесаться, пощипать прыщ на носу (вот незадача), собрать вещи в рюкзак (не тяжел ли? нет!) и направиться к электричке за тем, чтобы через час оказаться в расположении одной режимной конторы (интересно, есть ли в Москве нережимные).

— здрасте

— ИвановИваниваныч

— Шундалов Игорь Юрьевич

вполоборота, вероятно впечатленный тяжестью 100 л. рюкзака в его конторе и таки-неизжитым запахом костра, а также, возможно, лиловой блямбой на моем носу — но хоть говорит и то — дело.

итого — работаем

Через три часа он оказался нормальным человеком, классным администратором и даже давал свою бэйдж, чтобы я в туалет мог попасть.

единственная проблема заключалась в том, чтобы быстро-быстро переводить с английского один текстик страниц на 89, а потом делать из него выписки по-русски.
так я увеселялся до середины дня.


...

— Алексей, я один из ваших авторов, который хочет забрать два журнала для тов. N, он кстати вам звонил по этому поводу.

— Да, конечно, заходите в редакцию, я буду там еще минут через сорок.

— Отлично!

Наверно, не часто встречаются редакции, которые находятся на той же ветке московского метро. да еще всего лишь через три станции, где с порога сразу предлагают чай и — по твоей просьбе — интернет, где ведут интересные беседы о книжках, музеях и проектах...

все это тоже находится в Москве — что немало меня удивляет

на улице — дождь, в душе нарастает сумасшедшее веселье по поводу сделанных дел, хороших разговоров и новой дороги, в желудке — любимый блин, в телефоне — вопрос:

— как лучше выходить на ростовскую трассу?

Каширское шоссе. После дремы и далее

все-таки зря я сел в автобус на Домодедово. потому что конечно я проехал (проспал) нужную развилку и транспорт вывез меня прямиком к местному вокзалу.

отчего-то проходя мимо местной церкви, мне захотелось перекреститься, что я и исполнил — право, ничего не ведая о туче-убийце...

— не подскажете как мне на трассу выйти?

— Дон?

— Да.

— прямо, за мост и там увидишь — вниз короче идет.

— километра четыре?

— что-то типа того, мы на машинах ездим, минут 5-10.

хорошие таксисты в городе Домодедово, но до моста мне все же идти в лом и я стоплю на выезде из города, причем можно сказать удачно, поскольку попадается мне настоящий москвич — представитель ныне почти мифических людей, поскольку едва ли не целиком этот тип растворился в массе "населения Москвы".

— ах как я ездил на велосипеде!

— о и я тоже!

— какие у нас грибы и погода какая!

— и у нас!

Водитель едет к себе на дачу и действительно родился в Москве, судя по всему — сразу после войны. Много ругался на то, что "сейчас и пройти-то негде, не то, что на велосипеде проехать, а раньше идешь — и людей не видишь, редко-редко пешеходы попадутся". Я вспоминаю строительство метро в 30-х и разноцветную людскую бучу, усвоенную из послевоенных фильмов про довоенные годы и про себя отмечаю странности восприятия времени и пространства. впрочем — скорее положительные, чем нет. В самом деле, смог же я день назад увидеть Яузу, там где почти ее не стало.

за этими милыми разговорами мы попадаем в пробку, которая тянется километров на пять.

— вот, как знал что не надо было сюда ехать. Ах, черт!

(ого! и без мата!)

через полчаса лихо подъехали менты, лихо открутили заграждение и мы поехали в обратную сторону, на старую ростовскую трассу.

— война — фигня, главное — маневры! отбарабанил я стряхивая грязь с шортов на пол салона.

— на, возьми тряпочку, оботрись.

машина была "Жигулью" с относительно низкой осадкой, но штурмуя разделительную полосу, стартовала с наката. в принципе наверное не надо было ее подталкивать, но я все же толкнул, расплатившись за сие чистотой своей одежды.

Самое главное в стопе, — сформулировал я, — это сопричастность. Кто мешал мне выйти из машины и напроситься на фуру. Их много в пробке стояло. Сопричастность попутчику. Стопщик и водитель — одна команда, и я ни капельки не поверю всем этим байкам про скорость передвижения, селективный автостоп, гонки — все это не из той оперы, хотя для кого-то не менее притягательно. Но люди теряют на общении и отношении, выигрывая на скорости. В самом деле, небольшой эпизод — пробка, проезд через заграждение — а сколько драйва, положительных эмоций! Тем более, что Воронеж ждет меня. Воронеж ждет меня, а за ним Ана-апа!


...

за рулем джипа — толстый-толстый грузин — и мне сразу вспоминается мишкина история про реконструкционный нож, который он советовал взять с собой на трассу:

— вот если будет домогаться до тебя какой-нибудь грузын, а? А ты этот нож вытащишь и ему покажешь.

Да. недоверчивые у нас в стране люди. Боящиеся. Неуверенные. Ножа я, конечно, не взял, да и не помог бы он мне. "Грузын" все же наличествовал вместе со странной беседой про сущность автостопа.

— Это — свобода, это — почти полет... — и далее, что-то такое же несусветное...

— Я вот панымаю, с дэвченкой, да, таэк интэрэсно, а аднаму — чо?

— Наоборот, когда один, у тебя крыша больше едет, ты постигаешь что-то новое для себя, понимаете, вот совсем новое.

на этот раз я кажется не шутил и был почти серьезен.

— Навэрное, я слишком глюпий...Но ты кажится можишь стаять скольки угодна, да?

— Ну, не сколько, но несколько часов могу.

— А я вот нэт — ноги ужэ нэ держат.

(зато у него есть дача и джип, а еще вот он везет меня зачем-то, впрочем, беспроигрышно, даже если на 10 км — надо убираться с локала, надо).

Каширское шоссе. Водитель с собачкой

— а расскажи, кто такие кришнаиты?

водитель мечтательно улыбнулся в процессе моего рассказа, а собака, подозрительно зрившая на меня, присмирела и забилась куда-то мне под ноги. Мы ехали не очень далеко и к сожалению для меня было открытием насколько недалеко, потому как увлекшись (в самом деле, откуда я знаю кто такие кришнаиты), я чуть не прослушал ключевую фразу:

— а вот здесь мне направо, я сворачиваю.

Место было так себе — развилочка двух четырехполосок, чисто поле, пара эстакад через километр каждая, луна, остатки заката и огромная сизо-черная туча, закрывавшая полнеба.

