"Место на земле", фильм режиссера Артура Аристакисяна, 2001: Рецензия

Вообще я не смотрю фильмы. Но недавно все же решился. Вручил мне birr диск со словами "тебе это понравится", оставив меня в недоумении и любопытстве. Что ж...

Загрузивши медиаплэйер, попадаю прямиком в хипистский сквот середины 1990-х. Рассказывается со вкусом и знанием дела. Сквот - московский, известная когда-то Булгаковка, впрочем, и в Питере было подобное заведение за Казанью. Обе примерно в одно и то же время были разгромлены милицией. Ну, это в общем неважно - ведь речь в рецензии пойдет не сколько о том, что было в реальности, сколько о том что показано в фильме.

Если резюмировать, то работа Аристакисяна - наглядное пособие для ненавистников хипповской среды, ибо с успехом отвечает на главный вопрос "за что надо мочить волосатых". Этот вопрос, как мне представляется, в наш век возрастающей толерантности (а равно и ксенофобии), как никогда актуален. итак, "за что?":

Начну по восходящей образов, цепляющих мое обывательское сознание:

1. За детей - лежащих в мухах и разнообразных болезнях среди вечно грязных хипов, бомжей и прочих прелесстей.

2. За разложение социальной жизни - со своими общими семьями, культом секса и непомерной внутренней гордостью по отношению к прочим окружающим, не разделяющих их образ жизни.

3. За разнообразную актуализацию собственной личности, в паразитировании на чувствах окружающих, безо всякого оттенка долженствования и ответственности.

Первое в просторечии именуется в общем виде гадством, второе - блядством, а третье - понтами. Но это, так, к слову.

Эта отрицательная сторона хиппистской жизни удалась режу "на пять". Право слово - столько отрицательных эмоций одновременно - это вообще надо постараться. Чего, впрочем, не скажешь о положительной части, неформальской романтике. А она, между прочим, есть - и в реальности, и даже (вот удивительно, да?) и в фильме, только проявляется в странных и по большей части уродливых формах. Ну как же - любовь ко всем окружающим (или хотя бы к тому, кто понравился) - вне социальных условностей и светски-пустых игр, свобода жизни с единомышленниками и друзьями, свобода любимых дел и проектов без назойливых воспоминаний о букете общественных обязанностей. Такие сцены тоже есть, хотя они и перекрыты закадровым авторским комментарием, своего рода редакцией "положительного текста" фильма: "помните, что на самом деле это..." - ну, по факту: зло. ненависть, гордость.

талантливо подано, возможно, даже, пропущено через себя в каких-то эпизодах, ибо так построить сюжет может только искушенный, тонко чувствующий художник, которого жизнь не раз била оглоблей по башке.

кажется, я заговорил о сюжете. Хотите? Да пожалуйста!

Хипп-сквот во главе с хип-папой и его девушкой (в терминологии Щепанской, "основанный на ядерном принципе"). Грязь, костерчик на полу, спят вповалку в нескольких огромных комнатах на тюфячках (алё, СЭС!), писают в портьеры или в общую выгребную яму, кушают из общего котла, отдельные помещения (двери которых закрываются) для секса и комнаты хип-папы.

Лидер хочет найти некую "новую сексуальность", слова его туманны, но на практике все сводится к тому, что он понуждает членов коммуны совокупляться с нищими и калеками. Они не очень в восторге, а его собственная дева, говорит, что ей все это надоело.

Картинки из разряда: "их нравы": укуренный хип давит младенца, а мать затем хоронит трупик в подвале, две девы прекрасные как в сказке купают ДЦПшника, а потом вытирают его тщедушно изломанное тело своими волосами (отчего-то эта сцена многих критиков шокирует), хищная на словах девица лишает девственности бомжа-онаниста, хиппушки целуют ноги гопникам, которые хотят избить молодого хипика и ментам, которые их винтят.

В общину приходит бомжующая тетя Мария с гангренозными ногами, смотрит на все это и понимает, что здесь ей хорошо, ибо остальные люди ее - такую - не любят и гонят от себя. Тем временем главный хип (после того как его бросает девушка), разочаровываясь в своих теориях, попросту отрезает себе пенис. Он долго и страшно кричит от боли, а потом жалуется на суровую жизнь и свою человеческую слабость. Тетя Мария говорит глпавному хипу, что она его любит и жить без него не может, а тот ей - что у него нет члена. Она ему вещает об истинной любви и о том, что он научил ее любить, при этом просит потрогать ей грудь.

