Он бежал, старясь коснуться Ингвара, удержать волоконцами своей непутевой, пропитой и пронаркоманенной души и своим не менее тягостным телом. Здоровый мужик, рыхлый и довольно сильный, Ингвара можно было два раза уложить в его фигуру. Как это – оказаться изнасилованным – Ингвар даже не рискнул и попробовать, к тому же вовсе не хотелось. История дурацкая – ну ширнулся, ну шестерил, ну попал на учет. Ебали его бедного во все дырки, но он сумел вывернуться и послать всех на хуй, даже ментов, которые уж не хотели с ним связываться. Влетел на учет (где неважно, и вообще себе дороже узнавать). Наверно, он все-таки был сумасшедшим. На Ингвара он вырулил в районе Тулы, где он брел, никого не трогая, по направлению к своей Трассе. Он решил его ошеломить, рассказывая о местных порядках и жалуясь на собственное бессилие. Это было неприятно, Ингвар отгораживался как мог (иногда думая, а что – я был бы девушкой, а мой приятель назойливым любовником). Мысль о сексе была возмутительно-непристойной (Добро б это был мой друг, у которого не было другого выхода). Но правда это тоже – крик души, оголено страстной, не признающей никого кроме себя и своих бед: «Здесь все зоны поделены. Ты работаешь на них, они дают тебе наркоту. Один раз попробовал – все, кончено! Ты сидишь, тебе требуется все больше и больше. Девочки перестают с тобой общаться. Денег нет, Зарабатываешь на трассе (а-а, понятно, кем), где ты просто кусок дерьма, тебя все используют. А можно подарить тебе презерватив? А какой у тебя телефон? Ты мгновенно заражаешься. Ты все, труп! Не жилец, короче. Мне сказали, что через несколько месяцев – хана. Э-э постой ты куда?» «Простите, вы не едете на проспект Ленина» «а не едете, жаль» «Ну пошли, чуток пройдемся. Ты нормальный человек!». (Рука ползла вниз и почти гладила мою задницу. Ой, не люблю я это). Волна омерзения, плюс еще одна. Почти тошнило от него, но вместе с тем Ингвар понимал (жутко понимал его одиночество и слабость перед миром, то чего я был тогда напрочь лишен, ведь мне было пофиг, что мир обо мне думает. Мои друзья и любимая остались у черта на куличках! У этого кадра не было ничего). Ингвар думал как отвязаться, очередной раз, стряхивая его руку. Пьян он был неимоверно, но когда, повернув его лицом к киоску, Ингвар решил уйти, это ему не удалось. Развернувшись (и чуть не упав) он намертво вцепился в Ингвара (как будто молил, не отпускай меня, я умру, не выживу) и сквозь пьяные глаза промелькнули первые слезы. На мгновение Ингвару стало его жалко, но несмотря на это, он усилием воли выцепился от его хватки и побежал вперед, толкая перед собой тягучий холодный воздух. Внезапно он понял суть совокупления – остаться вместе с кем-то против всего навалившегося на тебя мира в придачу к собственной неполноценности. Царапнули пальцы по рюкзаку, но вожделевшему верзиле не хватило нескольких сантиметров и тот в бессильной ярости рухнул на снег мордой вниз. Плач был долгим, но не менее долгим был и бег Ингвара – прочь от этого места. Потом он некоторое время просыпался от невнятных рыданий кого-то безмерно далекого – пока совесть перестала напоминать ему об этом эпизоде. Шаг за шагом от удалялся от полупьяного трупа, который сам не помнил что делал, и в конце концов Ингвару стало казаться, что он оставил его умирать в сугробе. Ну пусть будет так. Видно была некрепка паутина жалости и желания. Кысмет.