— туча-убийца — сказал я

— что? — сказал водитель

Туча-убийца

Это был смерч, вихрь, сама смерть с косой-семихвосткой, куда ее уж там заплетать, дай Бог, чтобы она тебя самого не заплела. Полнеба — что. Это — сначала. Такие тучи наползают, так что вообще не видишь света, хоть дневного, хоть ночного. Но главное все же, что дорога после них на некоторое время превращается в лужу, причем чем хуже покрытие дороги, тем больше времени она представляет собой оную.

вот — начало симфонии —

воздух сгустился, заклубились водяные пары в воздухе

свищет ветер (да-да — и это не метафора)

машины продолжают нестись пока еще не сбавляя скорость

стопщик почти размазан в пейзаже, растерян...

— продолжение -

первые капли — тра-та-та — по асфальту, рюкзаку, по металлическим крышам фур и нейлоновым прицепам

ага — капюшон, это верно. аа, черт, тут уклон, беречь ноги: это — нынче девиз...

вы думаете я стою там же, где раньше?

а вот и нет — улепетываю во все лопатки под мост, вон он — всего триста метров впереди плюс рюкзак за плечами.


...

капли колотят по асфальту сверху, и по асфальту снизу, что подо мной, то есть, под мостом — с такой яростью, будто хотят разбить эту трассу на десять тысяч кусков. Метафорично выражаясь.

так — за ограждение. Блин — меня совсем не видно. О! придумал! тогда на него. вот-с — играем в "Журавленка и молнии", тем более, что молнии на полнеба, а я внутри тучи — помните, тот самый финальный эпизод с машиной, направляющейся в сторону промоины и главного героя, стоящего почти голым под ливнем.

вот — все то же в точности за исключением того, что я сухой и не голый, а промоин никаких нет. Рука вровень с радиатором фуры, явно выше крыш легковых машин, а лицо на линии взгляда водителя микроавтобуса. Класс! Лужа течет ручьем внизу (уже явно выше моих щиколоток), машины сбавляют скорость, подходя ко внезапно возникшему дорожному знаку (в виде меня) под мостом и брызгают так, что все попадает в ограждение (лишь один чутка облил. может, нарочно?) — черт с ним, что никто не останавливается, главное, что туча-убийца пока не имеет над тобой власти...

Ночные смски и беседы

— Дуся, я как всякий ненорм. чел-к прибываю в Воронеж между поздн. ночью и ран. утром. Что посоветуешь?

(нет, кажется в лимит букв не уложился, там как-то по другому было написано — но смысл, понятно, тот же)

— когда и во сколько точно ты приедешь? (через пару часов)

(знать бы самому?)

— Завис под Каширой, пиздец как. так что точно не знаю

и совсем уже дурацкая и ненужная — Мише:

— я гребаный эму, но скажи мне что-нибудь хорошее...


...

Луна, такая широкая и круглая над головой, прохлада, туча убежала на юг, да еще и кафе, где бесплатно дают горячую воду на чай и два кусочка хлеба — на холяву, в придачу к горячему супу (вообще на ночь вредно наедаться, но раз в сутки — а, ладно!), да еще — с десяток машин, уставшие хозяева которых устраиваются на ночлег, так что я их искренне жалею: "Бедные, устали, да еще с детьми, им каково — в тесной машине, с закрытыми окнами — ооо, мука".

Мерс

— на Богородицк!

— садись — шелестит голос с каким-то диалектным говорком, бессильно падает рука

Этот человек — как ватная кукла

— хорошо, что я тебя взял — засыпаю совсем

такой вопрос меня бы убил лет 10-ть назад, лет пять назад — не порадовал бы тоже, хотя бы я и высказал веселость. сейчас — оч. кстати:

— я историк... (и рассказываю ему про академика Озерецковского и его не вполне удачные отношения с незаконнорожденным сыном императрицы, графом Бобринским). А еще тут у этого самого Бобринского было имение, где он жил в отрочестве и вел дневник. вот мой учитель нашел этот дневник и опубликовал его. Очень занятно!

— да, да, помню тут такое имение было — Бобринка. История — хорошая штука, — и блаженно улыбается.

— а я из москвы возвращаюсь домой, в Тульскую область, там — семья.

— а я в Анапу тоже к семье еду — заберу с собой в Питер.

— чего, тоже автостопом?

— нет, вместе поездом поедем.

— А что вы живете в Тульской а работаете в Москве?

— Да все работаю, — убито отвечает он, — я в неделю сплю по два часа всего. Все на работе...

— Но получается, что не отдыхаете, как же так можно, ведь работа отнимает все, зачем?

— Почему ж. Отдохну в отпуск две недели. Достаточно. Что это там на дороге?

— Ничего.

— Черт, уже глюки. Больше восьмидесяти я не еду, заметь.

— Да-да.

Я подумал, что ему далеко за тридцать, но водитель оказался младше меня.

В 90-е годы в Тульской был серьезный кризис, и работы не было вообще, цеплялись все как только могли. может такой подход — просто инерция...

Между поздней ночью и ранним утром

вы только не подумайте, что мне было весело и бодро всю дорогу. я зверски, смертельно устал в первый день и чувствовал себя как отутюженный енот во вторую ночь (просьба животных не мучить). страшновато было повернувшись спиной к машинам на мокром ночном хайвэе идти 4 или 5 километров до кафушки. сперва даже шел за ограждением, пока не осознал, что ноги конкретно промокают. но вообще все это было в какой-то запальчивости, с какой-то сумасшедшинкой, что наконец-то покидаю столь суровую ко мне, но страшно деловую Москву. В самом деле, что может заставлять человека работать по 24 часа в сутки? Какая работа стоит того? И ради чего это делается? Это какой-то самовоспроизводящиийся допинг. Вода без напоения, пища без насыщения. абсурд — и полный автоматизм, я полагаю, в деловых отношениях. Обратной стороной этой гонки, надо полагать, будет безудержный оттяг, отрыв "на полную" — наркотики, разврат, эгоизм. Все очень быстро, но очень насыщенно. Впрочем, по ходу моего путешествия встретился и другой пример.


...

слава богу машин немного, теперь они больше едут колоннами, медленно, водители устали

— Автостопом? (ростовские номера, ого!)

— Да.

— Не повезу!

(ну, и не надо. Отдохни, мужик, расслабься, ведь одному не сахар ночью ездить, а тебе еще тыщу км пилить).

...

