СНЕГОПАД
повесть

Часть первая

1.
Оставалось одно - лечь и помереть. Жуткий буран и не думал утихать, что бы там ни сулили с утра коварные синоптики. Ветрище дул такой, что приходилось при ходьбе делать серьезную поправку.
Подполковнику российской армии, начальнику четвертого цикла факультета военного обучения Сергею Ивановичу Щитникову было легче - он с поправками на ветер, да на температуру всю жизнь якшался. А вот за бредущего по соседству профессора Санкт-Петербургского государственного университета Егора Вадимовича Ульянова бравому вояке было, откровенно говоря, как-то боязно. Больно уж хлипкий этот завкафедрой не-помню-там-чего. В свою очередь, профессор думал: “Здоровый черт, всю жизнь его армейской едой кормили, а он все такой здоровый. Конечно, ему снег по колено - не помеха!”.
- Занесет же, черт возьми! - прокричал профессор, пытаясь мощью интеллигентских голосовых связок заглушить злодейский посвист стихии.
- Скоро станция должна быть! - отозвался военный, больше для собственного успокоения, чем для профессорского. “Ну, блин, и погодка! Поутру ведь дождь лил! Где эта чертова станция, до нее ведь не более двух километров было?” В стародавние времена Сергею Ивановичу и тридцать верст в один конец отмотать не было проблемой, и теперь он еще не утратил былых навыков пешего хождения.
Вроде бы предвещая скорое прибытие в цивилизованные места (полковник припомнил, что вроде бы такая же или почти такая, только побольше, была рядом со станцией), попалась на их пути невеликих размеров лесенка из щербатых неравной вышины ступенек, а когда приободренные ее наличием скитальцы забрались, подбадривая друг друга и пытаясь вспомнить расписание электричек, на ее верхнюю площадку, впереди и чуть вправо показалось нечто.
Оно было огромно и широко. Больше ничего определенного сказать было нельзя. Не сговариваясь, оба страдальца повернули туда. Все же первый признак цивилизации - и вообще чего бы то ни было - за почти полтора часа. Профессор уже ожидал, что там окажется монумент защитникам отечества, или статуя Ильича, а рядом будет сиять завлекающе огнями пристанционная лавка, и он подмигнет замерзшему компаньону, и они войдут в теплое помещение, и возьмут там, и пойдут на станцию, сядут в теплый же поезд, и поедут навстречу домашним пирожкам, салату и самодельной наливке... Хрена с два.
Нечто вблизи оказалось еще более впечатляющим, чем издали, и не было оно ни монументом защитникам отечества, ни статуей вождя мирового пролетариата. На поверку оказалось оно все же статуей, но статуей совсем необычной. Как правило, около статуй даже и в наших краях поддерживается относительный, но порядок. Кроме того, к предметам монументального художественного творчества обычно существует какой-никакой, а доступ - обычно в виде дорожки. Особенно к такой махине. Это все Сергей Иванович популярно объяснял вконец обессилевшему Егору Вадимовичу, попутно постукивая по ножище скульптуры, за которой они нашли безветренный и бесснежный приют. Звук был какой-то странный – не металлический и вообще не похоже, чтобы внутри этой штуки было пусто. Что это вообще такое-то? Егор Вадимович предположил, что занесло их куда-то на юго-запад от Ижорина, где вроде бы - он читал где-то - обосновались некие то ли импрессионисты, то ли антипозитивисты, то ли вообще черт в ступе - он невнимательно читал, ему, серьезному человеку, заведующему кафедрой, недосуг всякие глупости читать. Они, видать, тут и понастроили невесть чего. Тут подполковник счел нужным еще раз взглянуть наверх, и пока ветер не вернул его обратно под защиту ноги, сумел составить представление о ее владельце.
Было в нем, на опытный взгляд военного, метра четыре с полтиной. Была та статуя облачена в нечто средневековое (по мнению Егора Вадимовича) или вовсе нелепое (так сформулировал свое мнение Сергей Иванович) - что-то среднее между пончо и жилетом. На голове статуи подполковник сумел разглядеть лишь одну деталь - а именно, здоровенные клыки. Руки монстра простирались куда-то вверх и в стороны, и правую продолжала огромная дубина. Страх, а не статуя.
Хмель, еще остававшийся в крови с момента торжественного закрытия конференции, посвященной годовщине Великого События (как застенчиво величала выпущенная к открытию брошюра: “переломный момент новейшей истории нашей страны”), дал о себе знать, а тут еще подполковник достал наконец (крепился-крепился, и решил все-таки использовать последнее средство) заветную фляжку, без которой ни шагу в поле не делал, и жертвы бурана воспряли духом - и пали телом, усевшись и вытянув ноги в безветренной и почти бесснежной зоне позади “скульптурины” (определение Сергея Ивановича) на завалявшуюся в кармане профессорского пальто газетку “Юный пролетарий”, всученную ему пионерами в последний момент.
- И надо же было так случиться, что водитель оказался таким гадом! - посетовал на злокозненную судьбу, возревновавшую, видать, к безмерным успехам на научно-административном поприще, завкафедрой. - Ну что стоило взять еще двоих пассажиров, а? А вот не взял же.
- Еще и попенял - мол, дольше бы собирались, - злобно припомнил его товарищ по несчастью. - А что ж нам - такой стол на произвол судьбы бросать? Нет, я бы этому водиле...
- Распустились совсем! - заплетающимся то ли от спиртного, то ли от привалившего невесть откуда сна, языком сказал Егор Вадимович. - Думают, что и управы на них нет!
- А и нету! Нету на них управы, закон для них не писан! Вот был у меня случай в Петрозаводске, тоже водила...
Егор Вадимович не слышал речей служивого. Он спал.

2.
- Эй ты! - орали над ухом. - Зенки открой!
Профессор открыл - исключительно ради посмотреть, кто орет, и сделать крикуну замечание по поводу необходимости уважать старших и мудрых, о недопустимости употреблять жаргон и т.п. Подумаешь – заснул человек, что ж теперь? Но случилось иначе. Ожидал профессор увидеть на самый худой конец каких-нибудь секьюрити, недовольных тем, что осквернили любимую статую на участке их эксцентричного господина, и, выслушав брань, убраться с максимальным достоинством. Увидев, кто орет... Егор Вадимович один раз побывал в такой скверной ситуации - когда в трамвае надумал вмешаться в спор между бабкой и каким-то алкашом на стороне бабки. Тогда пролетарий продемонстрировал работнику умственного труда огромный волосатый кулак, дохнул перегаром и велел отвалить. И ничего нельзя было сделать.
Прямо как сейчас. Ибо что ж ты можешь сделать, будучи зафиксирован чьей-то могучей рукой за шкирку в воздухе на порядочном расстоянии от земли?
- О! - обрадовались впереди. - Продрал глаза-то кореш твой. Ну, что, шантрапа, платить будем или как?
А кто радовался-то? А радовалась та самая мнимая скульптура, предположительно воздвигнутая теми самыми постреалистами. Та, которая с зубами.
В правой руке она сжимала чудом не оторвавшийся ворот профессорского пальто, а в левой буро-серой бугристой лапе (буро-серой, а вовсе не бело-серебристой!) был целиком зажат перехваченный посредине подполковник. Глаза, помещенные по сторонам длинного носа в красных прожилках, подозрительно перебегали от Егора Вадимовича к Сергею Ивановичу и обратно.
- Платить будем? - повторил неизвестный, продемонстрировав свои выдающиеся клыки. При этом водянистые глаза его воззрились на подполковника. Похоже, чудище признало его главным и, кроме того, уже, похоже, не в первый раз домогалось денег.
- За что? - выдавил Егор Вадимович. - Кто ты... то-есть, кто вы такой?
- Я? - изумился владелец клыков. - Я - Рольф. Вальгрен Рольф. Вернее - сперва Рольф, а потом Вальгрен. Во!
- Уважаемый... э-э... Рольф Вальгренович... - промямлил профессор. - Проясните нам, за что следует заплатить?
- Как - за что? - подивился тот. - Во время вьюги приютом у ног закаменевшего тролля можно пользоваться только за деньги. Два медяка с рыла. Рыл вас... раз - два, - без труда сосчитал Рольф. - Следовательно, итого четыре. Платите.
- А-а... мне неясно... хм... на каких основаниях... то-есть, по какому закону?
- Закону? Конечно, по закону! В прошлом году издали.
- Мы с коллегой... не осведомлены в законах. Вы не взяли бы на себя труд просветить нас?
- Чего сделать?
- Я имел в виду - объяснить нам... - профессор уж и сам не понимал, чего говорит, но понять его состояние было можно - не всякий день попадают люди в такой переплет.
- Объяснить? Разьяснить? Вы хотите оба сказать, что не знаете закона?
- Э-э... да пожалуй, что так.
- В этой местности, - объявил Рольф Вальгрен, - я мог бы прибить вас обоих. И избавиться от всяких проблем. Но ОН, - и водянистые глаза поднялись к небу, - не простит мне! Посему вы оба пойдете со мной к законнику. И там, услышав закон, заплатите. Ибо нужен порядок.
И с такими речами Рольф на миг опустил на землю профессора и той же рукой, в которой до этого его держал, вмиг опутал длиннющей веревкой. Потом, освободив руку, повязал той же веревкой и начальника цикла, прорычав ему нечто малоцензурное - что-то о матери и отце разных там любителей пинаться ногами.
Крепко ухватил конец каната, подобрал дубину, выпущенную из ручищ на время разбирательства и, приплясывая на ходу так, что земля дрожала, отправился по снежной равнине невесть куда. А плененные им Егор Вадимович и Сергей Иванович получили время на обдумывание мерзкой ситуации, в которую их угораздило попасть. И на то, чтобы полюбоваться видами. Виды были, правда, не бог весть какие - тут перелесок, там горка. Снегу где как.
- Кто он такой? - улучив миг, шепнул профессор товарищу.
- А я почем знаю? - пожал плечами полковник, щуря слегка (видимо, для острастки) подбитый глаз. - Я просыпаюсь - он. Стоит и денег требует. Еще и щелбан дал... Я ему пинка, а он - орать.
И так, кто приплясывая и басовито напевая, а кто спотыкаясь и на ходу пытаясь обмозговать ситуацию, добрались они до поселения. При виде которого полковник потерял всякую надежду на то, что все может оказаться скверным розыгрышем какой-нибудь шайки идиотов - тех же нонмодернистов или как их там.
Начать с того, что у входа в поселение гостеприимные хозяева выставили длиннющие шесты, числом три штуки, на которых красовались черепа, два из них ужасно похожие на человеческие. Продолжить тем, что у ворот имелась клетка, низкая, грязная и гнусная, в которой шебуршились. Даже с приличной дистанции полковник, всегда отличавшийся хорошим зрением, разглядел чью-то грязную скрюченную пятерню, высунутая сквозь прутья, которая подгребала поближе какие-то ошметья, разбросанные по окрестностям клетки. И больше Сергей Иванович туда смотреть не посмел. Закончить можно взглядом на стражу при воротах, на двоих господ в чем-то металлическом и кожаном, поперек себя шире и росточком не обиженных. Получеловеческие их хари с отвисающими нижними челюстями зрили на подступающую процессию так, как бомж на бесхозную бутылку. Больше и смотреть никуда не надо, чтобы понять: дело дрянь. "Что ж... будем выбираться" - подумал военный, пытаясь такой чеканной формулировкой дальнейшего плана заглушить откровенную панику, выступающую, как пот на теле, из глубин сознания. Оно сейчас и заведовало существованием, разум покамест пребывал в глубоком нокауте.
Рольф притащил обоих своих... кого? Пленников? Попутчиков?.. к этим самым воротам и сделал широкий жест дубиной:
- Дорогу!
Эти, которые при воротах, ослушаться не осмелились, хотя и в сторону, переваливаясь, отошли очень неохотно, бурча и брызгая слюной, и все трое прошли за криво и абы как сооруженную ограду с покосившимся настилом. За окованными железными полосами воротами предстало взору и само поселение явно несовременного вида, расползшееся по нескольким убогого размера холмикам: несколько десятков построек - какие побольше, числом штук пять, те из дерева, какие поменьше - просто каркас, на который с разной степенью аккуратности натянуты шкуры и кожи варьирующейся степени сохранности. Из некоторых выглядывали рожи одна другой ужаснее, а в одном месте Егору Вадимовичу и Сергею Ивановичу пришлось перелезать через чьи-то ноги в сапогах, торчащие из длинного крытого какой-то драниной сарая не сарая, халупы не халупы. Ноги были, пожалуй что, поболее тролльских.
- Пришли, - известил Рольф Вальгрен, останавливая прошедших по инерции мимо начальника цикла и завкафедрой резким рывком веревки напротив деревянного двухэтажного строения с криво забитыми окнами на втором этаже и коновязью за углом, возле которой был свален всевозможный строительный мусор. Под поручнями оной, кстати, кто-то лежал по самые свои острые уши в снегу. Над входом была укреплена доска с изображением пивной кружки. Все трое постояли некоторое время на утоптанной полянке перед входом - и вошли.
- Здесь обычно законник и бывает, - проворчал Рольф.
Внутри было темно, свет падал от жалкой и скудно, видать, пополняемой лампады где-то в глубине, за столбами, позади мычащих и ругающихся туш, шевелившихся в полутьме. Пахло неразбавленным спиртом и потом.
- Эй, законник! - зычно позвал тролль.
- Чего там? - отозвались откуда-то издалека.
- Иди сюда. Трактовать будешь.
- А поднесешь?
- До ближайшего кола. Шучу. Иди давай, пока ноги не повыдергал.
Нетерпение тролля несложно было понять, ибо меж полом и потолком в тесном этом питейном заведении он помещался исключительно в согнутом виде. Даже, пожалуй, в исключительно согнутом виде.