Вообще в этом фильме очень много петтинга, главное не секс (который все время прячется "за кадром"), а прикосновения, поцелуи, объятия. Хипы в их тактильности показаны как дети - похоже режиссер так действительно думает, что людям по большей части нужно гладить и тереть друг друга, а сам половой акт лишь частный случай этого действия. Ну, да ладно, продолжаем.

Постепенно община разваливается, пипл не оценил жертву лидера, и его девушки - и старая, и новая - каждый раз приходя к нему (видимо, погладить), неуклонно напоминают, что он гад и сволочь, что ему нужно лишь повелевать своим народом, и все его жертвы не более чем попытки повязать близких своей кровью, вызвать к себе жалость. Хип-папу эти разговоры не радуют настолько, что в конце фильма он все-таки валит из хиповской жизни и оформляет пенсию по инвалидности (этот факт мы узнаем из беседы тех самых его двух девиц).

Однако, у учителя были и свои верные ученики (так часто бывает!): тетя Мария и бомж, который любил заниматься онанизмом. Вот две показательных сцены. Мария рассказывает сказочку о страдающем хипе без члена омоновцу, который был потрясен тем, что она целует бомжующих людей на улицах. Мент хмыкает с надрывом: типа, у тебя кровь твоего исусика на ботинках, а я весь этой кровью на войне умылся и больше не хочу ее видеть... Бомж, излеченный хипушкой от онанизма, находит на улице даму, замерзающую в подворотне. Он произносит речь о своей горячей любви к ней и сплетается с ней прямо на той картоночке, на которой та просит милостыню. Та загорается (типа, "меня никто так не любил никогда"), с великими трудами находит флэт, где тусуется ее визави, там он уже мытый, скучный... Он говорит, что здесь у него другая женщина. Подруга по картоночке становится грустной и скучной, ночью, вскрывая себе вены по 40-му разу (тоже хипа!), рисует над головой своего возлюбленного кровавых птичек...

Сыграно сильно всеми, хотя видно, что актеры непрофессиональные. Главное то, что они играют ту жизнь, которой как минимум жили - и это у них выходит. Диалоги, вот, некоторые фиговы. Она из последних сцен - ментовская винтиловка - в нюансах если разбирать - то тоже "не очень", а так - весьма прилично сделано!

О пафосе я сказал, о сюжете тоже, пришло время подтекста.

Существовали, конечно, не только сквоты, и не только такие. форм коммунного жития - масса, и не всегда с таким ярко выраженным религиозно-телесным содержанием. Кто-то там из хипов прекрасно сказал про тему "free love" и "free sex" - повторяться не буду, идея прозрачна, одно не равно другому. Есть и другие альтернативы, например убрать религиозность и сделать упор на сексуальных посиделках, типа молодость - юность - надо-все-попробовать - как в некоторых свинг-тусовках. Можно оставить религиозность, но разделить семейную и общинную жизнь - как, например, у кришнаитов. На каких-то хипповых флэтах складываются удачные тусовки, находятся интересные люди, ведутся живые непринужденные беседы. Примеров много и, как правило, они не упираются в итог "Места на земле". Этот факт, на мой взгляд, является главным свидетельством того, что идея любви к люядям как минимум не метрворожденна. Надо лишь иметь не слабую психическую организацию, твердые внутренние правила, понимание.

Весьма плодотворна идея Аристакисяна о калеках - физических и нравственных, облеченных властью и бесправных. Не-калеки режиссера просто не интересуют. Эта безликая серая масса постоянно находится где-то на периферии мира "огненных ценностей" разнообразных калек, так что поневоле думаешь, что все нетривиальные люди где-то и в чем-то искалечены.

Конечно, это сходство чисто внешние. И калека, и творчески настроенный человек так или иначе ищут некое нестабильное состояние, которое позволяет им измениться, только один старается "вжиться" в мир физически нормальных людей, а другой, наоборот, дистанцируется, и в конечном итоге изменяет тех, кто его окружает, если сам не признает собственное поражение. С этой идеей тоже можно поспорить, но важнее, мне кажется, то, что хотел сказать режиссер о любви, и о ненависти.

Резкие, шокирующие сцены, обухом бьющие зрителя, издевательская деконструкция "мира любви" хипов, трогательные и вместе с тем искренние сцены поцелуев прохожих и замерзающей бомжихи, горестный вой матери, потерявшей своего ребенка и всегдашнее равнодушие окружающих... Подземный, невидимый трагический мир, неведомый ни московскому, ни питерскому обывателю, столь же полный любви, как и ненависти.

Выбор, впрочем, за каждым из нас.