драйвер был как четыре меня, и как обычно у таких людей — дружелюбен. Сам любитель металла перед Воронежем он поставил мне диск "Рамштайна" и добрых 50 км мы отслушивали одну за другой их бодровеселящие песенки. Спать не хотелось совсем, особенно после того как...

(да-да, расскажи)

Водитель помни — больше всего в ДТП страдают пешеходы!

Этот плакат я увидал сутки спустя, за Воронежем. Но вот в ту ночь мы ехали со скоростью 30 км/ч мимо совершенно гамлетовской сцены. Жизнь — театр, несмотря на то. что иногда играют трагедии, а иногда — наоборот. Один лежит навзничь на трассе, голова на коленях у другого. Тот второй растерян, наверное, даже, вернее сказать, убит горем и недоумением. Вот и все. Сцена в течение нескольких секунд, но удивительнее то, что машины едут — а он держит. Машинам не остановиться, потому что будет тогда снова большой затор и они вынуждены проезжать мимо него одна за другой. это почти как на войне...

— може, живой?

— жмур, точно, смотри он белый весь был.

водитель насуплен и голос натянуто-резок. но как же иначе...


...

Второе было еще километрах в 50 к югу. Пробка такая, что стоят как на московском КАДе. Мы съезжаем в кювет и газуем. Микроавтобус выруливает на поле и обгоняет колонну. Две машины всмятку: у обоих разорвана в клочья передняя часть, у одной чуть поменьше. На асфальте кто-то (или что-то) лежит.



Господа, френды мои — это реально очень страшно видеть такое. Это ведь точно такая же машина, в которой едешь ты. Это точно такой же водитель, с которым ты говоришь. Ведь в любую минуту может случиться ЭТО. Когда и не ждешь.

Воронеж. Утро.

Деревья на воронежской объездной построены в линию. Так, что точно видны просветы — почти все дерево к дереву, будто в затылок стоят, гремит "Sonne" или "Ich Will", на указателе — Саратов 447 км (мысленно — привет вам, Кундри!), Воронеж, вправо — 4. Гремит музыка утра (наверно у меня в душе), ликует нутро — добрался, доехал, вот он весь здесь приятственный, сонный, еще незнакомый, но почти родной. птички свистят, рыбаки удят рыбку на водохранилище, да бомжи, кряхтя собирают манатки и шевелят конечностями ближе к вокзалу...

В самом деле, что я знал о Воронеже?

Только то, что там родился мой начальник, подаривший мне в ЖЖ вот этот кадр (правда, он-то и не знает об этом).

Благодаря френдам — что самый выдающийся памятник последних лет — вот:

Что когда примерно два года назад я впервые проехал сквозь этот город, он мне показался огромной горой с несколькими долинами. И гора и долины были густо усеяны домами с изредка попадавшимися сталинскими небоскребами, а люди сновали туда-сюда не хуже, чем в Москве. Я было даже поинтересовался у водителя не наличествует ли здесь метро. Впрочем, тогда спать хотелось очень-очень, можно списать и на это.

По большому счету я ничего не знал о Воронеже.

Развиртуализациям — salve!

эта тягучая, холодная вода с головы до пят в туалете воронежского вокзала (40 руб.) и околодвухчасовой сон в обычном зале ожидания (7 руб.) весьма взбодрили меня, так что усталости почти не чувствовалось. Я подумал, что сколько-то там лет назад я не мог позволить себе и этого — внутренний кодекс запрещал тратить деньги, кроме как на еду. Со временем человек дрессируется и приспосабливается, а внутренний кодекс делается все мягче и мягче. В самом деле, зачем я стою здесь на пороге вокзала вместо того, чтобы висеть на воронежской объездной. Нет-с, совсем не потому, что устал и спать хочу, совсем не потому, что у меня масса времени впереди.

(а почему?)

...

— Привет Дюк, это твой ЖЖ-френд Кверкус, я сейчас на вокзале в Воронеже.

(ну, правда, что еще сказать, хотя чисто внешне выглядит по-идиотски — я и какой-то там Кверкус)

— А, ну-ну, я скоро к тебе подъеду.

(!!!)

— На вокзал. эээ, а может я куда-нибудь лучше подъеду, все же мне попроще.

— Да ладно, ничего

Развиртуализация такая весчь, что многие от нее испытывают шок (сам слышал рассказы). Я, кажется, научился не напрягаться, но все же честно говоря неприятно называть себя фактически чужим именем — это больше всего коробит. а называться настоящим как-то тоже не с руки. Одно имя за другим становится интимным, для друзей, второе сохраняется для публики — и так несколько раз. Что — кверкус, я уже 7 лет как кверкус, с тех пор как случайно набрал 4 подряд верхне-левых клавиши на клаве.

Но почему же шок, — ведь в компе я вроде такой же как и тут, в мiре, может быть оттого, что представляешь человека другим, наделяешь несуществующими качествами, набиваешь его мыслями, придуманными мнениями, лепишь ему лицо и тело, такое как на фотографиях (если они есть), придумываешь голос (если нет скайпа, да?), а ведь оно (лицо) постоянно меняется, а тело — тело может гибким или грузным, быстрым и медленным, вне зависимости от комплекции, а голос — и того подавно — хоть какой. но помимо всех этих обстоятельств остается одно, самое главное — доверяешь ли ты человеку или нет. и если да — то насколько.

...

В Воронеже люди говорят с мягким придыханием (т.н. "г фрикативное"), что лично для меня придает голосу девушек незабываемое очарование — наверно, это наследственное, ибо одна из бабушек у меня была украинка. Они доброжелательны, непосредственны (мы более замкнуты и недоверчивы), семейственны, общительны. У меня сложилось впечатление, что все всех знают (на улице мы встретили знакомых моих товарищей), а что касается гейм-реконструкторской тусовки — то это почти как большая семья — никакой внутренней грызни как у нас в Питере. Это все очень было здорово.

Еще я почти не увидел в Воронеже "московских щупалец" — это такие районы, которые строятся более или менее однотипно — обычно в центре областного города, когда богатые москвичи закупают себе ВИП-квартиры. Райончик вокруг напоминает сразу же кусок "новой Москвы". Здесь такого почти не было, даже элитки как-то неуловимо вписывались в местную панораму, — наверное за счет изысканно-авангардистских форм в виде яйца, паруса и проч. По крайней мере, это было интереснее и в общем лучше, чем заправские жирные бунгало а-ля "частный пригородный дом". Впрочем, воронежцам не нравилось.