Явился законник - лет двадцати пяти, белобрысый, с виду обычный человек, если не считать маскировочного цвета полос на лице, идущих от крыльев носа к вискам. Одет простецки - в серую дерюжную рубаху, с шеи свисает толстая серая цепь с бляхой. По поведению тоже не скажешь, что законник - больно вежлив (Сергею Ивановичу пришлось возить на сборы взвод юристов и остались о том самые худые воспоминания; кроме того, ему довелось встречаться и с взрослыми особями и тоже впечатления не из приятных):
- Чем могу служить?
- Закон об укрытии знаешь?
- Знаю. А какой вас интересует?
- О плате за укрытие в пургу.
- Ах, этот. Два медяка с каждого рыла, которое воспользуется Исключительным Правом Троллей на защиту от снега.
- Вот и я то ж говорю - платите, - обрадовался Рольф. - А они ни в какую.
- Это правда? - законник обозрел собравшихся.
- Мы ничего не понимаем, ваша честь, - честно признался профессор. - Разъясните нам.
- Снова здорово! - огорчился Рольф. - Все время канючат - разъясни да разъясни. Может, я их страже у ворот загоню?
- Погоди. Такие вещи с кондачка не решаются. Сам знаешь, чего выйдет. Стража она такая, она разбираться особо не будет, ни к чему ей это. Сгноит обоих и глазом не моргнет. А они, может, путешественники какие. Или, к примеру, преступники беглые. Вы преступники? – не без надежды спросил законник, почесав нос.
- Нет, - хором ответили ему.
- Тогда, быть может, вы путешественники?
Полковник и профессор переглянулись и усомнились.
- А что, - все-таки решил попробовать использовать возможную лазейку военный. - Путешественникам положена скидка?
- Смотря каким.
- Да-да, - подтвердил тролль.
Законник почесал затылок, с нескрываемым сомнением посмотрел на Егора Вадимовича и Сергея Ивановича и начал перечислять:
- Гном, потерявший одну или более рук... Многодетный гоблин... Лицо на государственной службе... Ветераны герцогской службы... Заслуженные колдуны королевства... Члены Лиги Ворья с пятидесятого года... Лица, подлежащие расколдованию и следующие на излечение... Персоны, объявленные государственным имуществом... Господа, состоящие в Союзе Астрологов... Ума не приложу, в какую бы категорию вас можно бы отнести.
- А и не фиг! - постановил тролль. - Пускай платят.
- Есть еще одна категория. Может быть, вы умалишенные?
Профессор с надеждой глянул на товарища по несчастью, но Сергей Иванович был непреклонен:
- Я под шизика косить не буду!
- Ну нет - так нет, - пожал плечами законник. - Платите, если можете.
- У нас... э-э... проблемы с местной валютой.
- Я так и предполагал, - кивнул опора справедливости и совершенно другим голосом сказал: - Вальгрен, забирай их. Постановляю как законник: вы должны Рольфу Вальгрену в общей сложности четыре медяка, каковые он может заставить вас отработать тем способом, какой сочтет наиболее удачным. Йеде. Всего хорошего, господа. Будет повод - обращайтесь.
Законник удалился пить пиво, а тролль с облегчением вывалился на улицу, где известил должников:
- Я придумал, как вы двое отработаете. Я мог бы приладить вас обоих вычерпывать местный отстойник - по деревяшке в день, но буду милосерден. Пошли!
Шли сперва какой-то улочкой, потом за пределы частокола – мимо такой же клетки и столь же мерзких с виду стражников, потом мимо каких-то развалюх и заваленных снегом по самую крышу сараев, и пришли к недостроенному зданию, рядом с которым имелись невеликая сторожка и решетчатый люк в земле, из коего вилась струйка дыма.
- Эге-гей! - крикнул Вальгрен, так что с крыши соседнего строения, имевшего вид такой, будто на него танк наехал, в ужасе взвились вороны.
Из сторожки явился гражданин метра полтора в холке, с острыми ушами, зеленой кожей и красными глазами. Гражданин улыбнулся троллю, показав великое множество мелких зубов, пожал предложенную лапищу и сказал:
- Отрабатывать?
- Ага, - подтвердил Рольф. - Только ты, Корст, смотри с ними - странные какие-то типусы.
- Ну, это-то как раз исправимо, - молвил Корст, обходя вокруг людей. - Ветховатые они какие-то, но ничего - жирок-то посбросят, приличных людей из них сделаем. Ничего, ничего. Сколько должны-то? - ласково спросил он у профессора.
- Четыре, - ответил полковник.
Надо полагать, в качестве ответа Корст от всей души дал ему ногой поддых.
- Тебя спрашивают, животное? - рявкнул он, добавляя Сергею Ивановичу в колено. - Я тебе покажу! Я тебя живо к дисциплине приучу! Марш в яму!
Ну вылитый прапор Семенов!
Понукаемые им должники побрели к люку в почве и по очереди слезли в обширный подвал, в темной глубине которого кто-то шевелился и вздыхал. Корст наверху о чем-то договаривался с троллем, а пленники подслеповато озирались. Наконец, Егор Вадимович шагнул в сторону и на что-то наткнулся скользкое и толстое, лежащее прямо посреди дороги.
- Ой! - сказал он и шагнул в другую сторону - и натолкнулся на нечто столь же толстое и не менее скользкое. - Что это?
- Это я, - ответили ворчливо, но с достоинством откуда-то справа. - Антарааддон. Попрошу по мне не ходить.
- Это наш змей, - прокомментировали, как дверь проскрипела, слева. - Он по прямой в яме не умещается, вот и лежит кольцами. Идите сюда, салаги, здесь ваше место.
- Сам салага, - ответил немедленно полковник и с вполне законной гордостью добавил: - Я, небось, поболее твоего в вооруженных силах.
Тут ему довелось нос к носу столкнуться с личностью, которая навеличила их с профессором салагами. Личность эта была похожа на мешок с краденой картошкой. Краденой потому, что набивали мешок в спешке, как попало, в опасении, что сейчас набегут и получишь по хребту, и набили не доверху, а до середины. На мешке кто-то нарисовал рот и глаза, а какой-то шутник приделал сверху ласты, а снизу лапы. Вот такая вот колоритная личность.
- Кто сказал - сам салага? - проскрипел мешок, переваливая глазища справа налево и наоборот. - Ась? Не слышу?
- Сам салага, - повторил полковник, подходя поближе.
- А ты дед, что ли? - развеселился оппонент.
- Да пожалуй что. Ты еще службы настоящей не видал, пороху не нюхал, послужишь с мое - узнаешь, - с традиционной интонацией дедушки, высокомерным движением сапога переворачивающего ведро с только что собранной вручную с пола салагами водицей, выдал полковник, вспомнив времена юности.
- Понял, - ответил с пиитетом мешок, затрепыхался и почтительно слез с лежанки.
- Разговорчики мне тут!.. - заорали сверху. В дыру всунул нос Корст. - А ну живо заткнулись, а то сейчас по почкам схлопочете! Самые умные, что ли, (...)! - здесь пленитель, к вящему удивлению Сергея Ивановича и Егора Вадимовича, добавил широко распространенное бранное словцо.
Перешли на хриплый шепот.
- Братва! - воззвал жалобно и хрипло кто-то толстый, круглый и горбатый, по частям обогревавшийся возле утлого костерка и совсем его собой закрывавший, отчего и царила столь удручающая тьма . - Тише, а то дров не даст...
Оказывается, Корст не считал необходимым топить подземелье все время, полагаясь на заклинание, прочитанное каким-то недостаточно добросовестным колдуном, и на дровах сильно экономил.
Меж тем прибыла еда - Корст выкликнул кого-то горбатого и патлатого и тот приволок таз с едой, а потом и бутыль непонятно чего и предложил угощаться.
Угостились и легли баиньки. До того устали пленники и были огорошены, что даже не побазарили на ночь. Только профессор нашел силы спросить:
- А как так вышло, что схватили нас поутру, а сейчас, так скоро, уже вечер?
- А потому, - ответили заговорщическим шепотом, - что нынче же день-то недели какой? Хана-а, правильно? Он выходной, оттого и специально укороченный...

3.
Утро дало о себе знать воплями и бранью. - Вылезайте, бездельники, мать вашу так! - орали наверху. Начали вылезать. По дороге полковник вновь споткнулся об Антараадона, но тот погнушался выступать. Вылезли они с профессором в числе первых и смогли полюбоваться, как вылезают остальные. Товарищи по несчастью были по виду весьма разнообразны, но с виду вполне похожи на порядочных людей. Заинтересовал профессора молодой парень с седыми волосами до плеч и далее.
- А к нему вши и так не пристают, - беззаботно сообщил вчерашний мешок с ластами. - Видят, что вампир, - и рассказал какой-то бестолковый анекдот про вампиров, над которым люди сочли нужным из вежливости посмеяться. Анекдот был из числа рассказываемых ротными старшинами новобранцам. - А вообще-то, дураков носить длинные патлы нет. Кому вши да блохи надобны?
- Вампир?!
- Да не, вы не бойтесь, он зарегистрированный! - успокоил разъяснитель, истолковав замешательство людей как-то на свой лад.
Неспроста, значит, все узники ямы были пострижены почти налысо...
Последним вылез Антараадон. Перво-наперво он высунул плоскую треугольную головищу, отыскал глазами Корста и попенял ему:
- Ну неужели же недостаточно моего слова? Никуда я не убегу.
- Знаем, знаем! Щас, разбежался, - отпарировал тот. – Выползай давай.
И начал выползать Антараадон. Выползал он долго и мучительно, потом распрямился и, помотав хвостом, уведомил всех:
- Я готов!
И началась работа. Корст выдал всем инструмент и задолжавшие кто кому приступили к отработке. Предстояло строить дом.
Профессору и полковнику было тяжко по причине солидного возраста, но они справлялись. Профессор повадился, вспотев, снимать свое теплое кепи и прикладывать к лысине снег. Работать пришлось до полудня, потом Корст сгонял куда-то вампира, к которому вши не пристают, и выставил работникам бадью чего-то скверного, дал отдохнуть и вновь погнал работать. Ранние сумерки застали работников снова в яме. Последним залез змей.
- Товарищ Антараадон! - осмелев, обратился к нему профессор. – А вас-то за что сюда?
- Известно за что. За дело.
- Я понимаю. У нас никого так просто не сажают. Но...
- Еще как сажают! - подали голос слева. - Вот меня, например, за нарушение паспортного режима. Я им - какое нарушение, вот паспорт-то. А они - не, нету никакого паспорта, иди штраф отрабатывай. Известное дело - хлыщ этот, Корст, он же гоблин, и всю стражу городскую тут из гоблинов набирают. Ему, значит, дом построить надо, а они ловят кого ни попало и сюда - отрабатывай давай...
- У него и в армии знакомства, - включился в разговор, судя по кашлю, худой человечек с рогами на висках. - Знаешь, как сюда ту лесину, что у ворот лежит, принесли? Вот шел этот самый Корст с приятелем-сержантом болтал, видит - штука эта лежит. Он приятелю - мол, надо. Тот своих вояк кликнул, они на нее толпой набежали и в два счета сюда доволокли. А хозяину шиш вышел. Потому как, во-первых, все стражники - корстовы приятели, а во-вторых, его же засмеют, бревно-то сами видели какое...
- Эй, кто там по зубам захотел? - донеслось сверху. - Разговорчики мне тут!..
- А я, - вставил-таки словечко змей. - По пьяному делу в Ижорине забор повалил...
- В Ижорине? - задохнулся профессор. - Как? Где?..
- Ты и вот ты! - в отверстии показалась рожа гоблина и указующий зеленый палец, направленный на Сергея Ивановича и Егора Вадимовича. - На выход. Задолбали уже лясы чесать. Умные больно... Я вас сейчас живо научу!..
Полковник было поколебался и хотел проигнорировать предложение об учебе, но остальные обитатели ямы в решительной форме настояли на прохождении курса обучения, видимо, опасаясь за себя. Пришлось повиноваться. Гоблин поджидал свои жертвы со зловещей ухмылкой и неприятной с виду дубиной в руках.
- Ах вы, падлы! - начал он, для затравки отоваривая профессора дубинкой поперек живота. - Вы мне тут болтать будете? - второй удар пришелся на шею Сергею Ивановича. "Ой, как больно-то!" - завопило все естество начальника четвертого цикла факультета военного обучения, и бравый военный не выдержал.
- Я вас живо научу!.. - заорал гоблин, занося дубинку и не решив, кого ею попотчевать на сей раз. И в этот момент Сергей Иванович изо всей силы врезал мучителю поддых ногой. Корст выпустил дубинку, вылупил глаза и, прохрипев что-то скверное, мягко уселся на колени. Полковник хотел было сказать что-нибудь подобающее случаю, но ничего не придумал.
- Ты что делаешь, сволочь?! - просипел риторически спустя некоторое время гоблин, закатывая очи горе. - Я ж тебя... Я ж тебе... Я ж вас, гадов подколодных, со свету сживу... Ой, как больно-то!
- Пойдемте, Егор Вадимович, - твердо сказал Сергей Иванович, ни в малейшей степени не осознавая, что именно предлагает.
- Куда? - безнадежным тоном молвил профессор, глядя на восстающего из снега и шарящего в поисках дубинки гоблина.
- Куда угодно!
- Я вам покажу!.. - упорно твердил Корст, обретя, наконец, оружие и явно подготавливаясь к дальнейшим интенсивным действиям.
Полковник не стал поддерживать диспут на эту тему, а просто еще раз поверг противника во прах, на снег...
- Ну, ребята, - высунулся из ямы Антараадон. - Теперь беда вам...