В городе нет почти старинной застройки, разве что кроме двоекратно цитировавшегося моста с машиной — ибо все здесь было разрушено во время Великой Отечественной, а затем, по словам моих экскурсоводов, отстроено заново, без особых заморочек на восстановление исторического облика.

Вот примерно какая была война в Воронеже (фотки сии, конечно, не мною сняты, а покрадены с http://rushist.narod.ru/files/foto_voronezh_vov.htm. За хорошее разрешение фотографий — авторам сайта отдельное спасибо!)

Мне показали три или четыре дома, который дошли с довоенных времен. Особенно восхитила сова — она запомнилась мне почему-то зеленой. (Товарищи, у кого фот, сделайте милость, сфоткайте, а?). Воронежский "дом с совой" — наверно все равно что наш "дом с фараонами" — возможно, что у каждого города есть такой свой домик, своего рода психологический снимок, его характеризующий. (может, фантазии?)

Вечером была устроена образцово-показательная экскурсия по городу. Показали мне Детский кукольный театр:

с памятником Биму

и великолепными часами, которые к сожалению, сняты паршиво

Вечером у этого театра нарисовывается системный нефор и играет рок-н-ролл. Часто к нему, местному хиппи-папе, подтягиваются и другие обитатели сего причудливого мирка, все более выходящего из массовой моды (или — все более входящему?) — а затем и все прочие люди. товаришч-хиппи — сын богатых родителей и он запросто может сидючи играть на гитаре и предаваться иным разным времяпровождениям, но впрочем он, не в пример хиппи-папам, описанным некогда Кротом, считается среди нефоров весьма богато духовным человеком. Реконструкторы воронежские к системным относятся пренебрежительно.

На крутом бережку реки Воронеж есть беседочка, испещренная разными всякими любопытными надписями — я предположил, что там собираются местные эму, но проверять мы это не стали. Одно эму я видел своими собственными глазами. ничего, так, по виду похоже на наших. В садике около универа вечером заседают реконстра и геймеры — просто приходят, чтоб пообщаться. Даже и не думаете вспоминать мне "Черную речку" — все это совсем не так — и жаль, что в питере такое обыкновение вряд ли возможно — идет неторопливый разговор о разных делах под пивко и покуривание — никаких бессмысленных перфомансов, галдящей мОлодежи, лихорадочно-суетливого ощупывания девиц и бурь в стакане воды в виде ссор навеки и старательно выплакиваемых с детской невинностью слез — всего того бедлама, что был когда-то в моде на ЧР.

Проходя по той улице, где располагается театр я был посвящаем в тайны стоимости и качества обслуживания местных ресторанов.

Мне рассказывали где расстреливали красные, а где белые — в одном из скверов

Теперь я знаю, что памятник Петру I (можно считать, основатель города), геометрически точно указует перстом на кабинет зам. начальника Юго-восточной железной дороги (проверено одним из воронежезнатцев). Безусловно в этом есть глубокий символизм!

Доподлинно проверено, что если встать в "Щепку" (аналог фаллическим стелам, которые устанавливались в качестве памятников жертвам войны), и хлопнуть в ладоши, то хлопок будет слышен очень гулко.

Узнано, что нынешний мэр любит самовосхваляться, но тексты за него пишут стилистически безграмотные журналистыю

да и пройдено порядочно.

Но Кверкус захотел вечности и во всеуслышание объявил об этом своим экскурсоводам. Те поняли это на редкость точно, и повели меня к двум памятникам, от последнего из которых я просто остолбенел. первый в общем-то был просто по пути, но тоже очень здорово сделан.

Поэту Никитину


Писателю Платонову


Один из товарищей, рассказал мне под страшным секретом, что рука Никитина вытянута в направлении (опять геометрия!) его-собственного полового органа, который (увы!) бессильно повис. Наверно, это была такая невеселенькая шутка. Я не знаю стихов Никитина (вот здесь, правда можно их почитать), но и поза, и выражение лица поэта-памятника очень харАктерное — грустен он бесконечно, как Христос в пустыне у Крамского.

Платонов меня потряс (на фотке, впрочем это не заметить) — с одной стороны это безжалостный монстр эпохи развитого социализма (вблизи) — с выпученными белками глаз, давящей фигурой, неумолимо приближающейся к зрителю), с другой (издали) — "человек несгибаемый", стально-кристалльно честный, правдивый. вот и поди ж ты — догадайся каков он на самом деле — памятник такой же как и его произведения...

Честно говоря, несмотря на обильную экскурсию, множество новых лиц, задушевные беседы — едва ли я смогу ответить, что такое Воронеж и воронежцы. Все это обрывки, кусочки чего-то более цельного — это и своя мифология, и свои приключения, и детство, и история. Конечно, за неполный день ничего не поймешь, не обсудишь какие-то внутренние темы, хотя может быть и не прочь. Мне было очень хорошо с ними, мне показалось даже, я был в общем "свой", хотя и внезапно свалившийся на голову виртуал.

Когда-то была мечта — приезжать в другие города, знакомиться с интересными людьми — но не так чтоб через силу, сквозь сон, усталость и физический дискомфорт, а адекватно-вдумчиво. Вот через 10 лет автостопных путешествий стоило придти к этому — когда более-менее не чувствуешь психологической и физической усталости (а если чувствуешь — то организм вырубается сам, без приказов и окриков) — стоило не бежать от людей в гущу непонятных безликих масок.

Самая далекая машина

Утро было несколько щемящим — листок бумаги на стиральной машине — как давно не получал писем — и не писал в ответ — добрые, хорошие слова, словно языческое заклинание перед дорогой, и еще — прямозвучие коротких фраз: "курица на плите, вода в чайнике, электричество в розетке" — право, я бы не придумал лучше, одиночество за чашкой зеленого чая, спящие хозяева, словно феи в цветочном бутоне. Фей и фея — о, да, чудеса образов отечественной толкинистики. Затем сонный, полузнакомо-далекий Воронеж и маршрутка, ушедшая перед носом. В голове играет что-то неуловимо-бодрящее, с оттенком минора — оттого, что скоро-скоро закончатся раздумья о самом себе и немного — о дУхах Воронежа и все вытеснит залитая солнцем асфальтовая лента — отсюда — и до горизонта, хоть до Анапы, а хоть до Нагасак.