...Суд начался уже следующим утром. Полковника и профессора с первой зорькой вывели из душной клетушки на улицу, прислонили к столбу и оставили дожидаться судилища. Полковник шипел и невнятно ругался сквозь разбитые губы, время от времени прерываясь и ощупывая языком, все ли зубы целы и многие ли держатся, и массировал распухшую щеку, а Егор Вадимович баюкал поврежденную руку и поминутно трогал набухающий синяк под глазом, порою горестно вспоминая об оставшейся на память страже дорогущей перьевой ручке - подарке кого-то из учеников на прошлый юбилей. Потом явился господин в лиловой куртке и штанах и белых гетрах, и стал забивать в землю колышки, а потом и натягивать шнуры, маркируя, видать, будущую территорию суда. Разметил - и ушел, позевывая, досыпать. На улице некоторое время было пустынно, но подсудимым вовсе не хотелось пробовать удрать - видать, наука корстовых дружков из стражи пошла впрок. Начало даже слегка пригревать, когда городишко проснулся наконец. Собрались первые зрители, вида уж совсем жуткого, даже по здешним меркам, ибо явившиеся позже и одетые более-менее прилично господа смотрели на первых свысока - порою и в буквальном смысле.
Потом из дверей вышел начальник стражи, рявкнул в пространство нечто абсолютно нецензурное и откуда-то тотчас явились судьи в черных колпаках, усевшиеся на вынесенных из стражницкой креслах и табуретах, пришел, почесываясь и злорадно ухмыляясь, Корст в обнимку с каким-то стражником не последнего значения, а последним прибыл под почтительным конвоем Рольф Вальгрен. Он был явно зол и скалился, а углядев недавних должников, вообще обозлился.
- Я, - заявил он довольно громко и внятно, - не намерен от дел важных отрываться, дабы каких-то дуралеев засудить!
Какой-то зевака влез было с вопросом, что за дело, но был обозван и умолк.
Подсудимых впихнули за шнуры, поставили более-менее прямо (профессор просил для ассистенции палочку, но ему с веселым садизмом отказали) и начали судить. Сперва долго зачитывали по нетолстой книжице в засаленном переплете, как в здешних краях весело и здорово живется, кланялись герцогу и всем богам по очереди, а потом... Потом по городку разнесся гул, потому что некто в черном и белом и два его помощника, демонстративно звякая шпорами и оружием, нагло поднырнули под шнуры и, выкинув прежних судей чуть что не пинками, заняли их место. По толпе прокатился некий гул удивления, а на лицах стражи отразилось явное замешательство. Корст стал просто бел как мел.
- Ну что ж, посудим, - сказал тот, что в черном и белом. – На чем остановились-то? Капитан стражи, в чем тут дело?
- Ваша честь, дело простенькое, - чуть что не заикаясь, шагнул вперед капитан. - Присутствующий здесь тролль Рольф Вальгрен обнаружил подле себя в пургу вот этих двоих. Он попытался с них взыскать положенную по закону плату, но те двое потребовали разъяснений и законных оснований, которые им и дал законник Керсин Калле. Он же и постановил, чтобы эти двое отработали долг таким образом, каким решит Рольф Вальгрен. Но эти двое пытались избежать уплаты долга и предприняли попытку побега с места отработки и э-э...
- Вы, наверное, хотите сказать, что он издевался над вверенными его попечению лицами? - то ли спросил, то ли пожелал черно-белый. - Так? Ваша честность, капитан, общеизвестна, хотя инцидент с пропавшим обозом еще мог бы всплыть...
- Да, ваша честь, так и было, - тут же подтвердил капитан, пряча глаза.
- Кроме того, уж вам-то, конечно, известны прегрешения Корста Грима, такие как подкуп должностных лиц, дача взяток некоторым высоким чинам городской стражи... у меня тут их имена записаны, сейчас только список достану... - черно-белый полез было в карманы.
- Да, ваша честь! - откликнулся, не дожидаясь явления списка, стражник. Прямо-таки американская комедия...
- Мне все ясно, - сообщил черно-белый, оглядывая толпу. - Слушайте мой приговор. Представший перед судом по обвинению в злоупотреблении положением, превышении полномочий и совершении иных противоправных дел - вот у меня тут и список имеется - Корст Грим признается виновным по всем пунктам обвинения. Ввиду отсутствия в данном населенном пункте подходящих для приведения подразумеваемого в данном случае приговора в исполнение инструментов и помещений, обвиняемый Корст Грим переходит в полное мое распоряжение вплоть до особых инструкций. У кого-нибудь есть что возразить?
Корст побелел как полотно. Его взор моляще устремился на полковника, и тому, только что злорадствовавшему, стало не по себе. Гоблин не походил на существо, которое легко приходит в полуобморочное состояние. У него, похоже, были серьезнейшие основания бояться. Полковник вспомнил рожи у ограды и низкую клетку... При здешнем уровне развития гуманитарных концепций... Кроме того, абсолютно ни к селу ни к городу вспомнилась полковнику смотренная позавчера по первому каналу “Кин-дза-дза”.
- Так есть у кого что-нибудь возразить?
Подручные черно-белого с неприкрытым злорадством пялились на гоблина. Капитан прятал глаза, стража потупилась и покраснела. Даже тролль и тот, казалось, ужаснулся.
- У меня есть, - сказал Сергей Иванович.
- Что-о?
- У меня есть возражения, - твердо повторил полковник, проигнорировав изумленный вздох толпы. Егор Вадимович удивленно отшатнулся. - Все было не так.
- Да-а? - протянул зловеще черно-белый, вставая и упирая руки в боки.
- Да-а!.. - издевательски спопугайничал начальник цикла. – Не так - и все тут.
- А как?
- А очень просто. Не было никаких драк и побегов. Мы не сошлись в размере поденной оплаты.
Судья, казалось, задумался.
- Сергей Петрович, вы что! - испуганно прошептал профессор, толкаясь по соседству. - Он же нас... Он же нам...
- И каковы были позиции сторон? - елейно спросил судья.
Корст у него за спиной интенсивно размахивал руками - тыкал в полковника и будто что-то плющил руками. Кто-то из черно-белых, увидав это, дал ему по пальцам палкой с нескрываемым удовольствием, прошипев “У, падла, развелось вас тут”.
- Мы настаивали на уменьшении размера оплаты.
Судья некоторое время буравил взглядом Сергея Ивановича, потом полюбовался на гоблина, потом посоветовал:
- Ты бы лучше посмотрел на товарища. Вот умный субъект – молчит себе молчком.
- Сам субъект! - не стерпел профессор.
- А вы, кстати, кто такие? - нехорошо прищурился судья.
Бывшие подсудимые замялись и переглянулись.
- Ясно. Молчим. Эй, капитан, подать сюда сантаскоп.
Возникла некая суматоха и вручили сантаскоп. Был он похож на увеличительное стекло, но затейливо украшен причудливым орнаментом фривольного содержания и очень велик и тяжел - судья, далеко не выглядевший хлюпиком, поднял его с явным трудом.
Произошла пауза, которую судья посвятил разглядыванию Егора Вадимовича и Сергея Петровича, а народ - разглядыванию всех оптом и шептанию.
- Так бы сразу и сказали, - подытожил черно-белый, удовлетворенно опуская сантаскоп. - Объявляется решение, - обратился он вслед затем к собравшимся. - Поскольку эти двое, по данным сантаскопирования, идентифицированы как непреобразованные, постановляю: отправить их на Алтарь Преобразования, придав им для сопровождения тролля Рольфа Вальгрена и гоблина Корста Грима. Все по закону. Йеде.
На сем суд и закончился, черно-белый удалился восвояси, а на полковника набросился сияющий Корст.
- Спасибо, родные! Спасибо, благодетели! Из петли, почитай, вынули!
- Из одной-то вынули, а в другую сунули, - проворчали сверху. - Ты головой-то подумай, коли можешь, где тот Алтарь, а где мы!
- А в чем дело? - кое-как отбившись от благодарных объятий гоблина, поинтересовался у Рольфа полковник.
- Мы-то тут, а Алтарь вона где, - пояснил Вальгрен, размашисто указуя лапищей куда-то вдаль. - Воюют там. Я-то пройду, я-то тролль, а вот вы там можете и насовсем остаться.
- Да никуда я не собираюсь идти!.. - запротестовал было профессор, но тут же им заинтересовался мужичок из Стражей Чистоты, и пришлось пока умолкнуть.
- Плевать, Рольф, я от Стража Чистоты отделался! - кричал радостно гоблин. - Понимаешь?..
- Не понимаю, - вклинился Сергей Иванович.
- Чего не понять-то, дело простое. У нас, понимаешь ли, всегда так - то дождь декретом отменят, то велят забыть про дела в Безлюдье, то песен петь не велят - будто бы раньше не пели, хотя что за бред - всю жизнь горланили... И вот завелась у нас с некоторых пор эта самая Стража Чистоты. Ездят этакие остолопы в черном, творят что хотят, а чуть что - герцогскую грамоту под нос суют. У нас читать -то каждый хорошо если на город один такой найдется, а тем более это же не просто так, а герцогом писано. Вот Стражи Чистоты и повадились всякое гадство чинить, а особенно под тех копают, кто на них не похож. Кого Алтарь другими сделал, - объяснил, уж как сумел, Рольф. - Но против закону их грамота не тянет. Он под тебя и копал. Коли бы ты сказал, будто денег больше хотел, Корста бы прибрали за нарушение трудового этого, как его, законодательства, во! Это я так, к примеру. Ладно, пойдемте где потише и пиво дают...
Там, куда пришли, было тихо и действительно разливали пиво. Было даже чисто и тролль смог усесться, ибо скамья там была из камня.
Рольф и Корст углубились в обсуждение своих дел - на кого, к примеру, оставить строительство корстова дома. Егор Вадимович выговорил для Антараадона право спать на земле.
- Вопрос главный, - сказал гоблин. - Что мы будем есть и на какие деньги.
- Постойте! - возопил вдруг профессор. - Откуда это у вас?
Заинтересовал его гражданин в мохнатой жилетке на голое чешуйчатое тело. На жилетке явственно поблескивал значок "50 лет КПСС".
- То мой амулет, - ответствовали оттуда. - С трупа побрал. На нем написано - живи еще полсотни лет. Полезная штука - как посмотришь, еще полсотни лет живешь. Только мыться нельзя, мне колдун один объяснил.
- Брехун твой колдун! - выпалил Егор Вадимович. - Первой гильдии. Там написано: пятьдесят лет КПСС!
- И мне он так же говорил. Первой гильдии, все верно.
- Так ты читать умеешь? - хором спросили тролль и гоблин. - Тогда - живем!
- Сергей Иванович, вы понимаете, что это значит? Мы не одни тут! Но, позвольте, что за...
Но личность в мохнатой жилетке как сквозь пол провалилась. Профессор даже под стол заглянул - нет ли дырки...
- Надо же его догнать, спросить! - не унимался ученый. На них начали оглядываться, кто-то робко помянул стражу.
- Потом, - заслышав это, железным голосом, не терпящим пререкательств, сказал полковник. - Потом побеседуем. О чем это мы, уважаемые?
- О деньгах, - грохнув для убедительности кружкой по столу, сказал тролль. - Я, например, могу грабить и мародерствовать, мне дозволено. Корст корешей имеет во всех палочных структурах. Вот он читать умеет. А ты, скандалист, что делать умеешь? - и скверный на вид коготь, помещенный почему-то на ребре ладони, сбоку от немалых размеров кулака, сложенного из четырех бурых бугристых пальцев, повис на расстоянии нескольких сантиметров от носа полковника.
- Я? Воевать.
Воцарилось молчание. Тролль и гоблин некоторое время изучали всех остальных, главным образом Сергея Ивановича, потом переглянулись и хором спросили:
- Ты? Воевать?
- Я. Воевать. Я кадровый военный.
- Пожалуй, мы сможем извлечь некоторую материальную пользу, потчуя этой шуткой ротозеев на ярмарке в Логе. Она как раз на той неделе открывается, - предположил Корст, косясь на полковника - то ли припоминал стычку на стройке, то ли полагал, что тот хочет что-то добавить.
- Извини, - пробулькал из глубин опустошаемой пивной кружки Рольф. - Но на военного ты похож, как... как... ну, я не знаю таких степеней сравнения. Кстати, вы-то двое наши имена знаете, а мы ваши - нет.
- Сергей Иванович Щитников, - сухо представился начальник цикла. - Ого! - восхитился тролль. - Аж в три присеста имя! Мне бы такое!
- А я - Егор Вадимович Ульянов.
- Тоже неплохо. Ну, давайте за знакомство, - поднял кружищу гоблин. - А потом - о деле.
Выпили. Закусили.
- Остается все же вопрос, что делать вот с ним, - гоблин кивнул на Сергея Ивановича. - Какой ты сказал, ты военный?
- Кадровый!
- Это как? На алебардах, что ли?
- На постоянной основе, - вставил профессор, бросая взгляды по сторонам - не обнаружится ли еще какая деталь, какой-нибудь прокол в том, что происходит: не сидят ли они, переев грибков, в какой-нибудь пивнушке возле Витебского, а все прочее просто им причудливо кажется.
- Не ополченец, значит, - хмыкнул тролль, глядя одним глазом в кружку, а другим на трактирщика. - Чем воюешь-то?
- Артиллерия! - веско уронил Щитников, допивая.
Тишина. Ошеломленная тишина. Тролль и гоблин переглянулись и дружно полушепотом осведомились:
- А ты откуда знаешь?..
- Знаешь что?
- Про эту... - сторожкие взгляды туда и сюда. - Артиллерию...
- Как откуда? Двадцать пять лет стреляю!..
- Ну ты даешь! - восхищенно просипел тролль. - А мы только что получили...
Пинок гоблина запоздал.
- Ты что мелешь! - яростно зашипел Корст, бросая взгляды то на профессора с военным, то на посетителей.
- Что это вы там получили? - не без подозрения спросил Егор Вадимович.
- Не, ничего! - дружно и жизнерадостно отперлись местные. И вновь принялись, как дети малые, громко шептаться и пихаться, временами переходя на какую-то тарабарщину, состоящую из одних согласных.
- Это вы по-какому? - из интереса спросил профессор.
- Гигантиш, - обронил, по-прежнему подозрительно пялясь на полковника, гоблин.
- Кстати, Сергей Иванович, а почему они все говорят на одном языке?