ДУхи Воронежа, сменятся дУхами Новой Усмани, а затем еще и Павловска, столь непохожего на наш, а потом и Кантемировки, и вот уж и граница Ростовской, а водитель, чуть старше меня, но если верить мнению жены, которое она составила после моего рассказа — гораздо более ответственный — отирая пот со лба, останавливает свой японский микроавтобус за 4 тысячи американских рублей, чтобы умыться, сходить "до ветру" (заметьте, какая великолепная метафора) и просто отдохнуть. И я вижу, что мне с ним повезло, то ли благодаря заботам моих воронежских друзей, среди которых так легко отдыхается, то ли по известному закону, согласно которому черная полоса сменяется белой и наоборот. И мы едем дальше, иногда со скоростью 40 км, а иногда и выше, ибо федеральная трасса "Дон" забита машинами под завязку, а еще вездесущие менты, которые ловят "типа-нарушителей" — и дальше, чуть больше 1000 км, прямо туда, куда нужно. И вроде можно радоваться, что впервые в жизни эта трасса пройдена "от и до", но восторги лишь шкурные (ах, как нехорошо!) — вот при види хипиков, которые стоят, как и я позавчера, полубезнадежно, поспешая на очередную Радугу, которая по слухам нынче в Ольховатке под Воронежем. Плывут и плавятся меловые холмы, почти такие же как в Аффингтоне, только без белых лошадей, горы-поля, поля-горы с сумасшедшими почти ван-гоговскими подсолнухами, из которых, как полагает водитель местные жители добывают то масло, которое продают на трассе. — Это мед, — говорю я. — Да? — удивляется водитель, — а я думал — масло!

Тяжело ехать по русской прерии днем, особенно всползая еле-еле на высоту, что перевалом глядит на какие-то неведомые ростовские просторы. Эти увалы бугрятся как невыглаженное белье вплоть до Северского Донца, затем сумасшедший спуск к реке и постепенно местность становится ровнее, а я окончательно уговариваю водителя ехать по параллельной дороге от Ростова на Тамань. Она — моя любимая, там — пахнет южным высохшим сеном и гниющими водорослями, а кроме того имеется знаменитый ментовский блокпост, с которого запросто можно вести круговую оборону. Там солнце и ветер, а местами очень скифские степи (особенно возле Анапы) — холмы-вулканы потухли, трава затянула курганы и курганчики — а все равно мнится что-то солнечно-сумеречное, с горчинкой, как всегда, где люди жили вольно, лезли в карман не за словом, а все больше — за оружием.


...

Водитель был молчалив, и хотя первые двести километров я еще мог играть роль радио, но потом все же иссяк. Вспоминалась известная стопщицкая мудрость — что трудновато ехать долго, лучше поменьше, но почаще.

— от ростовской объездной обратно на Ростов, потом — поворот на Батайск, затем на Азов, а от Азова прямая до Тимашевска.

— а ты там ездил?

— да (вообще-то это было ночью в маршрутке, в которой я заснул, а так вообще ездил)

— вот мы проехали ж/д, сейчас должен быть указатель на Азов...

— ключевое слово — "должен"


...

— да где же он!

— это вы проехали далеко, сворачивайте налево, потом еще раз налево, а потом — направо.


...

— вот он где указатель! Все — теперь не заблудимся!


...

— хорошая дорога, никого нет и не будет, в принципе до Тимашевска, потом — через город, а потом через Сл*авянск. там могут быть машины — зато потом — прямо на Порт-Кавказ.

— да, ничего себе. Эх, вот только мысли грустные — вырвалось у моего спутника.

— а чего грустить — теперь ты точно доберешься до 12-ти часов, мы срежем километров сто

— да не в этом дело...

У моего водителя была жена с двумя детьми и подруга со счастьем. Сейчас он ехал забирать своих детей из Крыма, в то время как обе его женщины остались в Москве. Повспоминав кое-какие свои истории, мы стали общаться теплее. Он окончательно перестал дергаться, когда я залезал в рюкзак за водой или отвечал на смски, даже предложил ограбить колхозный яблочный сад. В сущности, что есть между людьми — тепло или холод, а информация, которую они сообщают друг другу почти вторична. Интересно, что он воспринимал свое поведение как обман — в сущности, это и был обман. С работы он убегал к любовнице, та говорила мужу. что пойдет к подруге и они колесили по области, гуляли, любились, словно когда-то и мы — я, глупый, летел как стрела под дождем, рука в руке моей визави, будто счастье в ладони. только тогда двадцать с чем-то, а ему сейчас — тридцать с чем-то. Думаю, что с годами люди трудно меняются. В подмосковном городишке, где жила его возлюбленная, делать было совершенно нечего, даже если учесть ее глупую работу и пофигистичного мужа (наверно, мужья все такие, да) — а тут глобальные планы, практически новая жизнь и всего только несколько лет, чтобы забеременеть без больших проблем.

— она тебя не торопит?

— нет! она сама говорит, чтобы я о своих детях подумал.

да, интересно, что думала моя подруга. Да, наверно, то же самое, разве что в виде планов маячила Москва и в перспективе — заграница с большими деньгами. Денег у меня никогда не было, а планов я не строил. Я был реалистом, который думал все больше о яркости звезд на огромном небе. Она была зла на меня наверное.

— а твоя подруга наверно будет зла на тебя, если ты с женой останешься. Ей же придется начинать все сначала?

— да, нет, не думаю. У нас все по-честному.

интересно, как "все по честному", если отношения строятся на обмане других своих партнеров. У нас все строилось на умолчаниях, — да. наверно, у мужчин так всегда — жена знает с какой женщиной мужчина дружит, но не всегда осведомлена о глубине их отношений. Муж любовника своей жены не подозревает до самого последнего момента (если таковой наступает).

— а ты знаешь ее мужа?

— да, конечно, видел несколько раз, зарабатывает больше меня, но детей у них нет, все в компьютер дуется.

о, этот компьютер, адская машина, разрушительница и созидательница союзов, но даже не в нем дело, а в том, что по словам одной моей мудрой знакомой (перифразируя, ес-сно): измена это средство решить внутренние проблемы посредством внешних. И впрямь — если это измена. но если не разово, а если любовно, с влажными слезами и горячечными глазами, и сверкающим дождем еще в лужах лежащим. А еще — ну, да, вот это:

— иногда просто так напрыгаешься, что глаза на лбу, да и она такая же, а все ж думаешь: а если и мужу ее захочется? Обидно, блин!!!

— ну так и ты со своей женой тоже.

— Да, бывает, и моя тоже меня ни с кем делить не хочет.

Что значит "делить". Любовь нельзя делить. Она неделимая в длительном времени. К кому-то конкретному. Тому или другому. Или той или другой.

— это собственничество.

— ну да. А ты бы как отнесся, если б у твоей жены, ну, или подруги был любовник.

— Это ее выбор, у подруги, например, был. Хотя может и зря так относился.

— вот видишь.

Не представить мне любовника жены.

— все так говорят, пока все нормально, а когда почувствуют себя рогоносцами, не-ет!

(на самом деле — смотри выше, касательно наличия сторонних связей у мужчины/женщины.)

— может в церковь сходить? Но и так понятно, что скажут.

— да, в общем-то — скажут: от лукавого все это. Но помолиться сходи. Это очень тебя очищает, если получается искренно. Я, правда, в таких случаях молюсь где накроет, не обязательно в церкви.

(молитва может быть долгой, а может и нет.
— Боже, помоги ей, пусть она выберет правильный путь, пусть она растопчет меня, раз ей так нужно, пусть она найдет то, что успокоит ее, но не растопчет, веди ее вперед, пусть — без меня, пусть...)

Что там — свою любовь обратить в пшик, счастье — в горчинку, одиночество — в обычное одиночество. Сейчас, после тогдашних молитв, мне кажутся смешными наши чувства, ведь первична только личная честь, своего рода миссия или проклятие, которое ты несешь и несешь вперед к своей смерти.


...

со своей подругой мой самый дальний водитель говорил долго и увлеченно. Засев заново за руль, он казался заново родившимся, искорки теплоты вылетали из его глаз. В такие минуты решаются монгие важные вещи — эмоционально легко, без лишнего напряга. В такую минуту он, вероятно, и решит. В то конкретное мгновение времени мы расстались почти старыми знакомыми за 80 км до Порт-Кавказа и за 17 до Анапы...

Темная ночь

на юге ночи всегда темные. куча звезд и воздух. запах прогорклого пота и бензина. в общем — стоп, как обычно. Менты в Краснодарском злые, но не везде. На этом посте до таких как я — пофиг, ловят местных в основном и стреляют вино и пятьдесят рублей.

— это нынче стандартная такса — говорит мой последний водитель — но хуй я им дам. Хуй. суки блять все эти козлы, уж еду — пустой. Пустой — блять. слышь, нет — дай 50 рублей им. я говорю — пустой я, понял, вишь — пустой. а он мне — тогда вина завези. хуй им, а не вино.

— москвичей наверно у вас много тут.

— до хуя. ох уж эта Москва, ох, блять, я этот город бы взорвал бы к чертовой матери и поле бы засеял, не поеду, нахуй, туда, больше, а нет, ведь, нечего делать, поеду. придется еще ехать, придется.

(я рассказал ему о яузинских виадуках)

— да, страшный город...

местные себе на уме, Краснодарский — богатый край: и нефть, и вино, и зерно, и фрукты-овощи. Не говоря уж о туризме. В Анапу нынче по словам местной газеты приезжает до трех миллионов в сезон. по сто туристов на жителя. У каждого — усадьба, а то и не одна, машина, сад, бизнес, пусть даже небольшой. "от огорода". Коренные люди тут медленные в речах, скрытные и осторожные. Городок поделен между тремя группировками: армянской, греческой и казацкой. плюс ростовско-московские братки. Местных это волнует относительно. хотя армян не любят. Таких как мой водитель типажей здесь немного — очень говорлив, движения быстрые и резкие, думает, наверно так же быстро, как говорит, по крайней мере с темы на тему так и скачет. Ехали бы мы далеко — было б нескучно.

Однако ж я устал, господи, как хочется все с себя сбросить и залезть под душ с темной тепловатой водой, как и всегда на юге, с яркими звездами и метеоритами, мирным огородом, извечным лаем деревенских собак, шепотом жены, тишиной, тишиной, тишиной.

Ночь на главной улице поданапской деревни

Главная улица — местный Бродвей в любом городе и поселке, хоть на юге, хоть на севере. На юге, правда, есть дополнительные нюансы ввиду того, что днем — сиеста, воздух горяч и бьет по голове молотком, а ночью — отрада и прохлада человеческому телу. Ходят компании с девушками и без. общаются, знакомятся, выпивают.

мне попалась компания без девушек. трое

— ух ты, а ты не местный, а откуда ты?

— я из Питера

— а. !!! А что ты тогда тут делаешь?!!

— домой иду

— у тебя что тут дом?

— да нет, не у меня, у жены.

— а как фамилия?

(я назвал)

— да тут нет таких!

— фигли нет, вон в конце улицы, ты чо!?

— ты не местный. ты даже говоришь не по-нашему.

— так я и не местный, я из Питера!!! у меня жена местная!

— аааа

— Как у вас тут дела идут?

— да нормально идут, ты чего — автостопом?

— да, четыре дня шел, вот только что с трассы.

— а ты на Утрише был?

— бывал, в прошлом году был.

— на Большом или Малом?

— там где маяк, ездили, я уж и не помню.

— а у водопадов был?

— у водопадов.... был.

— не был ты у водопадов!

с этими словами, пожавши руки, разошлись.

а ведь хотели, видать, в жбан настучать.

при чем здесь водопады — я узнал только на следующий день.

Анапа. Часть официальная

Анапа поделена на две части: 1) пляжи Джемете и 2) Высокий берег. Первое это — песчаные пляжи, намытые, как говорят, Кубанью, впадавшей прежде в Черное море, второе — начало Большого Кавказского хребта. Между первым и вторым собственно зажаты несколько десятков кварталов старых казацких сакель мазанок и парочка — с высотками-многоэтажками. берег моря заняли пансионаты и небольшие частные гостиницы, очинно развившиеся в последние 10 лет (раньше все сдавали у себя же в саклях). Основная достопримечательность — море, второстепенная — т.н. Русские ворота — бывшие ворота турецкой крепости, переименованные в память о (цитата) "25-летия освобождения Анапы от турецкого ига в 1828 году". Вообще первый раз Анапу взяли в 1791 году, как раз вместе с идеологическим предшественником Шамиля, шейхом Мансуром.