Полковник не успел ответить, потому что по другую сторону стола прекратили совещаться и вынесли вердикт:
- Ладно, потом разберемся. Пора идти снаряжаться.
И пошли. Идти пришлось до лавки, на дверях которой были вразумляюще нарисованы котелок и каркас какого-то строения. Тролль первым открыл дверь, предупредив остальных:
- Переговоры вести буду я.
Корст подтвердил остальным:
- Он умеет.
Рольф отворил дверь, просунул голову внутрь и с порога обратился к хозяину:
- Эй ты, хочешь себе вывеску за недорого?
- Хочу, конечно, - отвечали оттуда. - А сколько возьмешь?
- Все.
- Мне нравится ваше настроение, - изрек невидимый пока хозяин. - Поторгуемся. Кто писать-то будет?
- Вот он, - и тролль, сграбастав когтистой пятерней профессорское предплечье, предъявил Егора Вадимовича хозяину лавки.
- Сойдет, - порешили из-за прилавка в темных глубинах лавки. - Вас там таких много?
- Много.
- Все равно заходите все. Прохладно нынче малость. Что-то Эйдлег нынче подкачал.
Вошли. Обстучали ноги от снега. Лавка была просторная, по стенам висели всевозможные надобные в путешествии предметы. Все стали разглядывать их и переговариваться, а тролль принялся безобразно торговаться...
Торговался он мастерски - профессор, близоруко изучая вывешенные на стене сляпанные из шкур палатки и громадные верши (на кого ж такие?), отдал должное его талантам.
- Что ж, поторгуемся! - и Арне Магдуф довольно потер руки, будто мысль о торговле восхищала его.
- Да уж конечно поторгуемся! - отвечал Рольф. - Думается, было бы несправедливо дать за столь великолепную вывеску, какая будет, менее...
- Двух медяков! Самая справедливая цена!
- Что? Побойся брина, собачий сын, ты меня что, хочешь без штанов оставить, а моих детей без обеда? После такого злодейства было бы грешно - просто преступно - потребовать менее шестидесяти медяков.
- Я? Без обеда? Да зачем же? Просто если я дам свыше трех медяков, то голодать придется моим детям!
- Ха! Твои детишки - я слышал - все в тебя, стало быть толстые, как твоя же кубышка, и уж им точно не сделается худо, если ты дашь мне справедливую цену в пятьдесят медяшек.
- Что я слышу?! Пятьдесят медяшек за скверную вывеску?! Благочиннейший, сколько ты дал бы за бельмо на глазу? Неужто более справедливых четырех полновесных медных монет, о которых еще мудрецы древности говорили "серебро - зло, медь - благо?"
- Справедливых? Четырех?? Да ты шутишь, видать! Полновесных? Поленовесных - ты хотел сказать! Да пусть меня похоронят в подзаборной канаве, если я после такого попрошу менее сорока пяти монет!
- Нет, ну это просто переходит всякие границы! Вон отсюда!!! Десять медяков.
- А и пойду! И пойду ведь! И еще попрошу намалевать на твоем доме срамное слово! И за это ты заплатишь чем-то куда более, я б сказал - несоизмеримо большим, чем совершенно ничтожная сумма в сорок монеток.
- О горе мне! Я попал к вымогателям. Точно! Вы меня что, разыгрываете? Вы что, банда комедиантов? Здесь вам не балаган на ярмарке в Логе! Вам тут не ухмыльнется выбитыми зубами ваша лицедейская - и лицемерная - удача! Вы не сможете, жалкие мошенники, выбить из меня свыше пятнадцати - ну ладно, ладно, семнадцати - монет! Всяческие мне прохвосты попадались, но такие безыскусные и наглые - впервые!!
- Что это? Неужто вода Последнего Часа бьет через край? Или уже били в барабан, вызывая угогов на Распоследний Ужин? Что, Суммиаал уже втыкает факел в землю и машет заговоренным платком, чтоб горело лучшей? Что не земле деется? Грабят - и как - нагло! Когда - днем - днем грабят! Тридцать пять - последнее слово. Все слышали? Не сойти с этого места, коли я отступлю от своих слов!
- Либо ты, бесчестный мошенник и обирала, согласишься на справедливую цену в двадцать три славно звучащие, твердые монеты, либо и вправду придется тебе исполнить свое обещание. Я, конечно, не терплю всяких пакостей в торговом зале, но уж потерплю... Еще и выгоду наживу - буду объяснять особо тупым гостям, как невыгодна скаредность!
- О, да! Ты можешь объяснять это со знанием предмета, ты сам - первейший скареда в подлунном мире! О, знал бы я, когда рождался на свет, что живут и такие кровососы и душегубы!! Не стал бы и рождаться. Двадцать семь и три четверти сто.
- Вы мастер своего дела, господин Вальгрен. Комплект снаряжения и три медяка, - сказал вдруг хозяин с уважением.
- Идет, - подтвердил Рольф, сбавляя тон и несколько раз потрясая угрожающе неразлучной своей дубиной. Хозяин кивнул и немедля выволок целый комплект всякого добра, которое и выволок в зал из подсобных помещений. Было там что-то острое и угловатое, крючья и большие тюки.
- Вы разбирайте, а ты иди и пиши, - подытожил тролль, призывая профессора следовать за хозяином.
Профессор послушно проследовал. В крохотной каморке хозяин, мелкий господин в зеленом сюртуке и шляпе, достал из этой самой шляпы письменные принадлежности и сказал:
- Я буду диктовать, а ты пиши. А потом я позову малевателей и они мне перерисуют на вывеску...
Привередливый владелец магазина, которого в вывеске именовали “досточтимый и многоуважаемый, известный своей честностью и добропорядочностью Арне Магдуф”, полагал сделку чрезвычайно выгодной – “в нашей дыре я один буду с вывеской”. Тролль уже понавешал барахла на себя и остальных, а то, что осталось, жестом предложил навьючивать на себя Егору Вадимовичу. Поверх пальто одели профессору нечто дубленое и с дырками для рук и головы, с огромными карманами и сумками, в которые уже что-то положили, и откуда Рольф достал какую-то мазь, пущенную на маскировку повреждений Егора Вадимовича и Сергея Ивановича. Егор Вадимович сперва возжелал зеркала, потом передумал, полагая, что выглядит достаточно скверно, и для проверки исподтишка глянул на полковника, снарядившегося в отдаленно похожий на пончо наряд в крупную красную и черную клетку, закрывавший его с ног до головы. Долго, однако, профессор не смог размышлять на эту тему - ему дали в руки невеликий тючок, а Рольф толстыми пальцами с трудом привязал к ноге небольшую сумочку.
- Колдовать будем - пригодится, - веско пояснил он при том.
- Господа! - подал голос многоуважаемый и досточтимый господин Арне Магдуф. - Господа, давайте ознаменуем начало вашего пути, как должно.
Явилась тут как тут полезная непустая посудина и необходимое количество кубков, было разлито и выпито и пошли в путь. Заодно полковник пополнил свою замечательную фляжку.
Остаток дня провели в дороге, путь держали в южную сторону, и гости получили возможность осмыслить произошедшее и происходящее. Закаленный полковник, похоже, совсем забыл былые трения с Корстом и как ни в чем ни бывало шагал с ним бок о бок, как подметил пыхтевший в числе последних ученый. Но это, надо полагать, армейская закалка сказывается. Это же подтвердил и сам Сергей Иванович, когда завкафедрой его об том спросил:
- Разные люди бывают. Нельзя ни на ком крест ставить, а что он нас бил - так мы были в своем праве, а он - в своем. У нас в пикетах больнее бьют - что ж, обижаться что ли?
Вот так-то.
Странствие, однако, не вызывало у профессора каких-либо теплых чувств. Он чуял некую загадку, а слышанное и виденное подбавляло хвороста в костер его большого желания разобраться поподробнее в этом сумасшедшем мире. На первом же привале он попытался обобщить все, что его взволновало, и подбить некий итог. Итак, мы попали, Егор Вадимович, в некую реальность, в значительной степени отличную от нашей, но имеющую аналоги - если, разумеется, все это не сон и не злокачественная галлюцинация - в нашем мире. В этой реальности, кроме всего прочего, есть некие признаки, позволяющие считать некоторые реалии этого мира коррелирующими с нашим родным. Опять же, если все это не сон. Во -первых, Ижорин, который, судя по всему, недалеко. Во-вторых, значок, виденный в трактире. И еще что -то...
Егор Вадимович Ульянов - чего уж там - не чуждался чтения фантастики и достаточно основательно был знаком с концепцией параллельных миров. Кто его знает, думал профессор, вдруг все эти рассказы и вещи покрупнее - вовсе никакая не фантастика? Кто его знает, может быть, мы провалились через какой-то колодец меж мирами, который открыли и эксплуатируют эти самые пресловутые антипозитивисты. В таком случае, нет ли возможности побывать на месте, где мы натолкнулись на тролля - быть может, если все это не гипотеза, проход работает постоянно? Правда, все равно понять действие этого тоннеля или в чем его суть все равно без тщательного исследования и близкого знакомства не понять - возможно, что и вообще не понять, хоть годами бейся. Сколько времени ни посвяти поискам говорящих гномов в приемнике, вряд ли преуспеешь...
На следующем переходе профессор добрался до товарища по странствиям и вполголоса изложил свои мысли.
- Не-а, - откликнулся впереди тролль хорошо слышащий. - Гномы и так говорят. Ого-го, как говорят! Послушаешь порой - так уши завянут! И вообще - не выгорит вам. Уж коли ты на Алтарь послан, то к нему и придешь.
- Как так? - хором спросили Егор Вадимович и Сергей Иванович.
- А очень просто, - вступил в разговор гоблин. - Тот, кто идет к Алтарю, не может идти куда-то еще.
- А далеко этот алтарь? - осторожно осведомился завкафедрой.
- Как бы это сказать... - затруднился Корст. - Вообще-то порядочно, недели две-три будет. Но мы же не просто так идем, а по делу, а потому алтарь сам определит для нас дорогу. Ясно?
- Нет.
- Да откуда вы такие сыскались - ничего не знаете? Каждый непреобразованный должен идти к нему рано или поздно, и лучше первое, нежели последнее. И Алтарь, когда к нему идут, определяет путь идущего сам. Бывало так, что пойдет кто-нибудь в дорогу, два шага шагнет – и вот он, алтарь-то. А бывает и по-другому. Один вот пятнадцать лет до него добирался... Но обычно идут где-то недели две или около того. Я, например, шел тут с одним неделю, но за это время такого натерпелся! И в Злодейное Поле меня заносило, и в Волховрушь, и в Черепа... Ух!
- А что этот самый Алтарь делает? Что это такое?
- Я его вообще в глаза не видел, - честно сказал тролль. - Я человечка сдал у входа дежурному и отвалил. Не знаю я, что там было с ним. Был он, помню, с виду вроде вас двоих, охломонов, а как он теперь выглядит - без понятия... Говорят, вскрывает истинную сущность пришедшего... Во всяком случае, так говорил мне один мужичок из знатоков - я его раз пивом опоил до потери пульса, он мне и сказал - мол, там открывается то, что заложено в каждом.
"Ну это, скорее всего, сила самовнушения", - вспомнил профессор читанную некогда статью по этнографии, где в качестве примера приводился один абориген, полагавший смертельно опасным наступить на след вождя - он по ошибке наступил и тут же помер...
- А вас, почтенный Рольф, чего на Алтарь не послали? Или вы такой уже оттуда?
- Да мне и не положено. Чего не положено - понятия не имею. Вон Корст тоже туда не ходил.
“Хм, хм... А как это связано со Стражей Чистоты, которая прикапывается к тем, кто выглядит не так? И вообще, как они это самое “не так” определяют? Тут столько всякой публики бродит”... – помыслил полковник.
- Ну хорошо, а можно до того, как пойти на Алтарь, сходить в одно место - туда, где мы с вами, уважаемый Вальгрен, встретились? - продолжал гнуть свое профессор.
- Боюсь, что не придется вам, - ответил за тролля Корст. – Раз уж послали нас всех, если вы туда и попадете, так только ежели Алтарь захочет.
- Он что же, все действия регламентирует? - спросил полковник.
- Ага.
- А коли я, положим, сию секунду вон на тот холм пойду и далее?
- Попробуй, - благодушно согласились Корст и Рольф.
- А и попробую, - взыграла в военном азартная жилка. Он встал, собрал вещи и тронулся. Профессор нерешительно мялся на месте, глядя то туда то сюда, но когда Сергей Иванович остановился метрах в ста и глянул в его сторону, пробормотал извинения и попыхтел по ломкому снегу следом.
- Я с вами... с вами, Сергей... Иванович.
Щитников дал ему сократить расстояние, но стоять на месте было невтерпеж - и он нарочито медленно тронулся вперед, внимательно глядя под ноги - нет ли промоин. Потом поднял глаза. Оторопело оглянулся назад - профессор торопливо и комично нагонял, не глядя по сторонам - а зря, ибо было на что посмотреть. Потому как оставшиеся строго за спиной Рольф и Корст оказались внезапно прямо по курсу и, довольно скалясь, внимательно наблюдали за продвижением путников. Ну нет, я себя дурачить не дам!
Щитников развернулся по-военному, на месте, и, строго глядя по сторонам, зашагал обратно. Профессор, пыхтя, настиг его и по инерции пробежал мимо:
- Куда же вы... - заметил впереди стоянку и растерянно замер, хлопая глазами. “Давно уже я не ощущал себя так глупо, - подумалось профессору, - с самых, пожалуй, тех пор, как пришлось в 93м объяснять студентам”..., глядя на то, как военный нарочито уверенным шагом удаляется, а потом, забирая понемногу все правее и правее, ложится на возвратный курс. “А может, я вообще сплю или у меня этот - как его молодежь называет - глюк? Мало ли там - грибов объелся на фуршете? Может, это все настоящее, только замаскированное тролль этот и гоблин - обычные бухарики, а попали мы перед этим в банальный пикет? Но тогда”...
Полковник зорко следил за пейзажем, но почувствовал себя как вошь в центральной части казиношной рулетки, когда в поле зрения плавно, потихоньку-полегоньку, вплыли все те же персоны. Он остановился, и, временно признав свое поражение, сказал вслух сам себе:
- Ну что ж, значит, так оно и есть.
“Придется потерпеть, стиснуть зубы. Ничего, Катя справится, не впервой. Дети ей тоже помогут. А я уж постараюсь отсюда поскорее выбраться”. Такие же мысли, судя по виду, одолевали и Егора Вадимовича.
- Ничего, Егор, все будет хорошо. Уж не знаю - как, но хорошо, - ободряюще сказал полковник, хлопая товарища по несчастью по спине.
И, смирившись, но не сдавшись, пошагали они вдаль прежней дорожкой, стараясь по периодически являвшемуся сквозь хмурые тучи заспанному солнышку держать курс на юго-восток.
Уже ближе к вечеру слегка запуржило, и люди начали беспокоиться, но полковник вовремя припомнил о свойствах тролля. И вправду – когда окончательно стемнело, тролль отыскал площадку с подветренного склона какого-то холмика, сгрузил палатку, пошептался сам с собой, вскинул руки и так встал. Некоторое время ничего не происходило, а потом по его телу и одежде потекло что-то серое и пенное и враз затвердело – и вот она, статуя.
Но внимание людей уже привлек запаленный Корстом сверток, который гоблин надел на раздвижной шесток и воткнул в снег.
Полковник сразу признал в штуковине обычнейший взрывпакет, только затруднился с определением марки - и тут-то она и бабахнула...
Людям в лицо брызнул грязный снег, какие-то ошметья, и пока они протирали глаза и отходили от неожиданности, Корст довольно побурчал и как ни в чем не бывало предложил ложиться спать.
- Почтеннейший, нельзя же так шутить, вы же не дите малое, в конце концов, - сердито молвил Егор Вадимович, отряхиваясь.
- Путь к Алтарю, - подняв палец к небесам, отвечал почти невидимый гоблин, - бывает раз в жизни, и это для многих - самая счастливая пора. Пока ты еще не знаешь, кем станешь и ни за что не ответчик. Да-с, господа, самая счастливая. А я всегда любил хлопушки, фейерверки и сюрпризы, пока маленький был.
Сказал - и в палатку. Люди, переглянувшись, последовали за ним. Внутри оказалось терпимо, а когда Корст зажег какой-то светляк и, немного поколдовав со склянками и свертками, предъявил плотный ужин, стало и вовсе здорово. Раскатали спальные мешки, пожелали друг другу - кто чего (гоблин - тот сказал: “бескошмарной ночи”) и улеглись спать.
Утром полковник проснулся ни свет ни заря, и лежал себе тихо, думал. Вернее сказать - делал вид, что думал, потому как в голову ничего путного не шло. И тут неслышно выполз из своего мешка Корст, помассировал опухшую физиономию, пошевелил челюстью и, потянувшись, полез наружу. Потом что-то зашипело и вслед за тем внутри палатки со свистом и воем разорвался какой-то метательный снаряд...
...Гоблина Сергей Иванович настиг почти сразу - сотворив злую шутку, тот, видеть, не ожидал быстрой расплаты, стоял в двух шагах от входа и хохотал. Тут-то военный отвел душу, распотешил родную. Искупал в снегу шутника, потом покормил этим же снегом, потом превратил в сугроб, потом вывалял, как детишки комья для снеговика делают, а уж потом спросил как смог грозно:
- Ну что, будешь еще?
- Ага! - радостно подтвердил владелец двух домов и закадычный приятель всех стражников. - Давай еще? Ты ложись, я подкину, а ты потом выбегай. Только не как сейчас, дай отойти-то. Потом еще кореш твой проспится, третьим будет...
С нечленораздельным воплем Сергей Иванович опять окунул шутника в свежий нетронутый снежок и держал там, пока не надоело...
Кореш, между тем, пребывал в наисквернейшем расположении духа. Ему лет этак пятнадцать-двадцать пять не доводилось ночевать в палатке, и потому бока его ныли, выли и жаловались. Даже не хотелось идти принимать участие в побитии гоблина. Мир был тесен, мрачен, неприветлив, заполнен вороньем и голыми деревьями. Все было плохо и гнусно. Все было гнусно и плохо, и тут мешок не поехал незнамо куда, а потом, когда профессор начал брыкаться, не раздались придушенные взрывы хохота. Егор Вадимович поднялся на локте и хотел было произнести гневную тираду, но онемел. В ногах его сидели и, хохоча, подталкивали друг дружку локтями, начальник четвертого цикла на факультете военного обучения Сергей Щитников и низенький гоблин Корст Грим, имеющий крупные знакомства во всех палочных структурах. Ну что тут скажешь?.. Ничего. То-то и оно. “Чем я тут занимаюсь? - думал профессор. – Трое суток меня дома нет или около того, и никаких показаний, что я быстро отсюда выберусь. О-ох, оказалось бы это все сном!”
- Вставай, брюхоног, - просунул головищу вовнутрь Рольф. – Пора трогаться, путь неблизкий.
И двинулись.
Шли, как вчера, каким-то заснеженным бездорожьем, потом, ближе к полудню, выбрели на некое подобие дороги, соединявшей северо-запад с юго-востоком. Выбрели, обстучали от снега сапоги и пошли налево. Не разговаривали - не хотелось, и так тяжело, а потом и совсем расхотелось, ибо пошел снег - густой и мокрый. Дорога к тому времени утомилась блуждать и закладывать петли между здешних бугров и взгорбков и надумала спуститься в лог, густо заросший елками и прочими палками. Ничего, кроме этих самых палок, и не было видно за снегом. “Все время здесь снег и ни зги не видать!” - обозлился полковник, и вопросил, досадуя, у аборигенов:
- Да что это у вас все снег-то?
- Зима, - ответил веско тролль, предварительно пожав плечами и для важности подняв палец к небу.
- Я понимаю, что зима, но зачем же так густо-то?
- Потому как, - продемонстрировал Рольф свое нежелание беседовать на эту тему.
- Чтоб не видать ничего, - проявился из вьюги полузаметенный Корст столь же кратко. И вопрос пока повис в воздухе.

4.
Уже смеркалось, и профессор с неудовольствием размышлял о ночевке в поле, когда впереди как-то сразу показался стоящий на обочине приветливо сияющий окнами двухэтажный постоялый двор под названием “Вполне живая собака”, как утверждала прибитая к сосне табличка. На табличке, впрочем, явственно просвечивала надпись “Дохлая собака”. Ниже помещалась съемная табличка с крупной надписью “чедень”. Изнутри заведения, перекрывая шум метели, донесся мощный хор нетрезвых голосов, а потом кто-то, хлопнув дверью, вывалился наружу и стал подъедать снежок с ближайшего сугробчика. Подошли вплотную, и Корст, приглядевшись, по-видимому, к поедателю сугроба, воскликнул: - Ну почему ты, Гийс, всегда такая пьяная сволочь? - Хы-гы-гы-ы, - отвечал в промежутках между икотой сей самый Гийс, плутовато бегая пьяными глазами туда и сюда. - Ладно, рыгай себе, - позволил покровительственно Корст и первым вошел вовнутрь.
Внутри пели и пили. Народу было много, а места намного меньше. Помещение было плотно уставлено столами и лавками, яблоку негде было упасть, а кое-кто обосновался в дальнем углу на полу близ яростно полыхающего камина, некоторые же угнездились на трехпролетной лестнице, и на балконе второго этажа, куда оная вела. У профессора аж в глазах зарябило от такого количества разных видов существ. Там кто-то полос кал щупальцами в воздухе, здесь гордо качался на шишковатой голове пышный султан перьев, а в дальнем углу копошилось что-то большое и бурое. Гости нестройно что-то пели, точнее, тянули мотив без слов, стуча чем попало по столам, хлопая и топая в полном восторге. Некоторое количество народа лихо отплясывало на столах, несколько субьектов прыгали в экстазе на скамейках, выделывая коленца, кто-то кружился в самозабвенных пируэтах на небольшом очищенном от столов пространстве у дальней стены. По соседству на небольшом помосте в поте лица трудился оркестр, наряженный в какие -то нарядные лохмотья - может, национальные одежды, а может, профессиональную форму, наяривая на гибридах мандолины и гитары, дуя в дудки, лупя в бубны, а один барабанил не только по барабанам, но и по собственной голове.
Внезапно оркестр перестал играть, резко прекратились буйства и веселье, все чинно расеялись по залу, трактир несколько обиженно загудел. Оркестранты еще покидали сцену, когда на нее вылез малый в костюме, явно с “пертензией” на средневековость, но с совершенно непотребными разрезами по всему корпусу, и громко объявил, что начинает традиционный Час Нового Искусства. Профессор глянул на часы – было восемь вечера. В качестве первого отклика в стену рядом с головой вещателя ударилась обглоданная кость. Кто-то засвистел.
На помост вышел мужичок с небольшой конструкцией из палочек в левой руке и запел. Пел он посредственно. Скверно пел, одним словом. Лучше бы совсем не пел.
- Кончай чепуху молоть! - орали в зале. - Не пищи, пой!
Летели помидоры (что странно, потому как не сезон) и всякая гадость.
Меж тем перед пришедшими возник, заслонив от взгляда гостей мужичка с торчащими изо рта клыками, пожиравшего нечто вроде кукурузы, серый человечек с пень ростом, и представился:
- Я - хозяин трактира, домовой Путало. Что вам угодно?
- Нам угодно комнату на четверых - на два-три дня, пива и ужин, - деловито поставил условия Рольф.
- Платить вперед будете, или потом?
- Конечно, потом. Что за дурацкие вопросы!
И домовой кликнул кого-то и пропал, а на смену ему чуть что не прямо из стены повылазили небольших размеров господа, будто сделанные из бумаги, причем не простой, а с дырками. Они вмиг окружили путешественников, вереща, прибрали багаж и повели сквозь царящий в трактире бардак к лестнице. По дороге полковника нечаянно облили пивом, и чуть не вышла драка. Впрочем, криминогенная обстановка в трактире и так резко накалилась, ибо третий по счету представитель нового искусства надумал кидаться в собравшихся жидким калом, крича, что приобщает их к мировому пониманию существования. В зале возникло два очага напряженности, ибо там еще не закончили валтузить второго выступавшего, прочитавшего стихотворение всего в пять строчек, состоявшее на четыре пятых из брани, а оставшаяся строка гласила: “И это все про вас”. Первый выступавший уже получил свое.
- Прах бы побрал эти новомодные затеи! - рычал кто-то под лестницей. - Был трактир, как трактир, нет надо по вечерам вместо музыки голую задницу показывать и передницу тоже!..
- Вот-вот! - подтверждали по соседству. - Вот и выходит, что и пойти-то вечером некуда будет - совсем нас выживут эти пожиратели помоев.
С лестницы пришлось долго сгонять разных пьяных обалдуев самого разнообразного вида, но в конце концов это удалось, они все потеснились и путешественников провели сперва на балкон, а потом глухими коридорами куда-то вглубь здания, в темные закоулки, где тьму рассеивало только сияние светоча, зажженного кем-то из слуг. Перед гостями отворили дверь, оставили им две тлеющие светилки, и удалились, посулив скоро вернуться с едой.
Так оно и вышло. И скоро в узкой, но высокой (даже Рольф разместился без особого труда) комнате ели так, что за ушами трещало. Потом же Рольф и Корст предложили людям ложиться спать, потому что “вот вы за два дня без чьей-либо помощи угодили в такое количество переделок”, а они пойдут наведут кое-какие справки.
- Кроме того, - сказал Корст в ответ на вопрос полковника, а зачем тут вообще задерживаться, - нам придется здесь подзадержаться, потому что необходимо урегулировать некоторые вопросы. Я потом объясню, а пока молчать надо - иначе дело не выгорит...
Глубокой глухой ночью, когда в комнату уже только изредка доносились звуки из зала, Сергея Ивановича пробрало. Он встал, одел что попалось, и отправился на поиски вглубь здания, прихватив для верности плошку-светильник. Коридор, по которому он шел, два раз круто поворачивал, а потом вывел к ветхой лесенке на первый этаж, откуда несло характерными запахами погреба, и разделился на три рукава. Поразмыслив, военный отправился дальше по коридору, и скоро достиг еще одной развилки, где призадумался. Дверей ему давненько уж не попадалось, да и вообще местность выглядела как-то нелюдимо. И совсем уж было решил начальник цикла повернуть вспять, но справа донеслись голоса и мелькнул по стенам слабый световой блик.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что свет и звук исходят от двух странного вида господ, беседовавших на пороге полуоткрытой двери.
Один из них, товарищ в синем балахоне и шапке с кисточкой, проницательно глянул в сторону приближающегося Щитникова и изрек:
- Вам дальше и направо.
- Благодарю, - ответствовал полковник, следуя указанным курсом, и, удаляясь, услышал реплику одного из беседующих:
- Ты мне "Балтику" поставить не забудь...
... Возвращаться полковник решил той же дорогой, и спросить – не ослышался ли он. Но спросить было не у кого. Тогда-то Сергей Иванович приоткрыл дверь и, тихо ступая, вторгся в неизведанное.
Неизведанное оказалось с виду обычнейшим оптовым складом, а на двери, из которой военный появился, болталась табличка: “Ответственный за противопожарную безопасность тов. О.А.Потусторонним”. Окрыленный знакомыми вещами, полковник поспешил далее, но не преуспел, потому как из-за угла появился кто-то с ящиком, столкнулся с Сергееем Ивановичем, звучно уронил ношу, завопил благим матом и побег куда-то во тьму. Светильник Щитникова грохнулся об пол, но, по счастью, не разбился. В неверном свете, исходившем от него, показался тот же господин в синем.