Море в шторм у Высокого берега. Что, страшно? Это мощный зимний шторм. Летом волны поменьше



Русские ворота летом


и в снегу


и когда-то давно, видать в начале XX века, судя по наличию цвета на открытке (Источник: http://www.anapafuture.ru)

Сами смотрите — в конце XIX века — типичный южнорусский городок, какой и сейчас местами сохранился, если внимательно приглядеться:

Старая Анапа (Источник: http://www.anapafuture.ru)


С одной стороны города — горы, с другой — пляжи, посередине — удобная бухточка. Здесь возникло поселение еще в греческое время (Синдика, а затем Горгиппия). В финале своего существования (III в. н.э.) перед готским нашествием это был федерат Рима — глухая провинция с восточным влиянием в искусстве и добротной техникой — в градостроительстве. В 1975 году, как говорит http://www.2anapa.ru/history/gerakl.html, когда на какой-то ляд стали вести высотное строительство был обнаружен т.н. "склеп Геракла" — погребение местной знати. Вот судите сами о "восточном влиянии" и римскопровинциальности:

Стимфалийские птицы


Лернейская гидра


В средние века в Анапе поселились генуэзцы, построившие факторию Мапа, затем — турки, а после ряда турецких войн Анапа перешла к России (см. выше). В конце XIX века был открыт курорт и появились первые туристы. Кавказские горы, которые начинаются как раз на Высоком берегу в Анапе, вообще изобилуют всяческими минеральными водами, так что открытие курорта именно в казачьем городке было обусловлено не только наличием редкостной минералки. Время было неспокойное, а тут все же русский городок.

Горцы жили тут же. И посейчас в 10 км от Анапы к Новороссийску (в станице Натухаевская) слышится адыгская речь от старых иссохших одетых в черное бабушек. Лица их крайне строги. Натухаевцы были "аристократическим" племенем, имевшим своих пши и тлкотлешей (князей и привилегированных дворян) — так и думаешь теперь при виде этих крайне суровых лиц, что перед тобой какая-нибудь аристократка, хотя вполне может быть и не так. Просто историческая судьба у адыгов была нелегкой — после Кавказской войны они стали беженцами-эмигрантами, потерявшимися в основном где-то между Россией, Турцией, Сирией и Аравией.

Казачьи станицы поначалу (на всякий случай) располагались вокруг Анапы, а с исходом мусульманского населения исконно-русские пограничники проникли и в город. У предков моей жены по материнской линии был большой дом с конюшней — да только где он теперь! в советское время обычно не везло богатым и крепким семьям.

По-настоящему лечебный туризм стал развиваться незадолго до Великой Отечественной и особенно после нее. В брежневско-андроповское время стали строить линию пансионатов на Пионерском проспекте, между Джемете и Анапой, а в городке на самой высокой точке водрузили профилакторий в виде паруса:

Панорама с парусом


ныне до сих пор некоторые творения финально-советского времени красуются в виде абандонов и служат прибежищем местных бомжей. но думаю, что недолго им осталось радовать объективы любителей недостроя.

Из достопримечательностей последнего времени отмечу памятник воинам-афганцам:
Сидит сгорбленный человек, на коленях цветы. Жаль, нет фото под рукой.

По мне — так очень сильно передано.

В последнее время Анапа почти полностью живет на туристской индустрии и буквально вымогает деньги у отдыхающих. Когда я приехал сюда в первый раз в 1997 году — мне предложили вписаться (на пару ночей) у хозяйки вообще бесплатно, а так — стоило 25-50 рублей койка в сутки. Сейчас 250-300 руб. — это минимум, не говоря уже о гостиницах (правда, удобств больше), за палатку (на Утрише, это 15 км от города) тоже нужно платить, но меньше, рублей 50, говорят. Куча кафешек, винных лавочек, художники и фотографы разных мастей, по пляжам бродят негры в типа-соломенных юбках, настойчиво предлагая сниматься с ними за деньги. Есть и свой брат-реконструктор — недалеко от Анапы недавно построен огромный гоблинтаун в виде средневекового замка, где дерутся все — от скифов до рыцарей. Возле музея, посвященного греческой Горгиппии, тусуется несколько мальчиков и девочек, предлагая одеться отдыхающим в какие-то немыслимые латы и шлема и взять в руки акинак из текстолита. Тоже заработок. Экскурсоводы — светила дольменоведения, — кормят окружающих массой баек о тайной энергии дольменов (это такие погребения бронзового века с циклопической кладкой, где по воззрениям современных язычников древние шаманы общались с космосом). Впрочем, есть и настоящие краеведы - несколько лет назад видел в музее книжицу про местную поэтессу Серебряного века, писавшую о скифах, очинно запомнилось. Самое главное, конечно, тут солнце; было бы наверно неплохо тут отдыхать, если ты можешь приспособиться к ежедневному палящему зною.

Анапа. Часть неофициальная

жара сводит с ума, не помогает ни холодная вода — что снаружи, что внутрь. И эта выжженная степь, и огород, и мухи, и грязнущие утки — вся эта обтекающая меня ненужная жизнь, закономерно движущаяся к какому-то неведомому результату — так же как все эти деловитые крестьяне со своими домами, машинами, садами, детьми, вином, городскими интрижками с приезжими, так же как многочисленные отдыхающие, по разному обнаженные, возлежащие на пляжах, ныряющие в волнах, стоящие в магазинах — со своими чрезвычайно важными проблемами, равноудаленными и от местной жизни, и от своей собственной, забытой в каком-либо северном (а, может, восточном) городе. Сюда приезжают "отдыхать", "развлекаться", — зарабатывать или тратить деньги.

Негр с широчайшей белозубой улыбкой идет по пляжу с посохом и в мохнато-синтетной набедренной повязке. Он хватает моего сына за руку, приглашает фотографироватьсяю

— сто пяцьдесэть, а? Оба-на-а?

— нет, не будем, спасибо.

— Оба-наа, — грустно говорит он, — завтра-а, ну. завтра-а — канючит он.

— Может завтра?

— оба-наа, -

и уже пристает к какой-то герлице лет 20-ти, та упирается, он снова тащит ее за руку, смех. короче.

— они навязчивы как-то — замечаю я.

— да, зато за день они до 10 тыс. зарабатывают каждый.

— сказки.

— да, ну, они так оплачивают свое обучение в университете — в газете писали.

— вчера ты давала мне читать про Утриш, хм, я понял, почему ваши гопники спрашивали меня про водопады, — там ж нудисты — вот и подумали, что я из "тех". Кстати, так мирно в общем общались, без агрессии, наверно они туда ходят и вино пьют голяком — им и весело.

— наверное.