- Ну и зачем ты это сделал, горе ты наше луковое? - спросил он горестно, а потом вздохнул, махнул рукавом и наступило, как по волшебству, утречко, которое застало Сергея Ивановича мирно сопящим на кровати в помещении трактира.
“Ну, блин, и сны тут, однако, снятся” - подумал он ошалело, спуская ноги на пол. “Или не сны? Пойдем-ка, Серега, проверим”... Начальник цикла надел штаны и сапоги и отправился доискиваться истины. Впрочем, поиски надолго не затянулись - в пяти метрах далее по коридору обнаружилась основательная дверь с чудовищным, судя по результатам ощупывания, засовом и таким же замком. В свете, исходившем из устья коридора метрах в сорока позади, не было видно и собственного носа, светильник погас ночью, но Щитников и наощупь почувствовал толстенный слой пыли. Делать нечего, пришлось возвращаться.
В комнате уже проснулся Корст, отупело моргавший, сидя на кровати, и сквозь зевоту сообщивший:
- Дела наши хреновы...
На это тролль, за неимением достаточно прочного лежака разместившийся на толстенном тюфяке, покрытый серым дерюжным покрывалом и оттого напоминавший какое-то здоровое морское животное - тюленя там или котика - ответил мрачно:
- Придется тут подзадержаться.
Больше не было проронено ни одного слова, пока все компаньоны не пробудились и не оделись.
- Значит, так, - постановил Рольф, цепким взглядом одаряя поочередно полковника и профессора, и взгляд его был похож на взгляд воспитателя в детском саду... - Мы с Корстом побеседовали кое с кем, и выяснилась скверная штука - оказывается, для прохода через те места, которые лежат у нас прямо на пути, требуют нынче визу герцога. Посему нам надобно либо промыслить эту самую визу, либо идти обходным путем через Лог. Мы с Корстом нынче отправимся в одно место неподалеку, наведем справки и попробуем добиться результата законным...
- Или, на худой конец, полузаконным, - вставил, ухмыляясь, Корст.
- ...Путем, - довершил тролль, подозрительно глянув на соратника. - Эти дела потребуют от нас двух-трех дней отсутствия. Это время вы проведете здесь, на жизнь денег вам хватит. Вот мешок, - и увесистый пакет перекочевал к профессору, - Постарайтесь, ради Него, ни во что не ввязываться, ни с кем не заводить драк или кровной вражды.
- Лично мне, - добавил Корст. - Совсем не по душе оставлять вас одних, зная ваши привычки и характеры, но выбора нет - с собой мы вас взять не можем... Будьте, короче, паиньками.
Рольф и Корст выступили сразу после завтрака, состоявшего из невразумительной каши наподобие перловой, куска грубого хлеба и традиционной для сих мест кружки пива. Начальник цикла после этого ушел досыпать, а Егор Вадимович остался в зале, наблюдая за публикой. Публика, в том числе и побитые намедни творцы нового в искусстве, которых легко отличить по покарябанным рожам и болезненному оханью, понемногу выбиралась из-под столов и прибывала откуда-то из недр первого этажа, рассаживалась с оханием и кряхтением по лавкам, и интенсивно лечилась. Некоторые, впрочем, торопились поесть и тут же уходили по своим делам. Профессор как раз решил посмотреть, куда это они, но тут за его стол подсел угрюмый всклокоченный господин с козлиной бородкой, и принялся завтракать. Не сразу завкафедрой вспомнил его - это был тот самый товарищ, который вчера снег ел, и которого Корст назвал Гийсом.
“Этот случай нельзя упускать!” - почему-то подумалось профессору, и, дабы обдумать такую мысль, он отправился наружу, воздухом подышать. Прямо от крыльца в снегу начиналась натоптанная дорожка, ведшая куда-то за угол. Какой-то гражданин, с ног до головы замотанный в черную клочковатую ткань, как раз поспешил по ней в снежные дали. Уже совсем было надумал Егор Вадимович тронуться посмотреть, что да как, но мощный порыв ветра щедро посыпал его снежком с ветвей соседнего дерева и профессор счел за благо удалиться, благо был не совсем экипирован для вояжей в такую погоду. Гийс был на месте - что-то мурлыкал, периодически с хлюпаньем наведываясь в кружку.
Профессор как раз придумал метод для знакомства - подойти и спросить, не вы ли случайно Гийс, знакомый Корста Грима? - но его до глубины души поразила строка, которую тот напел между очередными визитами в кружку. “Слева Тролль был Пешеход, примостившись справа...” - явственно услышал Егор Вадимович.
- Прошу прощения, уважаемый, - сказал он неожиданно для себя, - но как так вышло, что он и слева и справа?
- Дуализм!.. - откликнулся бойко певец, совершая набег на тарелку и подбирая коркой хлеба остатки каши. - Дуализм, знаете ли.
- Я понимаю, что дуализм и вообще структурная антропология, - не отставал профессор. - Но все же?..
- На то он и Пешеход. Понимаете ли, уважаемый, э-э...
- Егор Вадимович.
- Очень приятно - Гийс Вальдомэ, миннезингер. Так вот, Тролль Пешеход в литературной традиции здешних мест наделен способностью совершать вещи почти немыслимые. В песнях, которые его касаются, он выпивает целые погреба местных вин, перетаскивает с места на место гигантские валуны, пожирает огромные количества пищи, повергает полчища врагов, учит огров читать. Здесь все это очень гипертрофировано. В южных землях песни о нем поются в куда более умеренной тональности. Вот отсюда-то, из местных источников, и пошли потом мотивы песен о том, как он ловко объедал всех и каждого, бывал в пяти местах разом и вообще всячески развлекался. Для субъекта, который огра научит читать или, скажем, сумеет лешего заставить говорить о чем-то, кроме выпивки и баб, - а теперь таких нет, тем более, потому как лешие все поперевелись - нет ничего сверхъестественного в том, чтобы обретаться и слева и справа. Я вразумительно объясняю, милейший?
- И да и нет. Все-таки - почему и как он оказался сразу и там и там?
- Ну, смотрите, - Гийс поставил кружку между собой и профессором. - Видите одну руку? - и положил правую на стол.
- Вижу.
- А вторую?
- Тоже вижу.
- А третью?
- Где?
- Вы не видите третьей руки! - торжествующе подытожил Гийс. – А не видите вы ее, потому что мыслите узко. Не по-современому мыслите, господин Вадимович. Человек должен видеть все в комплексе. Вы не видите третьей руки, хотя я и утверждаю, что она тут есть - значит, вы не в состоянии увидеть мир глазами творца, и оттого должны считаться ретроградом. Вот оттого-то, что вы - ретроград, вам и не понять, почему Пешеход способен оказаться и слева и справа, - Гийс победоносно пристукнул кружкой таракана и поглядел на профессора.
Егор Вадимович ошарашенно помолчал, а потом бросился в контрнаступление:
- Но ведь никто, кроме вас, не видит третьей руки! Вы станете отрицать, что объективно ее не существует?
- Такова участь творца в нашем мире! - гордо ответил на это миннезингер. - Быть непонятым толпой. Когда в меня летят камни вместо роз, это означает, что мир не дорос до моего искусства и признает это. Если бы горожане сыпали комплименты, мне следовало бы, верно, удавиться, ибо я стал бы служителем толпы. Вот как! - Гийс вновь пристукнул кружкой по столу, на сей раз просто так, напел что-то веселое и стал дожидаться ответа.
“Он меня с ума сведет!” - авансом подумалось профессору.
- Но все-таки - может этот ваш Пешеход быть и там и там?
- Конечно, может. Только не хочет.
- Чего не хочет?..
- Пиво с водкой мешать, конечно. Ха-ха, шучу. Вот так-то, молодой человек. Позвольте, я вам спою свою новую свиристель “Три хари под землей на облаках?”...
Профессор вежливо отклонил это предложение, внутренне содрогнувшись. Он никогда не понимал всего этого импрессионизма, постмодерна и всяких прочих подобных вещей - на людях восхищался, а в глубине души зевал и думал, что все это - не от избытка таланта, а скорее, от его недостатка, и, в конце концов, у русского человека вызывает столь же мало чувств, как и упоминание горы Корвотумпури...
В разговор внезапно включилась темная личность в розовом балахоне с огромным количеством шнурков и пуговиц:
- Это все, милостивые государи, чушь и бред! Видал я одного такого, с кистями. Тоже муть всякую малевал на дерюжине, а после говорил, что-де, тупые вы все, и ни хрена не разумеете...
- Ну и далее?.. - поспешил профессор.
- Ну а чего далее? Дали ему разик-другой оглобелькой промеж глаз, а потом в дегте вываляли и по улице голышом пустили - чтоб, значит, дураками не обзывался. Вот веселуха-то была, уа-ха-ха!..
- Это тоже крайность, - постановил профессор.
- Э-э! - протянули оба его собеседника с одинаковой интонацией и принялись в два голоса - один вещал в правое ухо, другой - в левое - объяснять Егору Вадимовичу свои позиции по этому вопросу.
- Почтенные! - воскликнул он через небольшой промежуток времени. - А отчего бы вам не выяснить отношения напрямую?
- Так он же смерд! Так он же дурак! - ответили хором спорщики, - Нет, господа, нельзя городить такой огород и нельзя за это бить оглоблей в лоб - это некультурно, - вынес решительное суждение завкафедрой, у которого слегка загудело в голове. Он собрался было встать, но собеседники-спорщики силком усадили его за стол и приготовились говорить далее.
- Вы лучше вот чего скажите, - попытался вывернуться профессор, - Далеко ли до Алтаря?
- Основательно.
- А как надобно идти, чтобы туда попасть?
- Ежели ты - заслуженный колдун герцогства или имеешь справку какую-нибудь подходящую, то путь тебе прямой и торный - вот сейчас из кабака выйдешь, повороти влево и иди себе все прямо да прямо, через Кривое Дерево, мимо Рынь-озера, а как жальник короля Вилковида увидишь, бери правее - вот тебе будет граница со старгородцами. И оттуда все прямо, прямо на солнышко, и через денек будешь уже в Неблагом, а оно ведь в Торкарде. Ну а из Торкарда рукой подать до Алтаря. Есть у тебя справка-то?..
- Нет. Пока нет.
- Ну так купи! - порекомендовал тот, что с пуговицами.
- Это ты зря, - сказал то ли на то, то ли на другое миннезингер.
- Потому как Старгород нынче с князем-протектором Черепов воюет. Там сейчас любого без справки оп-ля - и на коне прокатят, который с загогулиной наверху. Оттого приличные люди вроде меня кто сидит тут да около, дожидаясь оказии или мира, а кто спешит - те через Плески прут и дальше на восток по берегу Солень-озера выбредают в тот же Торквард...
- А что, много народу туда-сюда ходит?
- Когда как. Нынче ярмарка в Логе будет, значит, отовсюду народ придет. Кроме того, сезон охоты за драконами открылся, значит, со стороны Плесков к нам всякие любители этого дела привалят. Шахты, опять же, и промыслы разные по случаю холодов позакрывались – публика с них кто куда идет. Ну и всякие перекати-поле вроде меня - песельники, гудошники...
- Миннезингеры и прочие прохвосты, - подхватил товарищ в розовом. Крепко запахло доброй дракой.
- А что за сезон, вы сказали? - ухватился за тему профессор, мня избежать рукобития, казавшегося неминуемым.
- На драконов охотиться, - сказал ворчливо розовый.
- Точнее, на одного-единственного дракона, - уточнил Гийс.
- Потому как других в наших краях и нету.
- И даже не столько охотиться, сколько, так сказать, с ознакомительными целями - поглазеть, а потом сказать в родной яме, что-де сам дракона видал.
- Накладно это больно - на эдаких охотиться, - пояснил розовый господин. - И для здоровья не очень полезно, опять же. Здоровья не купишь, времена не те. Выздоравливалки нынче все стоят и разваливаются...
- И сколько же стоит подобное удовольствие? - поинтересовался ради проформы профессор.
- На охоту с тебя, кажись, пятьсот золотых, плюс лицензия, а за поглазеть - четыре серебряшки.
- А кто этим, так сказать, заведует? - разобрало ученого любопытство. Дракон все ж таки.
- А кто хочет, тот и заведует. Но обычно все экскурсии здесь же в трактире и собираются. Кто со стороны Плескова идет, здесь заходит, а с востока от Портков идут. Да ты трактирщика спроси, он тебе все путно объяснит...
- Благодарствую, господа, - сказал Егор Вадимович, элегантно ускользая со скамьи. "Боже мой, какие, однако, тут до отвращения знакомые нравы". Профессор давненько уже не позволял себе посещать питейных заведений и других подобных мест, но знал твердо от студентов и аспирантов, что со времен его юности там ничего не изменилось, и вполне можно было услышать, скажем, такую фразу: "Антропоцентризм есть центральный сегмент философии неокантианства, как писал Сократ... Бери, Петя, к портвейну вон ту пикшу вчерашнюю за рупь сорок, она хорошо, с...а, идет... Хотя, в конечном счете, все определяется хромосомами и полимеризацией аминокислот...". В юные годы Егор Вадимович сам участвовал в до отвращения похожих спорах, представлявшихся тогда чрезвычайно важными. Пожалуй, пришло на ум господину Ульянову, если прикрыть глаза, и сделать поправку на всех этих драконов и прочую околесицу, выйдет вполне обычный разговорчик в каком-нибудь разливоне между "Василеостровской" и Университетом.
Хозяин, взгромоздившись на кособокий табурет (иначе до стойки не достанет) протирал кружки не слишком-то чистой тряпицей, на которую периодически поплевывал, и пребывал, по всему видать, в не очень хорошем настроении.
- Прошу прощения, господин Путало, - учтиво начал профессор, - Но мне предложили уточнить у вас такую вещь, как экскурсия к драконам.
- Ну, есть у нас такое, - пробурчал Путало.
- Я хотел бы узнать в подробностях.
- Все хотят. Всем не нарассказываешь. Вас таких по дюжине в день приваливает, а я один, - попенял домовой.
- А вы объявление повесьте.
- Повесить... Я бы повесил, а кто ж его мне напишет?..
На счастье, профессор вспомнил многуважаемого (и досточтимого) господина Арне Магдуфа и воскликнул, воздав мысленно хвалу родному общему и бесплатному среднему образованию:
- А я и могу!
- Точно? - подозрительно осведомился домовой, впиваясь мутным взором в профессорский лик, и отставив по случаю серьезности дела свои кружки.
- А как же!
- М-м, а чего же вы, почтенный, алкаете?
- Всего.
- Мне нравится ваше настроение. Поторгуемся.
- Поторгуемся. Мне представляется разумным цена в э-э... десять медяков.
Ошеломленное молчание. Путало сверлил професора взором, и тот, поразмыслив, поспешно сказал:
- Хорошо, семь.
Путало просто изумился, но сказал:
- Ладно, семь. Собственно, я собирался предложить двадцать...
Ладно уж, сошлись на одиннадцати.
Профессор приступил к делу, не отходя от стойки, и как раз вскоре подошел к ней высокого роста господин с кабаньей мордой и костяными шпорами на руках, и негромко поинтересовался, сколько стоит охотничий тур. Домовой как-то очень недружелюбно глянул и процедил, что вот сейчас объявление нарисуют - и сразу ясно станет. Профессору, кстати, этот товарищ тоже не понравился - как-то от него пахло нехорошо.
После трудов Егора Вадимовича один из углов трактира украсился надписью следующего содержания: “Досточтимые господа Путало и Трэсерде организуют на базе трактира “Вполне живая собака” ознакомительные экскурсии и охотничьи экспедиции к логову Единственного Герцогского Дракона Бисплоза Могучего. Стоимость охотничьего вояжа – восемьсот золотых монет, считая оформление лицензии; стоимость экскурсии – семь серебряных монет, экскурсия включает осмотр причиненных драконом разрушений, наблюдение с безопасного расстояния за логовом монстра и (за отдельную плату) - песочный час в долине, где дракон проводит утренний моцион. СПЕШИТЕ! НЕСЛЫХАННАЯ ДЕШЕВИЗНА! Заявки принимаются под этой вывеской”.
Под надписью немедленно нарисовалось сразу три господина неплохой сохранности. К ним тут же подошел из дальнего угла господин Трэсерде, древоподобный субъект с волочащимся по земле шипастым хвостом, и завел приятственную беседу.
- Эх, - сказал профессор, получая денежку. - Дороговаты у вас экскурсии!
И пошел себе в угол. Сел, пива выпил, и пришла ему светлая мысль, от которой светоч отечественной исторической науки проворно помчался к себе в комнату за пальто. В комнате полудремал полковник, который лениво осведомился:
- Куда это вы, Егор Вадимович?
- На дракона смотреть! - поведал ему, слегка задыхаясь, завкафедрой, выбегая в коридор.
- Чего-о?.. - послышался из комнаты совершенно сумасшедший голос военного. - Стой, дурак, Рольф с меня голову снимет!!
Но профессор ничего не слышал, он спешил к выходу, и поспел вовремя - господин Трэсерде уже стоял в дверях, а четверо (уже четверо!) клиентов толпилось около.
Выйдя из “Вполне живой собаки”, экскурсанты тронулись на восток, и Егор Вадимович, как сумел тайно, последовал за ними, горя нетерпением. Впоследствии он сам не понимал, как это его, солидного человека, лауреата и дипломанта, угораздило ввязаться в этакую безумную затею.
Путь их пролегал сперва по нахоженной дороге, потом по натоптанной тропинке, потом по еле заметной тропке, а впоследствии – просто по насту. Мало-помалу местность становилоась все менее обжитой, а по истечении примерно часа ходу клиенты Трэсерде остановились у горелой халупы в два этажа, и древообразный господин, стуча хвостом по прилучившемуся бревну, что-то им энергично объяснял. Профессор прятался в подлеске, изнывая от нетерпения и любопытства. Потом экскурсия тронулась далее и вскоре Егор Вадимович ощутил нечто. Будто подошел к станции метро - некое теплое равномерное дуновение...
Экскурсанты остановились на каком-то гребеньке, близ каменюги самого зловещего вида, и стали интенсивно созерцать скрытые от профессора дали. Потом господин Трэсерде и тот самый кабаноголовый отошли в сторону, подойдя вплотную к профессорскому укрытию, и услышал Егор Вадимович небезынтересный разговор.
- Так уж заведено, что обыкновенно, - говорил дресвяный Трэсерде, - мы придерживаемся стандартных правил охоты на дракона - соискатель просто приводится к краю владений чудища, на месте оплачивает услуги проводника и отправляется на встречу, так сказать, судьбе. Ваш случай особый.
- Господин Эльтимарэ так мне и сказал, - прогундосил кабаноголовый. - Мой кошелек, однако, достаточно толст. Вашу цену, сударь.
- Дело щекотливое, - протянул Трэсерде, мечтательно глядя на пустошь и ероша ветви елки. - Пожалуйста, говорите потише, в этом лесу могут быть гварны. Вы должны понимать, каких прибылей мы лишаемся. Эксплуатация дракона приносит казне полных семь мешков денег в год, вы понимаете.
- Понимаю, - был ответ. - Я все понимаю. Вашу цену.
- Девятьсот тысяч дукатов, - выпалил собеседник, пристально глядя на кабаноголового. - Третью часть вперед, третью - перед началом, остальное - после.
- Если вы предоставляете мне гарантии и все такое, - ответил любитель драконьей охоты, - То я не вижу никаких поводов для дискуссии.
- Гарантии будут. Все будет. Время терпит?
- Не вполне. Чем быстрее, тем лучше. Мне нужно возвращаться, дела неотложные. Ну так - где, когда, как и что?
- Все просто. Через пару дней, в канун Ночи Личей, Путало должен принести чудищу все, что тому требуется - еду, ремонтные материалы и всякое прочее имущество, в заранее условленное место. Дракон прилетит туда ровно в полдень. У вас будет буквально несколько мгновений для атаки - да вы сами знаете, как и когда это делается. Ваша задача - умело спрятаться и устранить всякие следы своего присутствия. Тварь не должна вас учуять, но колдовать не следует. Проследите также, чтобы никто не колдовал на вас, и не пейте никаких составов из синтезированных продуктов - твари это очень хорошо чуют. Ну да ладно, бараны беспокоятся, пора за дело. Вы точно согласны? Все таки девятьсот - большая сумма.
- За Единственного Герцогского, господин Трэсерде, - молвил кабаноголовый. - Никаких денег не жалко. Пойдемте.
Насилу уж дождался он, пока Трэсерде и компания удалятся и подкрался к каменюге. Неспроста глазели экскурсанты!
С гребня открывался вид в высшей степени зловещий - сперва бурая земля с островками снега, потом иссохшая растительность, а затем - спаленные просторы, покорябанные, заваленные каким-то ломким хламом и горелыми ошметьями. Завершала картину, будто списанную с полотен Босха, шишка черного холма, венчавшего пологую гряду, от которой в воздух подымалась ленивая одинокая струйка кефирного дыма...
Оторвавшись от зрелища и переведя дух, профессор, однако, обнаружил, что не имеет никакого представления, куда подевалась “тургруппа” - следы вели по снегу к границе черной земли и пропадали на ней бесследно. Можно было, конечно, повернуть с легким сердцем назад, и скоро греться в “Собаке”, но... дракон же. Да еще Единственный Герцогский! Профессор согнулся, подобрал полы пальто, и засеменил в сторону холма с кефирным дымом. Шел он довольно долго, и, хотя сторожко глядел по сторонам, появление Биплоза Могучего стало для него неожиданностью, причем не больно-то приятной неожиданностью. Тихий шелест крыльев, немножко горячего дыхания - и вот он, Биплоз Могучий, Единственный Герцогский Дракон, расселся на камушке величиной с парник...
Зверюга была габаритами с КАМАЗ, если не считать длинного гибкого хвоста с раздвоенным концом.
Профессор был ослеплен сиянием чешуи на груди и крутых боках, поражен блеском радужных пластин на крыльях, которые дракон, будто красуясь, развернул во всю ширь, до глубины души устрашился огромных когтей, с хрустом дробивших камень.
- Хорош? - спросил он, сочным голосом, бия себя хвостом в грудь.
- А?.. - слабым голосом переспросил профессор, просто чтобы увериться в собственном существовании.
- Хорош, я спрашиваю? - повысил голос Могучий.
- Весьма! - искренне ответил Егор Вадимович.
- Неправильно! - отмел дракон. - Надо сказать - прекрасен! Следует говорить - великолепен! Надлежит отметить - э-э... да что там, молодец я все-таки. Ты кто таков?
- Я - Егор Вадимович, - “да эта зверюга тщеславна. Все-таки до чего же он большой!.. Все-таки он со мной заговорил, может, еще и выпутаюсь...”
- А я - Бисплоз Могучий. А что ты здесь делаешь?
- Понимаете ли, - запнулся профессор, путаясь в словах и пальто. - Там экскурсии делают... К вам сюда. Вот я и... посмотреть пошел. А тут - вы.
- Чего, говоришь, делают? Экс-курсии учудили? Надо разобраться Ну так и чего же ты хочешь? - поинтересовался дракон, почесывая шею когтем задней лапы совсем по-кошачьи. - Логово драконье посмотреть? Камушки драгоценные потрогать?
- Нет, Могучий, не хочу. Позвольте мне...
- Конечно, хочешь. А вообще - чего я тебя спрашиваю. Короче, так - ты сейчас идешь ко мне в гости, а потом я тебя отношу назад. Вопросов и пожеланий у тебя, конечно, нет. Полетели.
Дракон хлопнул для пробы крыльями, выпустил клуб дыма, приподнялся в воздух, описал круг, подхватил Егора Вадимовича за шкирку и понес.
Логово оказалось просторным и довольно комфортабельным и уютным. Правда, с мебелью туговато - дракон предпочитал нежиться на кучах монет и камней, ему-то что, он бронированный... Профессор обосновался на камне для заточки когтей и с большим пиитетом стал смотреть на Биплоза Могучего.
Единственный Герцогский Дракон некоторое время похвалялся камнями и геммами, не открывая, правда, их происхождения, а потом подозвал человека к себе и показал "замечательнейшую штуковину. За большие бабки купил". Штуковина помещалась на выходе из пещеры - на центральном выходе, представляла собой изрядных размеров раковину и испускала тот самый равномерный жар, который поразил профессора, пояснив “негоже самому всю дорогу дышать, напряжно очень, вот и отоварился”.
Далее дракон ударился в воспоминания, например, такого рода:
- Лечу я как-то раз в свое гнездо с добычей. Смотрю - идут ко мне в гости пять приключенцев. Я перед ними на склоне уселся, и говорю - здравствуйте, мол, я Биплоз Могучий-Ужасный-и-Свирепый. А вы кто будете? Они мне - мы, дескать, приключенцы, денег и славы ищем. Здорово, что ты нам попался, не придется на кручу за тобой лезть. А зачем, спрашиваю, я вам - так просто, из чистого любопытства спрашиваю. Как зачем, дивятся прохвосты, мы тебя поймаем, порубим на куски и в долину снесем - оркам продадим. Нам с того профит выйдет. А сокровищ вам, часом, не надо? - я им этак небрежно говорю. А у тебя, - они мне нагло отвечают, червяка, разве что-нибудь кроме собственного помета есть? Почесал я тут спину, и говорю: вы, братцы, шутите, наверное. Это я вас оркам на мясо продать могу, но не наоборот. Э, - гнут они свое, - понты кидаешь, земноводное, куда тебе до нас. Так они, пока я их не сходя с места жарил, ни до чего и не додумались. Нет предела человечьей глупости!..
- Но беда со мной приключилась. Приходят раз ко мне на исходе лета господа все в черном, стучатся так вежливенько, и говорят, мол, мы - жилищная комиссия, сударь Биплоз, время аренды истекло. Я выползаю, здороваюсь, “В чем дело?” - спрашиваю. А они мне кожу свиную под нос суют - мол, вы, сударь Биплоз, эту пещеру когда занимали, то клялись тогдашнему владыке этих мест, что через тысячу лет отсюда съедете, очистите, значит, жилплощадь. И на пергамент сей торжественно коготь возлагали. Было дело? “Было” - я им, - “Но только того владыки кости давно гулы съели и памяти о нем и его царстве не осталось”. Э нет, говорят они мне, дудки, господин дракон. Срок аренды – тысяча лет, он истек, и теперь мы вольны вас уплотнить как нам угодно – или извольте выметаться. А то - идемте обратимся к Самому Главному, он вам то же скажет. Обратились, а он и говорит - я, милостивый государь, вам сочувствую, но только закон не на вашей стороне. Придется вам очистить территорию, а то по закону выселить вас придется. “Ну хорошо, - отвечаю я. - А кого селить-то будете?” “Нынче, говорят мне в ответ, мы новую жизнь строим, народу много надо, с удобными пещерами напряженно, а надобно полезных государству лиц где-то селить. Так что придется вам, господин хороший, потесниться - вселим мы к вам семейство оборотней, сфинкса и еще одного видного некроманта”. Добро - поселили их всех. Пришлось, конечно, потесниться, но ничего. Так ведь они же жить путно не хотят - то ковер восточный, я его у одного мудреца отобрал, пропьют, то золотишком моим поживятся. Я им - мол, мое это, а они - дескать, ты грабитель и убивец, нахапал добра у кого пришлось, кровопийца. “Позвольте - я им, - а сами-то вы кто? Сами-то чем занимаетесь? Я, что ли, давеча пол-деревни в ходунов превратил и другую половину резать заставил? Я, что ли, купцов мимоезжих приел на прошлой неделе?” А они знай свое - ты гад и грабитель, для себя воровал и убивал, а мы - только по необходимости, чтобы народу лучше жилось... Только сфинкс среди них и был нормальный, да и его после съели - умный больно, говорят. Говорят, загадки неправильные загадывал, не прогрессивные. Эх, чего там. Съехал я - что смог, то унес, а остальное с кручи побросал. Такая пещера была обжитая - а тут на тебе, уплотнили...