— все в одну кучу в статье-то — и нудисты, и язычники, и экологи. "Их нравы" короче.

— ну, да без тебя-то не разберутся...

— бесит весь этот отдых — ну ничего, никакого движения, все так тупо — днем — как котики на пляже, вечером и ночью — выпивают и занимаются перекачкой спермы из одного резервуара в другой — и это называется отдых!

— люди работали, теперь им хочется об этом забыть. Начальники фирм — сам говорил — летают в Турцию на выходные, а здесь среднее звено — подумай, им всего неделю ну, от силы, две, тусоваться, потом — снова впахивать.

— ага, как тут чувак из Тульской, который от недосыпа мог запросто разбиться на своем 600-м мерсе!

— а что, у него семья, ему нужны деньги.

— а мне наверно не нужны...

Марево уже поднялось над Высоким берегом, хотя на Джеметинском пляже песок еще не настолько горячий, чтобы согревать ноющий позвоночник. В сиесту тут будет около 40 градусов. Вода похожа на воздух и наоборот. Жара...


...

Вечером в Анапе хорошо. везде хорошо. тепло в воздухе от деревьев и домов. Горячая штукатурка уже просто теплая, запахи, над Высоким берегом — ветер, внизу, метрах в 50-ти — небольшой шторм, волны около полутора метров, кое-кто прыгает за приключениями в прибой.

— слушай, чего ты на них взъелся? Смотри дети как радуются. Для них — праздник. вот они уедут, и может не приедут сюда никогда — как они все это запоминают — море, теплый воздух, ветер — вот может они живут где-нибудь в Мурманске или в Воркуте.

— ну, все может быть. отдых вообще неплохо, но он не такой должен быть.

— а какой? люди не хотят или не могут как ты — вечно прыгать туда-сюда. и потом это дорого — шастать по берегу на этих автобусах, была б машина.

— да хоть и машина. Им до фени все эти грязевые вулканы, каналы 18 века, скифы и греки, дольмены и горы. Это все, понимаешь, немногим интересно. Интересен гоблинтаун в виде этих негров, верблюдов, псевдохудожников, псевдоязычников, псевдореконструкторов. Вы слишком гордитесь своей независимостью, что "у нас все свое", своя нефть на экспорт, своя сельскохозяйственная база, свой туризм. Вот мы и будем развивать, то что нам выгодно. Вы слишком рационально подходите — и в то же время сильно зависите от вкусов наезжающей публики. А она вас лепит как хочет — по своим вкусам.

— ну, да, слепит она нас как же, держи карман. Для местных вся эта мишура лишь способ хорошо зарабатывать. Они могут и побеситься вместе с приезжими, вон, молодые так и делают.

(и тут у меня вырывается уж совсем из ряда вон, удивившее меня самого)

— этим-то можно. Они тут родились, и тут, возможно помрут, это их земля. А те, кто приезжают должны подчиняться здешним законам и не устраивать здесь кавардак.

— вообще — каждому свое место. не хочу с тобою ругаться, пошли лучше к морю спустимся.

Все же я переборщил, напридумывал какие-то законы, традиции — действительно, одни здесь, другие — там. Одни платят и забываются, другие — зарабатывают и помнят. Но что они помнят — скифов, греков ли, турков, адыгов, Гражданскую войну, Великую Отечественную?

На Высоком берегу ветер с моря, волны неутомимо ворочают крупную окатанную гальку. Наверху — старое анапское кладбище, внизу — ресторан, посередине щерятся огромные известняковые плиты. Текут родники с дремучих утесов отрогов Кавказских гор, омывают безвестных мертвых, уносят частички их памяти к безвестным живым, желающим раствориться в безвременье сумерек маленького южного городка.

иди ко мне...

Вечность пахнет нефтью

Уезжал я ровно через пять дней после того как приехал

— в принципе, почти достаточно для того, чтобы совсем не раскиснуть в мыслях и не превратиться в сушеное яблоко. Хотя, конечно, пару дней урвать было бы неплохо. Поезд стартовал в теплейшую анапскую ночь в 22.00, триумфально проехался по приморским виноградникам и долго колесил по степям с отдельно стоящими сопками, так похожими на скифские курганы.

вот летит еще один самолет с кучкой новых насельников на побережье и очередными миллионами на прокорм местным тур-бизнесменам, вот колонны машин перед переездом — все с тем же грузом — что ж, все это в целом неплохо — гораздо лучше чем заброшенные "абандоны" в виде целых деревень, зарастающих кустарником полей и порубленных лесов — все то, что отличает нашу среднерусскую глубинку. Здесь — вдохнул — и чувствуешь сытный запах сена, жита, здесь залез на дерево — и сыт, здесь яблоки с абрикосами валяются в кюветах. Рай — одним словом. Наверно, хорошо жить в раю.

...может быть увидишь дорогу в рай


Через пару часов меня отчего-то разбудил стук колес и жирный густой запах нефти. На станции Крымск гнали состав с нефтью с Тамани. Черные цистерны как дойные коровы, уходили со своим ценнейшим грузом куда-то в Россию. Те, покачиваясь на стыках рельсов, благоухали, словно везли какую-нибудь амбру. Странно — запах нефти может быть почти вкусным, если точно знаешь, что земля, которая ее породила, может свободно обойтись и без нее — и кормить собою тысячи людей, уходящих в неведомую вечность и превращающихся снова в нефть.

Сон в краснодарских степях

Их было двое — парень и девушка. Они вручили мне какой-то литературный сборник, где я нашел их фамилии, перед которыми не значилось имен, только инициалы.

— Это довольно редкий сборник, почитайте, там наши рассказы.

— А почему здесь нет ваших имен, ведь составители должны были их знать?

— Все это составлялось в такой спешке... а потом нас убили. 18 год.

— а кто-нибудь из ныне живущих знает вас.

девушка иронически улыбнулась, переглянувшись со своим парнем:

— думаю, что нет.

— Вы могли ведь стать писателями, поэтами...

— бросьте, что там, таких как мы были сотни.

Они были мертвыми. Они любили друг друга. Даже сейчас в моем сне их любовь казалась намного более реальной, чем поезд, в котором я ехал.

но почему я глотаю влажный воздух, открыв настежь окошко, будто слезы, которыми истекает эта земля, когда по ней проходит очередной состав потомков, которые напрочь забыли своих предков.

почему мне опять снятся сны, в которых могло быть то, что было на самом деле...



© текст, qwercus, 2007



Hosted by uCoz