- Да, печально, - согласился профессор. Сам он четверть века прожил в немалонаселенной коммуналке на Лиговском, помнил свои чувства по поводу вселения в кооператив и приблизительно представлял себе, что испытывает лицо, подвергшееся обратной процедуре, вместо, скажем, чтения книг в уединенной тишине вынужденное воевать с алкоголиками-соседями, норовящими плюнуть в суп, экспроприировать чужое пальто с целью обмена на жидкую валюту и, допустим, развесить в вашей комнате грязное белье - ты, “очкастый”, козел, и не вякай, а то я милицию вызову, что ты тут притон развел и самогон варишь. В нашенской, значит, квартире коммунальной...
- Гадкое нынче время для драконов. Обленился я, отяжелел. Прижился в пещере своей, пригрелся. Когда ведь я туда въезжал, кругом на сто верст живых было душ по одной на каждый зуб - леса дикие, глухие, места горные, нехоженые. Не понравилось бы мне тут - захотел бы и переехал где по нраву придется. И никто мне не указ. А теперь-то что - каждый сам по себе крут без меры, и пожечь-то никого без разрешения и этой, как бишь ее, ли-цен-зи-и, не позволяется... Хорошо хоть вот герцог меня приютил, позволил тут осесть, пещеру вот предоставил. Шут с ними, с экскурсиями этими. Я, собственно, договаривался так, что герцог меня всюду представляет как свою собственность и окрестные трактиры будут народу показывать мою пустошь - знаешь, как я умаялся, пока этакие дали выжигал? - да чего уж там. Пусть будут экскурсии. Все-таки лучше, чем с некромантом сумасшедшим. Он же как - он днем спит, а по ночам летучей мышью летает и деревни потрошит, какие местное начальство укажет - где, как он говаривал, “крамола зацветает”. Просыпаешься - глядь, а у порога свежие косточки. Знаешь, как я радовался, когда эту площадь предоставили? Тесно, конечно, и очень уж до людей близко, но все же лучше, чем извозчиком работать на чужбине...
Профессор уже подумывал, где бы ему тут пристроиться поспать, когда дракон, видать, выговорился и сказал:
- Однако, так ли, этак ли, а надо бы тебя домой отнести, так? Ну, значит, и полетели. Вылазь пока наружу, а я потом.
Дракон некоторое время чем-то лязгал внизу, бурчал и плевался, а потом вылетел на свет божий и спросил:
- Ну что, поехали?
- Поехали, - храбро ответил Егор Вадимович.
И поехали. На сей раз профессор не опасался беды, потому что Единственный Герцогский оказался мировым парнем, хотя и немного занудой, но ведь его понять можно - вряд ли кто-то из местной публики, отягощенной, видать, всяческими предрассудками, горел желанием беседовать с Биплозом, которого уж наверное не за красивые глаза прозвали Могучим-Свирепым-и-Ужасным.
Ветер свистел в ушах, солнце садилось в морозной дымке прямо по курсу, пролетели незаметно выжженные добросовестным драконом пустоши, потянулся заснеженный лес. Вскоре, уже в сумерках, Единственный Герцогский опустился наземь на обочине дороги и указал лапой на близкий поворот:
- Тебе туда.
В подлеске что-то хрустнуло, профессор вздрогнул и попомнил с некоторым удивлением о своих страхах сегодняшним утром.
- Постойте, почтенный Биплоз! - вспомнил он вдруг собственноручно написанное тогда объявление. - Но ведь в трактирах организуются еще и охоты на вас!
- Как? Охоты? - переспросил озадаченный дракон. - На меня? Точно?
- Точно. Цена тура высока, но такая услуга есть. Надо еще получить герцогскую лицензию...
- Герцогскую лицензию? - гневно молвил Биплоз, размахивая хвостом. - Герцогскую?! Лицензию?! Да я... да я это герцогство!..
И вдруг утих.
- Нет, - сказал он тихо. - Нет, все-таки герцог мой благодетель. Я сделаю лучше! Я из первого, кто сунется, такое сделаю! О-хо-хо, надолго они меня все запомнят!
- Господин Биплоз, а ведь уже нашелся и покупатель. Только сегодня какой-то мерзкий господин договаривался с проводником заманить вас в ловушку и убить.
- Чего-о!?
- Да, да, да. К господину Трэсерде - он в "Собаке" проводник - подходил некто, и сулил кучу денег за возможность укокошить Единственного Герцогского. Так он и сказал!
- Любопытно. Как его зовут?
- Я не знаю, господин дракон. Но у него кабанье рыло, шпоры на руках и запах гадкий от него.
- Шпоры на руках? - встревожился дракон. - Ты сказал - шпоры? Это интересно! Это, знаешь ли, наводит на мысли! Хм-м, шпоры! Где и у кого я мог видеть такую штуку?
Огромный дракон поразмыслил и заявил:
- Тут наверняка не без заговора, но я разберусь. Хо-хо, пусть приходит этот, со шпорами! Ужо я распотешусь! Ну ладно, человечек добрая душа, заболтался я с тобой. Будет нужда - заходи. Всего хорошего! - и, кругами набрав высоту, улетел восвояси.
Профессор помахал рукой вослед и пошел в трактир. Прошел он ровным счетом пять шагов, и из лесу наперерез ему вышли Трэсерде с дубинкой в руках и неизвестный гражданин весь в железе...
Отчего-то у Егора Вадимовича появилось ощущение, что его сейчас будут бить, а может быть даже и убивать.
- Что же это вы так? - укоризненно попенял Трэсерде. - То экскурсию нашу выслеживаете по сугробам, то драконам разным секреты разбалтываете. Нехорошо это, однако - честным бизнесменам дело портить. Мы тут, понимаешь, герцогскую казну понемногу наполняем, а ты нам дело портишь.
- Как это так? - спросил профессор, чтобы потянуть время, и незаметно озираясь.
- А очень просто. Вот товарищ хочет на дракона поохотиться, мы ему предоставим такую возможность, он бы туда нежданным гостем явился, а теперь вот... В любом случае - если бы Биплоз его съел, так деньги вперед, не обижайтесь, почтенный; а коли нет - так казна все одно свое получит. Я не знаю, где именно вы нас подслушали, мне это неинтересно и к делу не имеет отношения. Не обижайтесь, господин хороший - пора вам в дом с деревянными стенами и крышей.
- Мы не держим на вас зла, но ничто не должно помешать нашим планам, - прогундосили из-под забрала, и по голосу профессор определил, что этот гражданин и есть тот самый с костяными шпорами.
- Приступайте, почтенный, - сказал Трэсерде, делая широкий жест в сторону Егора Вадимовича. - А я помогу по необходимости.
Кабаноголовый легко размахнулся длиннющим мечом, профессор бросился было бежать, но не успел. Он успел крикнуть, прежде чем холодная сталь вошла в его позвоночник. Егор Вадимович неуклюже упал лицом вперед, и, казалось, волна тьмы и забвения, покатившись от затылка ко лбу, сокрыла по очереди все, что существовало... Потом оно забурлило, и не стало уже ничего.

5.
Долгая, долгая, долгая муть. Пена. Мрак. Все кружится. Потом возникает некто большой и при бороде, хмурый и озабоченный.
- Как же это тебя так угораздило? - спросил неизвестный с интонациями няни в детском садике, которую опечалила дитятя. - Вот что теперь с тобой делать?
- А вы, собственно, кто такой? - прохрипел профессор, понемногу приходя в себя. Болела спина, кругом была муть и хаос.
- Я? Твой автор, конечно. Кто еще с тобой стал бы разговаривать?
- Как это - автор?
- Очень-очень просто, - издевательски сказал тот, с бородой. - Ну так и что же мне с тобой делать теперь? В деле с драконом все решится теперь и без тебя, я так понимаю... Ладно, пошлю-ка я тебя за артефактом. Только вот вопрос - за каким? За драконьими зубами - вроде, недалеко и неинтересно. За каким-нибудь Камнем Глупости – далеко и опасно... Чтобы такого придумать-то?
- Не надо мне артефакта! - возразил профессор.
- Молчи! А то сейчас за Сароньим Навозом пошлю! - пригрозил автор.
- Не буду я молчать!
- Нет, будешь! Ты вообще убит, ты валяешься на дороге близ "Собаки" с разрубленным позвоночником. Тамошний уровень медицины не позволяет тебе выжить. Все.
- Нет, не все!..
- А я сказал - все. Сейчас придет великий чародей, вылечит тебя и даст поручение. Только этим я могу тебе помочь.
- Но я не хочу!
Борода, однако, исчезла, и явилась комната в "Собаке". Дверь отворилась, и вошел товарищ в синем балахоне и круглой шапочке, старый и подслеповатый. Старца вел под руки полковник Щитников.
- Ох, милай, ты, я гляжу, продрал очи-то! - обрадовавшись, заскрипел старик. - Это, сынок, хорошо...
- Товарищ волшебник, вы что-то хотели сказать ему, - почтительно напомнил начальник цикла.
- Да, точно, что-то я ему хотел сказать, да вот, забыл. О-хо-хо! Склероз, молодые люди, и от этого наука заклинаний еще не придумала. Ну, до встречи, молодой человек, поправляйтесь...
Старец, трясясь, удалился. А профессора сморило.
- Черт, не надо было его делать таким маразматиком! – разъярился бородатый, узрев профессора. - Но ты у меня все равно пойдешь!
- Не хочу! - возразил профессор.
- А мало ли чего ты хочешь! Дракона смотреть хочешь? Тайны чужие слушать хочешь? А отвечать он, видите ли, не хочет. Вот сбагрю тебя некромантам, тому же кабаноголовому, он тебя живо по струнке ходить научит...
- Не пойду я ни за каким артефактом! Мне дракона спасать надо!
- Ничего тебе не надо, дурень!
- Сам дурень!
- Сперва мечом владеть научись, а потом уже!..
- А что ты думаешь - и научусь! И получше некоторых!
- Ну все, хватит.
- Нет, не хватит. Не хочу никаких артефактов! И полковник не хочет! Мы оба не хотим!
- А меня волнует, чего вы там себе хотите? Я о вас же, дураках, забочусь, вы без меня пропадете же! Я же вам дорогу мощу, путевку, можно сказать, в жизнь даю! Для вас же стараюсь!
- Мы с Сергеем Ивановичем, - постарался посолиднее сказать Егор Вадимович. - Мы с Сергеем Ивановичем проложим себе дорогу сами.
Автор хмыкнул.
Профессор внезапно подумал, что вся сцена походит на диалог нерадивого шестиклассника с родителями. И напер:
- Когда мы немного встанем на ноги, то решим, какую дорогу избрать!
- Решите? - внезапно и подозрительно успокоился бородатый. - Хорошо, решайте. Я посмотрю. Но на помощь мою более не рассчитывайте. Посмотрим, что вы сможете сделать без посторонней помощи! Выкручивайтесь отныне сами! Салют!
И вновь - комната в “Собаке”. У кровати сидит полковник.
- Ну ты и бредил! - сообщил он. - Колдун этот к тебе в голову, говорит, слазил, дух, говорит, у этого человека малость того, с присвистом, всю жизнь он находился под давлением, всю жизнь полагал, что за него подумают и сделают, а теперь вот с ума сходит... От свободы - говорит - такие вещи порою приключаются. Только они обычно бывают во времена туманов и снегопада - куда ни глянь, всюду шиш да пустота, и никто не шепнет нужного слова и не толкнет в нужную сторону. Короче, долго так разорялся, пророчествовал, но тебя-то вылечил, а мне больше и не надо. “Спасибо, дед, - говорю. - За кореша моего, и будь здоров”. Он и ушел было, а потом, у выхода уже, застрял в дверях, и что-то будто припоминать начал. “Мне, - говорит, - Надо этому доброму молодцу пару слов сказать, токмо я по старости не помню, каких. Может, когда гляну – вспомню”. Но не вспомнил. Может, оно и к лучшему. Ух, Вадимыч, ну ты меня и напугал. Хорошо хоть, что этот старикан случился, а то спал бы ты сейчас в метре под землей. Что с тобой было-то?
Профессор рассказал.
- Вот оно, значит, что. А тут приходили какие-то товарищи, спрашивали, как ты, можешь ли говорить, и сейчас внизу своими делами занимаются. Говорят, из Охраны Редких Зверей.
Егор Вадимович основательно задумался, но в голове все мешалось и ничего путного из этой затеи не вышло.
- А что, собственно случилось? - спросил он невинно.
- А это тебя спросить надобно. Я знаю только, что нашли тебя неживого вблизи трактира на дороге, отдали этому старикану, а потом принесли каких-то двоих, совершенно зажаренных - одного, трактирщик, кстати, опознал - этот типус, говорит, к дракону экскурсии водил, а второго сейчас товарищи из ОРЗ потрошат. Амулеты какие-то подмышку суют, травки воскуряют...
За выяснением всех обстоятельств дела прошел и этот день – уже второй с момента ухода Рольфа и Корста. Ему на смену явился другой.
Профессор все это время был страшно занят - рассказывал, что знал, всем желающим и выздоравливал, и странные слова, слышанные памятным утром на опушке близ драконьих пустошей, пришли ему на ум уже в сумерках, когда в доме стали укреплять ставни и запирать их как можно основательнее, а внизу началась суета и пришел полковник, сообщивший, что за какой-то нуждой в зале навалили осиновых кольев, пакли и палок с серебряными наконечниками...
Ночь Личей - именно ее вспоминал покойный Трэсерде. Именно она должна была настать нынче.
Еще не стемнело, а Егору Вадимовичу, праздно возлежавшему на топчане при скудном освещении, послышалось, что в шум развоевавшейся пурги вклинился какой-то посторонний звук, долгий, унылый и мучительный.

~продолжение следует~